Янтарин - Катерина Шишканова

Дождь как-то резко прекратился и дорогу тут же упаковал туман, насунувшийся на тракт с северных болотищ, разросшихся за последние годы благодаря нездоровой активности местных кикимор и лешаков.

— Мне всегда казалось, что дождь и туман несовместимы, — пробурчал рыжий. Не удержался, зажмурился и звонко чихнул.

— Много ты понимаешь в особенностях местной погоды, — не оборачиваясь обронил Гельхен. — Хотя, будь это в Нерререне, я бы решил, что здесь хозяйничают духи природы: берегини, элементалы, они заправляют природой, заодно корректируют под себя погодные условия. Тут, кстати, неподалёку, живёт одна колония. Будем держаться тракта — не нарвёмся и не отгребём по самое это самое. Злющие, заразы, словно дикие осы.

— Но ведь берегини добрые, — неуверенно вмешался Янош, всегда дотошно изучавший местную живность — живую, условно живую и призрачную.

— Неверное определение, — встрепенулся дремавший до этого старик. — Берегини светлые.

— Да хоть в крапинку, — после ещё одного чиха Гельхен осадил коня, спрыгнул в чавкнувшую влагой траву, без обиняков ссадил за шиворот рыжего с уже распухшим носом, помог старику и ушёл в туман, захрустев собираемым хворостом. Племянник вампира сполз с седла кряхтя и почёсывая отсиженную задницу. С ним наёмник никогда не носился, предпочитая не замечать, если тот спотыкался, бился лбом о ветку или просто не успевал съесть вечерний паёк (который обычно оказывался в желудке рыжего проглота — этого слишком горячая каша никогда не смущала — свою порцию он уминал даже быстрее Гельхена и тут же бесцеремонно отнимал у Яноша, как только наёмник куда-нибудь отвлекался). Странно, мелкий пакостник словно притягивал Гельхена. Он сам не заметил, как рассказал мальчику об ожоге на лице, не таком жутком, как мог бы оказаться, но всё же оставившем метину — отсутствие щетины и вообще растительности ниже ресниц, неожиданно для себя угостил его элем в придорожной корчме, а потом долго хохотал, пока малец отплёвывался и запивал пожар колодезной водой прямо из ведра. А потом всю ночь баюкал состоявшегося пьянчужку и нервно огрызался на ещё больше поседевшего старика. — Духи нестабильны по своей природе, даже изначально светлые, они спокойно отрекаются от солнца, если в этом кроется спасение их шкуры. Ваши обожаемые берегини всего-навсего мелкие шкодницы. Воруют яйца птиц, разоряют гнёзда. В последнее время, правда, совсем с мозгами распрощались — спелись с кикиморами и устроили страну вечного тумана. Всю столицу обложили, стервы… Чего молчим, кого ждём? — наёмник вынырнул из-за смазанной туманом липы, шлёпнул под ноги стоящим обросший мхом сук. — Вы же не думаете, что в моём лице обрели бескорыстного труженика, стирающего руки в мозоли лишь бы обогреть ваши высокородные задницы? Хворост повсюду, если поднапрячься, через пять минут будет костёр.

— В такой сырости? — не поверил старик. Учитель Ольхен, как называл его рыжий. И магистр Кант, как нечаянно обмолвился темноволосый. За что и схлопотал по загривку от… хе-хе… молочного братца. Конечно же, "в тайне" от не в меру зоркого Гельхена.

Наёмник задумчиво взглянул на пернатого друга, угнездившегося на луке седла, нахохлившегося и потускневшего после принятия ванны. По жёстким маховым перьям пробежала сырая искра.

— Оставьте это мне, господин Ольхен.

Хуже всего оказалось, как Гельхен и подозревал, с рыжим. Парень унёсся на всех скоростях, исполнять приказ хмурого начальства, отсутствовал дольше остальных, но вернулся только с одним чурбаком — большим, сырым и невероятно тяжёлым, как только допёр?

— И что мы с ним будем делать? — наёмник недоверчиво пнул корягу, обросшую поганистого вида грибами. Она даже не гукнула, не сдвинулась с места.

Рыжий недоумённо воззрился на мужчину.

— Огонь разведём.

— Интересно как? Из этой гнилистой коряги только хатка для берегиньки и получится. Зелёная, сырая и… недавно срубленная?

Гельхен провёл рукой по срубу, забитому склизкой тиной, но всё ещё светлому, свежему. Не спиленному, а словно скушенному мелкими-мелкими зубчиками.

— Где ты его нашёл, парень?

— Там, — мальчишка неопределённо махнул рукой. — Их там вообще куча. Этот самый большой оказался, вот я и…

— Ой, дура-ак… — но донести идею до окружающих наёмнику не судилось. Из тумана высунулась кислая рожа обворованной берегиньки, судя по длиннющим треугольным ушам — местной королевки, а по оскаленным игольчатым зубкам, весьма раздражённой в связи с хищением личной собственности. Дамочка обвела собрание колючими жучиными глазками, обнаружила пропажу, раззявила кривой ротик и…

Умная птица среагировала первой, расправила крылья и почти по-гадючьи зашипела, перебивая беззвучный ор маленькой вредительницы, бросилась лапами вперёд и вместе с берегиней покатилась куда-то под корягу, откуда тут же полетели мелкая щепа и перья.

— Бегите, дурни, — под беззвучный вопль берегини, разрывающий ушные перепонки, Гельхен отвесил воспитательный щелбан рыжему, задав нужное направление и скорость… Не надолго. Пацанёнок затормозил, дёрнув куцым хвостиком. Идиот! Более умный старик, прихватив ученичка, дал стрекача, судя по хрусту веток, угнездившись где-то на дереве. Не самое надёжное укрытие, но всё же лучше, чем вот так стоять и смотреть своими почти совиными жёлтыми глазищами, как на полянку выныривают ещё восемь или девять зубастых люто скалящихся берегинь. Когда-то действительно светлые, теперь эти крошки не брезговали не только уворованными яйцами, но и подвернувшейся человечинкой. Правда, очень редко, в мозгах им всё же не откажешь, но скопом в десять-пятнадцать особей они вполне могли решиться пойти на штурм путников. Тем более таких недалёких, умудрившихся разбить лагерь по соседству с их колонией.

— Я же сказал: вон, — рявкнул наёмник, выхватывая ненадёжный с виду меч — с расхлябанным эфесом и иззубренным тёмным лезвием. По кромке, поймавшей слабый солнечный свет, блеснуло несколько витых линий "языков пламени" — заговоренный.

Поганец не успел оправдаться, одуревшие берегини брызнули со всех сторон одновременно, жужжа стрекозиными крылышками и рассекая туманный воздух когтистыми лапками. Но под росчерк меча не попала ни одна — все обрушились на завизжавшего пацана. Гельхен опомниться не успел, как деловитые дамочки схватили рыжего кто за ноги, кто за растрепавшиеся волосы, и смылись раньше, чем до него дошло, что вообще произошло.

…Орала Фелиша громко, но недолго. Одна из похитительниц сунула в рот девчонке кляп из коры. Небольшой, но очень невкусной.

— Попалассь, попалассь, — неслось со всех сторон.