Крах династии - Сергей Шхиян

— Нет, — коротко ответил я, но и сам почувствовал, как это неубедительно прозвучало.

Стрельцы начали незаметно перемещаться в мою сторону. Бердыши пошли вниз. Вдруг наступившую тишину вспорол высокий, детский голос:

— Государь, боярин Алексей спас тебе жизнь!

Все расступились, и перед Федором предстала карлица Матрена.

— Там, — она указала на покои Ксении, — еще убитые стрельцы.

Как обычно бывает, все разом кинулись смотреть. В небольших сенях столпились едва ли не все обитатели дворца. Зрелище убитых людей было отвратительно по своей обнаженной обыденности. Зарезали их, как баранов на бойне, раскроив горла от уха до уха.

— Я услышала шум, разбудила боярина, — продолжила рассказ Матрена. — Он тех, — она указала рукой на главные сени, — нашел и остановил.

Опять все внимание сосредоточилось на мне.

— Нужно позвать священника, пусть отслужит молебен за упокой усопших, — подала голос Мария Григорьевна.

Я посмотрел на нее. Царица была в одной рубашке, но успела покрыть голову платком. Лицо ее было спокойно и скорбно. Никакого испуга за себя, своих детей или ненависти к подосланным убийцам я не заметил. Я уже второй раз сталкивался с ее жизненной позицией и удивлялся этой женщине, дочери одного из самых страшных палачей средневековья, сестры отравительницы князя Михаила Скопина-Шуйского. Какие, однако, разные люди могут быть в одной семье!

Царицу не послушались, и за попом никто не побежал, слугам было не до того, они выносили убитых, затирали залитые кровью полы. Я же опять оказался на распутье. При таком стечении народа идти досыпать в повалушу царевны было неловко. Я вопросительно посмотрел на Ксению, которая была тут же, куталась в платок и не произнесла ни одного слова. Пришлось мне самому проявить инициативу.

— Тебе, Ксения, лучше уйти, — сказал я, подойдя к ней почти вплотную. — Все кончилось хорошо.

— Проводи меня, — попросила она, разом решив мои сомнения. — Мне одной страшно!

Я взял ее под руку и отвел в покои. Как только мы вошли в первую комнату, там все замолчали.

— Ложитесь спать, — приказала царевна и, не задерживаясь, прошла в свою светелку.

Вслед за нами туда вошли давешняя Анюта, помогавшая хозяйке раздеваться, и героиня дня, Матрена. Я довел Ксению до лавки, на которую она тут же устало присела.

— Царевна, — обратилась к ней Анюта, — принести квасу или водицы?

— Нет, идите обе с Богом, мне нужно отдохнуть. Ты мне поможешь? — добавила девушка, обращаясь теперь уже ко мне.

— Конечно, помогу.

Дождавшись, пока мы остались одни, Ксения попросила:

— Обними меня, мне так холодно.

Глава 7

Утром мы все отправились в баню. Все — это, понятно, Годуновы, обслуга, охрана, ну и я, то ли в роли прихлебателя, то ли оруженосца.

— Ну, надо же, — про себя радовался я, — сподобилось же такое, помыться в царской бане, да еще в Московском Кремле!

Правда, больше, чем сам факт такого интимного сближения с монархией, меня волновал конкретный вопрос, как это все будет происходить: девочки налево, мальчики направо, или все-таки все вместе? Последнее, конечно, было бы интереснее.

Баня, или как ее еще называли «мыльня», оказалась почти рядом, за царским двором в отдельном строении. Наше неспешное шествие сопровождалось любопытными взглядами и повышенным вниманием окружающих. Драматические ночные события на Годуновых никак не сказалась. Во всяком случае, внешне они выглядели вполне спокойными и достойными правителями. Что было неудивительно, у них уже была семилетняя привычка к публичности. Меня внимание публики так же не волновало, тем более, что я шел сзади всех, затерявшись между стрельцами, чему вполне соответствовал боевой наряд. Возможно, если бы меня вели под ручки специальные придворные, как они, по обычаю, поддерживали юного царя Федора, я бы вел себя соответственно торжественному моменту и не крутил головой по сторонам, как обычная деревенщина.

Не успели мы дойти до самого заведения, как его двери широко распахнулись, и наша демонстрация вползла в широкие банные сени, проветренные и душистые. И здесь, увы, это я о мечте идиота, человеческие потоки разделились на два ручья, девочки вошли в одну дверь, мальчики в другую. Осталось надеяться, что хотя бы парная, согласно обычаю, будет у нас общая.

