Кондор принимает вызов - Сергей Соболев

Время буквально спрессовалось в эти мгновения, став ощутимым материальным фактором. Бушмин воспринимал действительность как в замедленной киносъемке.

Стоп-кадр: Володя Мокрушин высунулся в пролом. Что он собирается предпринять? «Калаш» в свободно опущенной правой руке, левая полусогнута в замахе. Решил зафигачить в «коллектор № 2» гранату?

В качестве титров к этому стоп-кадру промелькнула заполошная мысль: а вдруг свои? Реплика-то звучала по-русски, без акцента...

Следующий стоп-кадр: Мокрушин уже по ту сторону провала и по инерции, набрав силу в прыжке, проскользил на подошвах еще пару метров, одновременно приседая и пригибая голову к коленям. «Гостинец», надо полагать, уже кувыркается в воздухе...

Затем Бушмин увидел в стоп-кадре уже себя: в тот самый момент, когда Володя в акробатическом прыжке миновал опасный «перекресток», ротный успел занять его место у пролома и левой рукой исхитрился забросить в коллектор «Ф-1» — еще один «гостинец» полетел в черный зев тоннеля.

— В укрытие! — рявкнул Бушмин, отшатываясь от провала в стене. Хотя какое здесь, к чертям, укрытие...

И как оказалось, вовремя он убрался: вначале лопнула «эргэошка» — Володя рискнул-таки, и правильно, кстати, сделал, — а следом, через пару-тройку секунд, гулко бахнула «эфка». Из провала упруго ударило взрывной волной, дробно зацокала по противоположной стене мелкая крошка-шрапнель, рассерженным шмелем прожужжал рикошетный осколок.

Запоздалый комментарий ко всем действиям: мать-перемать! А вдруг все-таки братья-славяне?! Или, к примеру, жильцы близлежащих домов таким вот способом наносят друг другу гостевые визиты?

Некогда морщить лоб. «А ля гер ком а ля гер». На войне, сами понимаете, как на войне.

Грохнули из «акаэсов» оба, не сговариваясь, одновременно: Мокрушин стрелял с колена, Бушмин соответственно гвоздил сверху. Последовательно прощупали огненными щупами подозрительные холмики, затем в несколько коротких очередей прозондировали тоннель на всю его видимую длину — точнехонько такой же коллектор, по которому они прибыли на рандеву с неизвестными.

Почти одновременно клацнули затворы. Еще несколько секунд по сдавленному бетонными ребрами тоннелю испуганно голосило эхо, затем наступила оглушительная тишина.

Так же в унисон сменили магазины и, не сговариваясь, сложили приклады и забросили автоматы за спину.

— Кажись, все, — подал голос Мокрушин. — Две группы, человек шесть или семь...

— Гарас, страхуй с тыла, — распорядился Бушмин. Почему-то важно ему было услышать в этот момент собственный голос — а вдруг они все уже на том свете? — Надеюсь, все живы-здоровы?

— Я в порядке, — спокойно отозвался Гарас.

— Цел и невредим, — виноватым тоном сообщил Синцов.

— Все путем, «летеха», — решил успокоить сапера Бушмин. — Держались молодцом. Вот только надо разобраться, кого мы здесь завалили...

Обнажив стволы, ротный и Мокрушин отправились в боковой тоннель. Трупов оказалось семь: взрывы гранат в замкнутом пространстве коллектора превратили их в котлетный фарш. Выходит, зря только патроны на них тратили...

— Два «поводыря» с ночной оптикой, — прокомментировал шедший впереди Мокрушин. — Снайпер с «эсвэдэшкой»... Две «мухи»... У остальных «калаши»...

— "Чехи"? — с невольным замиранием сердца спросил Бушмин. Он все еще никак не мог уяснить, что к чему, — все «жмуры» были одеты в камуфляжные бушлаты и вязаные шапочки.

— А то кто? — удивленно ответил Мокрушин, склоняясь над очередным трупом. — Глянь, что я нашел...

Бушмин сдвинул окуляры на лоб, затем осмелился на несколько секунд включить фонарь. Сноп света выхватил из кромешной тьмы изумрудную повязку с арабскими письменами.

— Ясненько, — выдохнул застоявшийся воздух Бушмин. — Для них это была последняя «гастроль»...

— Смертники, — процедил Мокрушин. — А с ними славянин, русак или «западенец». Ну и хрен с ними, пусть теперь валяются в дерьме...

А еще через три часа на «перекрестке» прогремел мощнейший взрыв, закупоривший с двух сторон подземные коммуникации «чехов». И хотя на следующие сутки чечены плотно взялись за 1-ю роту ДШБ, с «черного» хода балтийских моряков уже никто не беспокоил.

Бушмин уже в который раз тщательно намылил руки — почему-то казалось, что на пальцах остались едва различимые следы крови. Поплескал в лицо ледяной водой, затем насухо вытерся полотенцем. Надо же, как его зацепила эта дурацкая история с «черным монахом»...

