Фантомас и пустой гроб - Марсель Аллен

— С кем имею честь? — осведомился мэр.

Жюв поклонился:

— Напротив, господин мэр, это честь для меня… Я из муниципальной полиции Парижа, приехал сюда по делу.

Глаза у мэра полезли на лоб.

— У нас тут все спокойно, — забормотал он, — живем тихо-мирно, зачем нам полиция? Ну да все равно, милости прошу! Не хотите ли стаканчик очищенной?

— Нет, нет, благодарю…

— Тогда стаканчик кальвадоса? Уж от него-то вреда не будет!

— Ну, разве что кальвадоса…

Через минуту мэр с посетителем уже сидели в большом золе мэрии, который в этот день как раз использовался для просушки белья, и чокались кальвадосом, как лучшие друзья.

— Так что же вас привело в наши края? — осведомился Жозеф.

Жюв не торопился с ответом. Он пил яблочную водку маленькими глотками, с видом знатока прищелкивая языком. Наконец он сказал:

— Это странная история… Я приехал по поводу визита, который вам нанесли в субботу.

— В субботу? Никого не видел…

— А господин из Парижа?

— Никого не видел. Слово нормандца!

«Так, так, — подумал Жюв, — выходит, тот человек солгал, сказав вознице, что приехал к мэру». И, делая вид, будто только сейчас припомнил, полицейский поправился:

— Точно, точно, — это было не в субботу, а в понедельник!

— В понедельник — другое дело… В понедельник приходил… этот, как его… господин Мариус! Справлялся о сиротке, что жил на ферме у Клеманов.

«Интересно, — подумал Жюв, — Себастьян Перрон мне не сказал, что его друг детства посещал Клеманов дважды…»

— Так вот, — сказал он вслух, — я приехал по тому же делу — но делу об этом ребенке. Он ведь умер, не так ли?

— Может, да, а может, и нет.

— Говорят, будто он утонул?

— Говорят… Клеманы говорят…

— Хитрецы эти Клеманы! — закинул удочку Жюв.

— Ого, еще какие! — согласился мэр.

Жюв понял, что он на правильном пути. Он продолжал:

— Хитрецы-то — хитрецы, а не подумали, что в окрестности нет даже лужи, где мальчишка мог бы утонуть…

Жюв блефовал, но ему везло: он снова попал-в точку. Мэр так и зашелся от смеха:

— Это точно! Ох уж эти Клеманы! Об этом они не подумали!

Внезапно он перестал смеяться и с подозрением взглянул на своего собеседника:

— А вам, собственно, какое дело до всех этих историй? Я тут перед вами разболтался, а вы мне даже не сказали, чего вы, вообще-то, добиваетесь?

Жюв пожал плечами с равнодушным видом:

— Ничего я не добиваюсь. Мое дело — написать рапорт. За тем и приехал… Клеманов я в глаза не видал. Они говорят, что ребенок утонул, я и напишу, что утонул… Мое дело маленькое!

Его слова успокоили мэра.

— Первое дело, — сказал он, — чтобы ни у кого не было неприятностей. Верно? Клеманы — мои родственники. Разве они виноваты, что мальчишка исчез? Зачем нам неприятности? Я здесь все устроил по-хорошему. А уж вы сделайте милость, порадейте, чтобы и они там, в Париже, прикрыли дело… Ну, еще по кальвадосу?

— Где одна рюмка, там и вторая, — ответил Жюв, не моргнув глазом.

Они снова чокнулись.

— Неприятностей не будет… — продолжал полицейский доверительным тоном. — Вот только одна закавыка: тело так и не нашли?

Толстый Жозеф огорченно вздохнул:

— То-то и оно, что нет… А вы не можете написать, что, мол, тело съели лисицы? Здесь в окрестностях много лисиц…

Жюв с сожалением покачал головой:

— Насчет лисиц могут не поверить…

— Ну, тогда — что тело упало в колодец?

— Гм…

— Или в печь для обжига извести?

— Печь, пожалуй, подойдет, — согласился Жюв. — Это неплохая мысль, Я возьму ее на заметку… Да, так и напишу: ребенок, мол, упал в печь для обжига извести, потому и тела не нашли… Ну, а Клеманы? Что мне о них написать?

— Замечательные люди! Честняги, каких мало! Напишите, что, мол, не пьют и не едят от горя — так убиваются по малышу! Но еще напишите, что они реакционеры… А то скоро выборы, нечего делать рекламу! Сам-то я прогрессист…

— Хорошо. Я понял.

— Вы умный человек! — сказал мэр.

— Хе-хе… — скромно ответил Жюв.

Толстый Жозеф задумался.

— Есть еще одна закавыка, — пробормотал он. — Папаша Клеман сказал этому господину из Парижа, что мальчишка пропал утром. Однако все в деревне знают, что это не так… Надо бы в вашем рапорте это дело уточнить.

