Великий Гилельс - Елена Федорович

Гилельс. В начале 1960-х гг. (не позднее первой половины – середины 1962 г.) Гилельс написал Г.Г. Нейгаузу письмо, в котором он просил Генриха Густавовича не называть более его своим учеником, так как он считает себя только учеником Б.М. Рейнгбальд.

Существуют сведения о том, что письмо Гилельса не было его инициативой, а явилось ответом на письмо к нему Г.Г. Нейгауза, в котором тот просил прощения за невольно нанесенные Гилельсу обиды и призывал к примирению. Гилельс навстречу не пошел и в примирении отказал89.

Г.Г. Нейгауз в это время жил в квартире у С.Т. Рихтера и Н.Л. Дорлиак90 (отсюда – предположительная дата письма: в октябре 1962 г. он получил квартиру и уехал от Рихтеров). Это письмо он показал С.Т. Рихтеру, Н.Л. Дорлиак и С.Г. Нейгаузу. Больше он никому о письме не говорил, даже своей дочери М.Г. Нейгауз (по свидетельству М.В. Лидского, которому это известно от наследников Нейгауза)91. Гилельс вообще никому о письме не говорил (во всяком случае, об этом нигде не упоминается). Г.Г. Нейгауз попросил свою последнюю жену С.Ф. Айхингер уничтожить это письмо, что она после его смерти и сделала. Как справедливо заключает М.В. Лидский: «Иначе говоря, и отправитель, и адресат хотели оставить это дело между собой – такова была их недвусмысленно выраженная воля»92.

Не вызывает, однако, сомнений то, что ученикам Нейгауза, во всяком случае, самым близким, входящим в московский круг его постоянного общения, каким-то образом об этом стало известно – от самого Г.Г. Нейгауза или от С.Т. Рихтера, в данном случае это неважно, – иначе нельзя объяснить многозначительное «разумеется» в дневнике Рихтера. От Гилельса отвернулись. В широких кругах музыкантов этого не знали.

Но в конце жизни С.Т. Рихтера этот эпизод сначала был упомянут в воспоминаниях Н.Л. Дорлиак, а затем его дневники оказались в руках Б. Монсенжона, который сначала сделал фильм «Рихтер непокоренный», а затем издал книгу «Рихтер. Дневники. Диалоги». Эта книга, в отличие от воспоминаний Дорлиак, имеет широкое хождение в среде творческой интеллигенции.

В ней рассуждения Рихтера о Гилельсе, уже частично процитированные здесь, продолжаются следующим образом: «С Нейгаузом он повел себя отвратительно. Под конец жизни Нейгауза он совершил по отношению к нему очень жестокий поступок: написал в газетах и лично Нейгаузу, что никогда не был его учеником. Отрекся от него. Нейгауз уважал его, был с ним очень искренен, разумеется, иногда и критиковал. Доброжелательно, как он критиковал и меня. Из-за своей обидчивости Гилельс не переносил ни малейшей критики. Этого оказалось достаточно, чтобы толкнуть его на непростительный шаг. Всем в Москве было известно, что он учился у Нейгауза. Эта история вызвала возмущение. Что касается меня, то, когда я это узнал, я перестал с ним здороваться. Потрясенный Нейгауз вскоре умер»93.

Этому эпизоду из воспоминаний Рихтера уже посвящен критический разбор в статьях А.С. Церетели94 и М.В. Лидского95. Кроме своих соображений, приведу также их основные аргументы, поскольку сборник «Волгоград – фортепиано – 2004», в котором помещены их статьи, издан маленьким тиражом, и его трудно достать.

Прежде всего, С.Т. Рихтер, по-видимому, нарушил предсмертную волю Г.Г. Нейгауза, выраженную в просьбе уничтожить письмо, самим фактом публикации этих сведений (или согласия на публикацию – ведь он сам отдал дневники Монсенжону). «По-видимому», а не наверняка – потому, что гипотетически нельзя исключить и того, что Нейгауз ему поручил огласить эти сведения много лет спустя (хотя, конечно, вряд ли). Но даже и в таком случае надо было бы писать как минимум правду, а данный эпизод в изложении Рихтера просто изобилует нестыковками.

Что значит «написал в газетах»? Как справедливо замечает А.С. Церетели, опубликовать какое-либо письмо в газетах в СССР в 1962 году мог бы, наверное, только генеральный секретарь ЦК КПСС. Да и просто: этого не было, ни в каких газетах Гилельс ничего такого не писал и вообще никому об этом не сказал.

Дальше – еще хуже: «Потрясенный Нейгауз вскоре умер». Это уже серьезное обвинение; написано так, что невольно напрашивается причинно-следственная связь: Нейгауз умер именно в результате этого письма (раз «потрясенный»). Но это неправда даже по времени («вскоре») – письмо написано, самое позднее, в середине 1962 г., что следует из самого факта проживания Нейгауза в это время у Рихтера, а Г.Г. Нейгауз умер в октябре 1964 г. И почему именно письмо Гилельса стало причиной его смерти, а не мытарства с квартирой, например, да и мало ли могло быть еще причин, ухудшивших течение давнего сердечного заболевания.

Насчет того, что Нейгауз критиковал Гилельса доброжелательно и так же, как и Рихтера, – явная неправда, по поводу этого А.С. Церетели и М.В. Лидский приводят множество убедительных аргументов, в том числе тех, которые помещены и в этой статье, поэтому сошлюсь только на один, самый близкий нам по времени. М.В. Лидский ссылается на слова Генриха Нейгауза-младшего (внука Г.Г. Нейгауза), сказанные им недавно: «Насколько дед с отцом обожали Рихтера, настолько недолюбливали Гилельса. Вот он и отвечал им “взаимностью”… Я уверен, если бы не конкуренция Гилельса с Рихтером, мы все много выиграли бы…»96.

Слова о том, что Гилельс не переносил ни малейшей критики, опровергаются хорошо известными фактами: он неоднократно, будучи уже всемирно признанным пианистом, обращался к старшим коллегам с просьбой послушать его и сделать ему замечания. В частности, И.В. Никонович приводит в воспоминаниях о Софроницком эпизод, из которого следует, что Гилельс в 1950-е гг. просил Софроницкого прослушать его скрябинскую программу97. Гилельс осваивал Скрябина, а Софроницкий был первейшим авторитетом в его интерпретации. И уж, конечно, не комплиментов ожидал Гилельс от Софроницкого; напротив, немалую смелость надо было иметь, чтобы, будучи признанным артистом, нести на суд Софроницкого произведения Скрябина… Играл он также неоднократно К.Н. Игумнову и С.Е. Фейнбергу.

Наконец, слова о том, что Гилельс «отрекся от Нейгауза», в то время как «всем в Москве было известно, что он учился у Нейгауза», тоже выглядят в приведенном контексте очень странно. Гилельс, по-видимому, просил Нейгауза более не считать его своим учеником, так как Нейгаузу, как это следует из его письменных отзывов об искусстве Гилельса, последнее всегда не по душе. В интерпретации же Рихтера это выглядит так, будто Гилельс пытался совершить некий подлог: скрыть от всех, что он учился именно у Нейгауза, а его ловят за руку: «всем в Москве было известно…» (кстати, почему в Москве? Это было