Стоило прилечь на диван, как тут же потянуло в сон. Краешком угасающего сознания подумал о себе в третьем лице: морскому пехотинцу опять снятся военные сны...

Обычный серийный кошмар: 1-я рота 2-го сводного десантно-штурмового батальона угодила в засаду под Аргуном. Стало быть, июнь девяносто пятого. Предгорья, знойное полуденное марево, колонна бронетехники беспечно втягивается в сырое мглистое ущелье — как приятно в такую жару оказаться в прохладной тени... Рядышком, на броне бэтээра, расположился Ваня Демченко, командир гранатометно-пулеметного взвода... Откуда он здесь взялся? Ивана подранили в Грозном, случилось это печальное событие зимой, и в составе 2-го ДШБ его попросту быть не могло. А сейчас, кстати говоря, он ударно служит в ОМОНе.

«Чехи», однако, не упустили свой шанс. Разом подожгли передовую и замыкающую машины — знакомый сценарий. Расчихвостили всю колонну в пух и прах...

Как метко охарактеризовал однополчанин состояние ужаса на войне: «волосы прорастают сквозь каску».

Опять подкорка подбрасывает ложные истории. Не было такого эпизода, и засады этой дурацкой не было! В 1-й роте не было безвозвратных потерь за все два месяца боев. Если не считать павших героев из числа прикомандированных матросов...

Скрепя сердце, стиснув зубы, подтянув потуже пояса...

«Кому становится совсем невмоготу, пишут рапорты и тихо уходят».

Кто сказал эти золотые слова? «Энша» бригады гвардии полковник Ларионов. Правильный, между прочим, совет. Бушмин им воспользовался. Потому что — невмоготу.

...Литанию за упокой павших во имя Отечества провел отец Софроний, настоятель Кафедрального Свято-Георгиевского Морского собора Балтийского флота.

Колонна ДШБ вновь пылит колесами и грохочет траками — как «летучий голландец». На этот раз по городскому асфальту, по знакомым с юных лет улицам и площадям. На броне однополчане, вот только лица что-то у всех пасмурные, без улыбок. Похоже, что в родном городе их не ждали...

Волосы прорастают сквозь каску...

Кому нужна была эта подлая война? Только не Бушмину. Но и у него руки в крови, черта с два теперь отмоешься!

А фигурки однополчан исчезают одна за другой. В воздухе слышится по временам странный звук, напоминающий звон лопнувшей струны. Раз — и нет человека. Снайпер, су-чара, лупит из-за укрытия. Он похож на «черного монаха». Хотя о его присутствии никто даже не подозревает. Откуда здесь взяться снайперу, город-то мирный? Чай не война на дворе, а мирный праздничный Первомай.

А что же гвардии капитан Бушмин? Почему не крикнет, не предупредит ребят об опасности?

Да откуда ему знать?! Он такой же слепец, как и все. К тому же его и самого неотвратимо затягивает в черную бездонную воронку...

Глава 2

Кабинет Казанцева, расположенный на четвертом этаже АКБ «Балтийский», был обставлен в соответствии с весом и деловым имиджем хозяина, но без показной роскоши. В простенке между окнами с армированными пуленепробиваемыми стеклами помещены два подлинных пейзажа Коро. Того самого знаменитого французского художника, про которого Наполеон ill будто бы сказал: «Чтобы понять Коро, нужно слишком рано вставать».

Банкир Казанцев был не только ранней пташкой, но еще и умел ценить искренность и чистоту настроения в художественных произведениях. Эти лирические пейзажи не отвлекали внимания посетителей от насущных проблем, но вместе с тем создавали необходимую эстетическую атмосферу.

Напротив него в кресле расположился Садовский, куратор художественных промыслов. Типичный клерк: учтивый, внимательный, расторопный. Волосы слегка набриолинены, посерединке проходит идеальный пробор, на переносице очки в роговой оправе.

— Алексей Игоревич, от Ломакина в последнее время поступают жалобы. — Садовский мельком сверился с лежавшим на столе гроссбухом. — На прошлой неделе, к примеру, были две проверки...

— Где именно?

— В «Балтийском янтаре»... И еще в мастерских на Пролетарской.

— Выяснили, кто инициировал проверки?

— В первом случае работала налоговая. А народные промыслы пытался прощупать УЭП. Оснований для тревоги нет, но все же...

— Опять этот Белицкий! — недовольным тоном перебил его банкир.

Казанцев нахмурился. Этот человек, вернувшийся несколько месяцев назад из столицы, определенно начинает действовать ему на нервы. Ястребом кружит над Янтарным комбинатом, сует свой нос в художественные промыслы... Нужно выбрать время, чтобы переговорить на эту тему с тестем. Или самому потолковать с начальником облуправления МВД Ракитиным, пусть слегка поумерит служебный пыл своего зама. А еще лучше будет, если они общими усилиями выживут этого хитрована Белицкого из Янтарного края, пусть проваливает обратно в Первопрестольную, нечего шпионить здесь и разнюхивать...