— Конечно! — подтвердил Жюв, весь превратившись в слух.

Жозеф взъерошил свои и без того стоявшие дыбом волосы.

— Так вот. Напишите; мальчишка пропал в субботу. Клеманы сначала ничего не сказали — думали, он отправился куда-нибудь с приятелями. И только в воскресенье подняли тревогу. Но пропал-то он в субботу!

— Так и напишу! — заверил его Жюв.

Выйдя из мэрии, он направился на ферму Клеманов. Но там он не узнал ничего нового. Клеманы только подтвердили то, что сказал мэр. Через час Жюв уже сидел в вагоне скорого поезда, мчавшего его в Париж. Вид у комиссара был озабоченный. «Дело все более осложняется, — думал он про себя. — Направляясь в Лизье, я был почти уверен, что ребенка убил Дроп… А теперь получается, что его похитил собственный отец — Себастьян Перрон! Его доверенное лицо Мариус побывал в Тилли в субботу, и как раз в этот день маленький Юбер исчез. Версия о том, что он якобы утонул, оказалась басней. Значит, следует предположить, что его похитили. И похититель, скорее всего, — посланец Себастьяна!»

Выстроив эту новую и тоже безукоризненно логичную версию, Жюв успокоился. В Париже он вышел из вагона уже в хорошем настроении.

— Все-таки хорошо, что Поль Дроп оказался невиновным! — бормотал он себе под нос. — Ведь в его руках жизнь и выздоровление нашей дорогой Элен. Что же касается Себастьяна Перрона… Каким бы сановником он ни был, ему предстоит убедиться, что с Жювом шутки плохи!

14. ШАНТАЖ

Прошли сутки с того дня, когда Жюв ездил в Лизье.

Судья Перрон, как обычно, сидел в своем кабинете и пытался вникнуть в суть лежавшего перед ним судебного дела. Но мысли его были далеко. С тех пор как письмо Мариуса известило его о гибели Юбера, Себастьян изменился даже физически. Его спина сгорбилась, глаза погасли, печать глубокой печали лежала на его еще красивом лице.

В дверь постучали, и служитель доложил, что господина председателя суда хочет видеть какой-то человек по личному делу. Себастьян Перрон встрепенулся: ему теперь казалось, что все дела и все посетители имеют отношение к тем бедам и заботам, которые заполняли его мысли и все его существо.

— Просите! Пусть войдет! — поспешно приказал он.

Дверь отворилась, но какое-то время никто не появлялся. Затем показался посетитель, но, странное дело, он вошел, пятясь задом. На секунду он задержался на пороге, словно заканчивал разговор со служителем, оставшимся по ту сторону двери. Затворив дверь, посетитель повернулся, и судья увидел его лицо. Вернее сказать, лица у вошедшего не было: вместо лица на Себастьяна глядела черная маска с прорезями для глаз!

Сделав два шага по направлению к столу председателя, человек резким движением сбросил шубу, накинутую на его плечи, и оказался затянутым в черный костюм, плотно облегавший его мощную фигуру.

Крик ужаса застрял в горле у Себастьяна Перрона.

— Фантомас… — прошептал он побелевшими губами.

При этом ужасном имени словно тень смерти легла на все окружающие предметы и свет померк в тихом, уединенном кабинете председателя суда.

— Фантомас…

Произнося это имя, Себастьян, казалось, слышал грозный гул, в котором сливались голоса бесчисленных жертв, их мольбы и стоны, крики раненых, хрип умирающих…

— Фантомас…

Да, именно с ним, Гением злодейства, Королем ужаса, Мастером пыточных дел, оказался лицом к лицу судья Себастьян Перрон!

Черная фигура между тем продолжала приближаться. Злодей не торопился и не опасался, что судья позовет на помощь, вызовет охрану… Как всегда, он был уверен в своей безнаказанности, в том парализующем чувстве ужаса, который неизменно вызывало его появление. В его хорошо рассчитанных движениях даже чувствовался какой-то автоматизм, как у актера, в сотый раз играющего хорошо известную роль.

Вдруг он заговорил:

— Ни слова, господин судья, и ни одного лишнего движения! Не пытайтесь нажать на звонок — я перерезал провод. Не пытайтесь позвать служителя — я дал ему хорошие чаевые и приказал убираться подальше. Не вынуждайте меня прибегать к крайним мерам, ибо я не сторонник насилия и прибегаю к убийству только в случае необходимости… К тому же, мне надоело убивать и, что бы там обо мне ни говорили, мне это не доставляет особенного удовольствия. По отношению к вам я не имею дурных намерений. Я пришел, чтобы поговорить… Простите, я забыл еще об одной предосторожности…

Сказав это, зловещий посетитель подошел к двери и запер ее на задвижку. После чего уселся перед столом председателя.