Приходящие из Мора - Кирилл Юрченко

И добавил шепотом:

— Никакой у него не рак. Оборотень он, Игнат наш. Всамделешний! Только я тебе по секрету, — Василий приложил к губам палец. — А ты никому. Понял?

Старик опорожнил и второй стакан. Лука не мог сдержать усмешки, на что Василий не преминул вставить:

— Что, смешной я, да? Шучу, думаешь? А я не шучу. И ты не зли меня. Как говорится, я не злопамятный, да только злой и память хорошая!

Лука все-таки не выдержал и засмеялся.

Василий побагровел.

— Ты думаешь, Фаддей здесь главный? Да ни хрена подобного. Здесь главный — я! То, что он на меня голос повышает, а иногда силу применить может — это все ерунда. Зато когда мой срок настанет, все поймут, что по сравнению с Василием они полные нули. Все! Бывали в свое время такие смелые. Думали стращать Василия, козни строить…

Почти не вслушиваясь в его речь, Лука осмотрел территорию. Вся захламлена, загажена птичьим пометом, хотя живности не слыхать. Покосившийся сортир с открытой дверью, упершейся углом в землю и подпирающей хлипкое сооружение.

— … не знал, что с Василием шутки плохи…

А труба на крыше совсем обвалилась. Что — печь не топят? Тогда чем они питаются? Может, сырым мясом? Это было бы неудивительно.

— …Ну и где он? Почитай уж годков пятьдесят как сгнил напрочь. Ты слышишь? Тебе говорю!

Дед Василий бесцеремонно дернул Стрельникова за рукав рубахи. Да так сильно, что слышно было, как затрещал шов. Лука с удивлением посмотрел на рубашку, затем уставился на старика.

— Ты меня-то послушай, мил человек! А то я сейчас добрый, а потом…

Лука не знал, что и думать. Василий пьян и городит чушь. Его сожитель, тоже не страдает особенным наличием ума. Что-то в последнее время ему везет на чудиков и сумасшедших. Но Еносий хоть не производил впечатления агрессивного человека.

Стоило о нем подумать, как в тот же момент толстячок Еносий выбрался на крыльцо. Он вышел из дома в потрепанных и откровенно малых для его расплывшейся фигуры кальсонах, отчего и без того комичная фигура казалась еще более смешной и жалкой. Лука и сейчас готов был рассмеяться. «Да, что на меня нашло?» — он с трудом сдержался.

— Как вам не стыдно, Василий Егорович, — сделал замечание Еносий, видимо слыша разговор с самого начала. — Человек новый, что он о вас подумает?

Дед Василий, казалось, стушевался.

— Слышь, ты, Еносий. Не встревай. Прошу тебя — не встревай…

— Как хотите. Но я свое мнение высказал.

Еносий вернулся в дом.

— Ну, что за человек, — забухтел Василий. — Пошутил я. С кем не бывает.

Он выплеснул на землю капли из стакана. Это нехитрое движение было исполнено злобой, как будто внутри старика все кипело от ненависти и только каким-то непостижимым образом Василию удавалось поддерживать образ вполне миролюбивого старца, хоть и неуравновешенного. Но время от времени эта агрессия прорывается наружу. Как это произошло в тот момент, когда он заявил, что «главный — я», и сейчас — когда он стряхнул стакан.

— Никто меня здесь не любит, не уважает. Боятся что ли? Даже Маринка-красавица и то не пообщается со стариком. Может с тобой, все ж таки поболтаем, а?

Не надеясь, что разговор со стариком может хоть в чем-нибудь оказаться полезным, Лука вспомнил о главной цели. Найти Марину.

«Неужели эта девчонка так серьезно затронула меня? А ведь так оно и есть».

В это время Василий слезно зашмыгал носом. Лука не успел в очередной раз удивиться переменчивости его натуры, как старичок и впрямь залился настоящими слезами. Василий вытер их тыльной стороной ладони и уставился на Луку покрасневшими глазками, уголки которых была испещрены сетью мельчайших морщин. Перемена в лице его казалась немыслимой — злобный паук неожиданно приобрел самый ангельский вид. Может быть, оттого Стрельников и решился задать ему вопрос. В конце концов, старик сам предложил пообщаться.

— Говорят, здесь в окрестности какая-то «скала демонов» есть? — издалека начал Лука.

— Да здесь скал — как у сучья деревьев. То есть, у дерева сучьев, — осторожно засмеялся Василий. — Ишь ты, скалой он интересуется. Не о том спрашиваешь. Ты лучше подумай о том, как домой возвращаться собираешься? Живым или дохлым?

— Что вы имеете в виду? — оторопел Лука.

К деду Василию снова вернулось раздражение. Он сплюнул, едва не попав на Луке на штанину. Стрельникову показалось, что у старика блеснула искра во взгляде, прежде чем тот выговорил с презрительной хрипотцой:

— А про скалу ты лучше у Фаддея спроси. Он здесь подолее моего живет.

Понимая, что своими расспросами может спровоцировать новую порцию гнева, Лука поднялся.

Старик схватил его за руку и прошипел:

— Если хочешь обвести меня вокруг пальца, и не надейся! Я за каждым твоим шагом следить буду! И если найдешь чего без меня, поделиться придется! Думаешь, я не знаю, чего вы все здесь ищете? Только вот вам!

И он сунул ему под нос кукиш, едва не угодив большим пальцем прямо в ноздри.

«Бог ты мой, куда я попал? — подумал Стрельников. — Они же здесь все с приветом. С ума сходят от безнадеги!»

— Пожалуй, я пойду, — сказал он.

— Ну, иди, иди, — съехидничал Василий.

Так, бочком, Лука и выбрался со двора, испытывая жгучее нежелание поворачиваться к старику спиной, пока не вышел на улицу.

«Фу ты. Вроде старик, да старик. А ведь если подумать — я же его испугался», — с досадой вынужден был признать Лука.

Неприятное ощущение того, что за ним все-таки могут наблюдать, не проходило. Пройдя немного, он оглянулся, но непонятно было — глазеет ли Василий опять в дыру.

Лукавздохнул и, вспомнив о своей цели, отправился дальше.

Дом Евгении Петровны находился не близко. Сначала пришлось перебраться через развалившийся мост над быстрым ручьем. Потом начался длинный забор брошенного лесозавода, от которого, собственно, кроме забора и покосившегося сруба пилорамы ничего не осталось. За лесозаводом пошла череда оврагов, за ними — другая половина деревни. Такая же замшелая, навсегда кинутая. Буйство зарослей и черепа изб. Встретился тракторный кузов с чудом уцелевшим лобовым стеклом, поначалу даже показалось, что внутри кто-то сидит, но это была подвешенная за сиденьем телогрейка. На двери одной избы сохранилась надпись «магазин» с указанием на принадлежность какому-то управлению. На крыше соседнего дома, поскрипывая, маячил флюгер в виде озорного петушка, проеденный ржавчиной.

Эти осколки жизни только обостряли картину запустения — как будто после ядерной войны.

Лука как раз проходил мимо дома с флюгером, когда его внимание привлекли блестящие точки на заборе.