Двери весны - Юлия Тулянская

Старушка сказала:

— Вот тут оставь, милок, на лавочке…

Лавочка стояла под чахлой вишней, которая почти не давала тени. В ее ветвях захлопала крыльями большая птица. Ворона, ворон, грач? На лавку рядом со старушкой вскочил лоснящийся тигровой масти кот… Я осматривался. В принципе, мне можно уже было идти, вот только заскочить в подъезд и сказать Августе, что ее приятельница доставлена на лавочку. И вдруг через покосившийся штакетник ко мне шагнула невесть откуда взявшаяся бледная девушка в джинсах и белой футболке с угрюмым и сосредоточенным лицом. Я отпрянул просто от неожиданности. И тут я узнал ее. Она протянула руку, но я заслонил лицо, сделав шаг назад, и ее рука прошла сквозь мой локоть.

Старушка гладила кота, словно не видела — впрочем, да, конечно, она и не могла видеть! А вот мое подсознание настигло меня в старом дворе.

— Сережа, — еле слышно говорила якобы-Дина, и брови ее жалобно поднялись. — Пожалуйста… послушай меня. Мы же в детстве… Мы же родные с тобой…

'Навь', вспомнил я всплывшее откуда-то слово. Откуда? Да из песни же девчонкиной, которую слушал сегодня ночью.

— Тебя нет, поняла? — как можно тверже и спокойнее сказал я, чувствуя, как звенит металлом голос. — Ты навь. Глюк.

— Сергей…

Я сжал кулаки.

— Тебя нет. Навь! — я развернулся и пошел из двора так быстро, как мог, чтобы это не выглядело как бег. Здоровый лось убегает от призрачной девчонки… Картина маслом.

Рябина

— Картина маслом! Здоровый лось убегает от девчонки! — фыркнула я. — Дин, не фиг ли с ним? Ну что он тебе? Ди-на-а!

Динка сидела на лавке, опустив голову, волосы упали на лицо.

— Дина, сестренка, ну что ты? Скоро летний праздник… Ну? — я чуть не плакала, обнимая ее и пытаясь заглянуть в лицо. На чахлой вишне тревожно бил крыльями Ворон. Оба кота, Барсик и Тигрик, таращили глаза с двух разных сторон.

— Дина, ты посмотри, во что двор превратился… — бормотала я, пытаясь воззвать хотя бы к ее ответственности. — Он скоро станет пустым…

Дина долго молчала, но я чувствовала — слышит. Наконец ответила, все так же отворачивая лицо.

— Мне бы уйти. Но не знаю как… Ниренн, ее слова — не помню. Какие-то границы… И потом, куда я такая уйду? Навь…

Нина. Проводник на аутсорсинге

Утро радовало, свежий ветер врывался в открытое окно, в квартире стоял запах кофе. Мне хотелось петь. Я видела перед глазами фонарик мамы, и радовалась, что у нее все хорошо. А если кто придет и скажет, что я сейчас должна быть в трауре и рыдать, я просто… нет, нет, я не спущу его с лестницы и даже не закрою перед его носом дверь… Нет, это я погорячилась. Я же все понимаю. Но почему-то я не могу грустить. Может быть, просто устала плакать, устала отчаиваться, устала быть загнанной в угол жертвой жизни, устала жить в коробке и работать в коробке. Все улицы, дворы, арки, лазы в заборе и ворота ведут не только туда, куда мы видим глазами, но и куда-то еще. Я старая? По возрасту мне положено сейчас ловить последний шанс, потом, испытав одно-два-пять разочарований, дожить до пятидесяти, шестидесяти и ждать унылого конца в пустой квартире? По возрасту мне положено… Я подошла к зеркалу и тряхнула головой. На меня смотрела вполне себе молодая женщина с блестящими серыми глазами. Я подмигнула зеркалу, показала ей язык, как подружке в детстве, отвернулась и показала фак невидимому оппоненту, который как бы говорил, что мне положено стареть. 'Не дождетесь!'

Отпуска оставалось еще две недели, и я решила пойти погулять. Вчера я пекла шарлотку… Да, я живу одна, угощать мне некого, но это не повод ничего не печь вкусного, ведь так? — снова обратилась я к невидимому оппоненту, который на хрестоматийном примере 'нашей мымры' из 'Служебного романа' пытался мне объяснить, как плохо и бессмысленно жить одной старой деве. Я съела кусок шарлотки с кофе и полила цветок на окне, который за последние дни стал словно бы расти быстрее. Отрезав три больших куска от шарлотки, я уложила его в пластиковый контейнер, в котором обычно ношу обед на работу. Я решила угостить Женю-Валентина, если он вдруг окажется в сквере. Напевая, я подвела глаза и наложила тени, и, наконец, вышла за порог квартиры, довольная собой и миром. Двор был пуст, в арке мне улыбнулась и кивнула старушка-нищенка в шляпе и камуфляжных штанах. Я достала контейнер и протянула ей кусок шарлотки, нашарила в кармане купюру.

— Вот спасибо вам, кошечкам моим на еду, — сказала старушка неожиданно молодым голосом. — И за пирог спасибо!

Жени на лавке не было. Я села и открыла книжку, по страницам, лавке и траве скользили тени от листьев клена, в ветвях заливались птицы. Он подошел вскоре, улыбаясь.

— Скоро праздник, а! — сказал он мне вместо приветствия.

— Какой? День защиты детей? — засмеялась я.

— Нет, летний праздник. Самый что ни на есть, — он уселся рядом со мной.

— Я тут пирог испекла… — сказала я, раскрывая контейнер. — Угощайся.

— А если я тебе своих яблок дам, ты их можешь вот так же? — он показал на кусок пирога.

— Запечь в пирог? Да легко. И тебя приглашу в гости. На летний праздник?

— В гости… Нет. Ты сама ко мне в гости с ним приходи. На летний праздник, — ответил Женя, с удовольствием поедая пирог. Впрочем, он кусок съел не весь, а разломил на две части. — Можно я вот это девчонке одной отдам? — кивнул он на нетронутую часть.

— Да конечно! Да возьми все и отдай девчонке и сам съешь, — я подвинула к нему весь контейнер.

— А такое дело… Нин, — сказал он задумчиво. — Ты можешь мне помочь? То есть…

— Ага?

— Вот девчонка, которой я хочу пирог-то… В общем, ей помочь надо. Не сейчас, не прямо сейчас. Но хотя бы посмотреть, можно ли?

— Да я конечно, но только в чем помощь-то будет выражаться? Ты скажи… я же не знаю, что ей нужно.

— Пока просто посмотреть на нее. Ну вот посмотреть просто. Я пойду ей пирог снесу, а ты просто рядом побудь. А потом скажешь, какие это, впечатления.

Я пожала плечами.

— А далеко?

— Вон в том дворе.

Контейнер снова оказался в моем пакете с ручками, и мы с Женей перешли дорогу. Двор, запущенный и убийственно унылый, сразу встретил какой-то пустотой.

— Ой, как здесь… неуютно, — пробормотала я.

— Да вот увы, — кивнул он.