Баня оказалась отменная, но в восемнадцатом и девятнадцатом веках мне случалось посещать и более комфортабельные моечные заведения. Однако и то, что предстало перед глазами, было, по здешним меркам, супер: резные лавки, сенники с ароматными травами и восточными пряностями.

Вообще представление о необычной роскоши русских царей, на мой сторонний взгляд, оказалось сильно преувеличенным. Основными источниками таких мнений являются живописания русской жизни приезжими европейцами, видимо, привыкшими к относительной скромности быта своих малоземельных правителей или хвастливым понтам наших предков. Желание пускать иностранцам пыль в глаза всегда имело место на святой Руси. Мне же случалось видеть подлинное имперское величие сверхдержавы, так что скромные чудеса царской Руси не казались такими уж запредельными. Бытовая роскошь Годуновых, о жизни которых я могу судить по личным наблюдениям, не отличался расточительной широтой.

В большом светлом предбаннике те, кому придворный статус дозволял проводить совместные помывки с царем, быстро разделись и шумной гурьбой отправились смывать накопившиеся со вчерашнего дня грехи. Конечно, даже в голом виде придворные соблюдали иерархические дистанции. Однако баня, она и есть баня, так что особого чинопочитания между голыми царем, боярами и простыми дворянами я не заметил. К тому же день был рабочий, следующими после бани протокольными мероприятиями были заутреня и заседание боярской думы. Потому все проходило довольно спешно, и до совместного «парения» или «паренья» с царевной дело так и не дошло.

Окончив мытье, все направились в церковь, где служил патриарх Иов, после чего те, кому это было положено, — в Боярскую Думу.

Заседание Думы слегка походило на то, что обычно показывают в исторических фильмах: царь восседал на троне, правда, без скипетра и державы, но в собольей шубе и шапке Мономаха, бояре стояли двумя рядами вдоль, также в роскошных шубах. Остальные участники заседания, вроде окольничих, думных дворян, думных дьяков и прочего неведомого мне по должностям чиновного люда, толпились ближе к дверям. Я, понятное дело, оказался притерт к задней стенке и наблюдал за происходящим, так сказать, с последнего ряда галерки.

Честно говоря, ничего интересного услышать не удалось. Обычное рутинное расширенное заседание совета министров, когда у всех есть свои частные проблемы и не интересны чужие. Пару раз между боярами вспыхивали перепалки по непонятному мне поводу. Потом начались общие ябеды на разбой казаков и южных татар. Выступавшие привычно жаловались, говорили, что необходимо принять надлежащие меры, но, как большей частью бывает, дальше деклараций и призывов навести наконец порядок дело не пошло.

Наконец разговор зашел разговор о Самозванце. Царь спросил, что слышно об осаде Московским войском Путивля, в котором засел Лжедмитрий. Только двое из всего собрания, Федор и я, знали финал этого военного похода, однако только зашла речь о Самозванце, как тотчас наступила общая зловещая тишина, Желающих высказаться не нашлось. Возникла длинная, напряженная пауза. Не знаю, побледнел ли молодой царь, я был далеко от его трона, к тому же в палате царил полумрак, но сразу как-то стало понятно, что Годунов не уверен ни в себе, ни в своем окружении. Потом он, на мой взгляд, совершенно зря, напомнил:

— Помните, что вы дважды целовали крест на верность законному государю!

Опять никто не отозвался. Мне сделалось неловко за своего нового приятеля. Слова «законный государь» в его устах были явно неуместны и даже двусмысленны. Борис Годунов все свое правление боролся за собственную легитимность. Он погубил многих достойных людей, которых подозревал в сомнениях на этот счет, завел тайную полицию, жестоко пресекающую любые сомнения в его праве на трон, и теперь его сын перед лицом наследника дома Рюрика, царевича Дмитрия, говорит о законности своего престолонаследия!

Кажется, это понял и сам Федор, он заметно смутился и быстро перешел к другому вопросу. Мне скоро надоело стоять без дела возле стены, но выйти, не обратив на себя внимания, было невозможно и пришлось отстоять все собрание государственного совета от начала до конца.

Весь обратный путь от палаты, в которой заседала Дума, до царского двора, где царя ждали мать и сестра Годунова, Федор проделал, не произнеся ни единого слова. Я к нему не приближался и скромно шел в самом конце процессии. К нам по пути присоединилось два новых лица, родственники царя, боярин Матвей Михайлович и окольничий Никита Васильевич Годунов-Асанов. Другой политически значимой родни на этот момент в Москве не оказалось.