Четыре года - Ион Деген

Накануне она предупредила, что опоздает на два часа. Уважительная причина. Игоря призывают в армию. Она должна проводить его. Вера получила официальное разрешение опоздать. Но слезы!

В уборной, куда девчонки собрались выслушать отчет, Вера едва сдерживала рыдания.

Да, девчонки знали, что дед души не чает в Игоре. Фактически он заменил ему отца, когда Ленька развелся с Верой. Иван Буйко старался относиться к Игорю, как к своему родному Вальке. Но дед, который безумно любил и младшего внука, все-таки продолжал оказывать предпочтение старшему.

И вот сейчас, когда предстояла разлука с Игорем на три года, дед не пришел проводить его. Больше того, деда не было в городе. С трудом он выхлопотал себе какую-то командировку, чтобы не прийти на товарную станцию, откуда отправляли призывников. Трудно было выглядеть евреем больше, чем выглядел дед. Он не хотел, чтобы однополчане Игоря Буйко убедились в том, что новобранец – еврей. Дед попрощался с внуком, уезжая в командировку, и Вера видела, как он плакал, когда Игорь ушел на призывной пункт.

– Обидно, девчонки, почему надо скрывать, что ты еврей? У Игоря был замечательный отец, лучший летчик-истребитель в дивизии. Ас. Не всякого берут в испытатели. Я, в конце концов, тоже… Ну, а что слаба на передок, так это ничье собачье дело. – Вера всхлипнула.

Девчонкам очень неуютно было смотреть, как плачет большая сильная женщина, действительно – кровь с яйцами.

Все долгие месяцы, пока Игорь служил у черта на куличках, Вера приходила на работу мрачная, готовая взорваться в любую минуту. Между строками сдержанных писем сына она прочитывала, как тяжело достается ему армейская служба.

Однажды после работы Вера и Роза шли к станции метро по протоптанной в снегу тропе. Шли молча. Обычно говорила Вера. Но сейчас ей не хотелось болтать. Роза тоже молчала не так, как обычно.

– Ты что, еще нездорова? – спросила Вера.

– Нет, слава Богу, я здорова.

– Но ведь ты только сегодня вышла на работу после трех дней болезни?

– Я не болела. Я ездила в Чоп провожать сестру.

Вера сошла с тропы в снег и замерла. Роза тоже остановилась.

– В Израиль? И ты мне ничего не сказала?

– А что говорить? Уехала-то сестра, а не я.

– Ты что, дурочкой меня считаешь? Если уехала сестра, значит и ты уедешь.

– Возможно. Тогда я тебя предупрежу.

– Как это можно? Это же предательство!

Роза ничего не ответила. Ее молчание еще больше распалило Веру.

Что, у тебя на сей раз нет слов для возражения?

Роза посмотрела спокойно, и Вера в который раз почувствовала, какой заряд гнева и презрения может излучать это прекрасное библейское лицо.

– Предательство? По отношению к твоему отцу, который не мог проводить Игоря?

Сейчас замолчала Вера. Но уступить поле боя было не в ее натуре.

– Значит, твой Саша будет стрелять в моего Игоря?

– Почему?

– Но ведь ты знаешь, что Игорь в армии?

– Знаю. Я только не знаю, что Советской Армии делать в Израиле. Насколько я помню, у Советского Союза даже нет общей границы с Израилем. Поэтому, в отличие от Финляндии, такая сверхдержава как Израиль не имеет возможности напасть на малюсенький беззащитный Советский Союз.

До самой станции метро Вера не проронила ни слова. Роза не знала, просто ли это обида или Вера переваривает услышанное.

Спустя полгода вместе с девчонками Вера пришла на вокзал проводить Розу, уезжавшую с семьей в Израиль. Перрон был забит провожающими, как трамвай в часы пик. Даже в многосотенной массе выделялась дородная Верина фигура и ее сексапильное лицо. Но оно мгновенно преобразилось, сникло, осунулось, когда после объятий, поцелуев, пожеланий Роза поднялась на площадку вагона. Вера вдруг разрыдалась и, глотая окончания слов вместе со слезами, выпустила из глубины души приглушенный вопль:

– Почему… у меня… такая… блядская судьба? Я тоже… хочу…

– В Израиль? – С удивлением спросила Роза.

– На хера мне твой Израиль? Я хочу жить по-человечески!

Прошло два года. Как-то муж вручил Розе письмо. Еще издали на конверте она узнала знакомый Верин почерк: "Дорогая Роза! Я поумнела и решила последовать твоему примеру".

Вере повезло. Она не увидела знаменитой улыбки, когда Роза прочитала обратный адрес: "Брайтон Бич, Бруклин, Нью-Йорк, США"

1982

Капитан второго ранга пригласил в ресторан самых близких друзей. Еще ночью, по пути в Ленинград, он до предела сократил список приглашенных. Конечно, будут обиженные. Но до официального чествования на базе, куда он должен был прилететь прямо из Москвы, ему вообще не хотелось устраивать банкет. С другой стороны, он не мог лишить себя удовольствия покрасоваться перед друзьями.

Его новое качество принесло плоды уже на вокзале в Москве. Десятки старших офицеров тщетно пытались достать билет на "Красную стрелу". Он получил билет вместе с улыбкой кассирши в свободном окошке кассы для Героев Советского Союза.

В купе только мельком, тайком от попутчиков ему удалось в зеркале увидеть новенькую Золотую звезду на кителе. Зато в коридоре, куда он вышел, деликатно дав соседке по купе возможность приготовиться ко сну, можно было вволю любоваться своим отражением в большом окне вагона, покрытом черной амальгамой ночи.

А сейчас, вечером, он сидел во главе небольшого прямоугольного стола в ресторане гостиницы "Европейская". Справа – Белла Яковлевна, участковый педиатр. На столе только кисти рук. Впечатление такое, словно эта красивая миниатюрная женщина старается занять еще меньше пространства, чем она занимает.

Несколько лет назад заболела маленькая дочка капитана. Ему лично врачи никогда не были нужны, а семья пользовалась услугами военно-морского госпиталя. Состояние ребенка ухудшалось, несмотря на усилия врачей. Увы, не помогли две консультации профессоров. Вера, соседка по площадке, жена его друга детства – Петьки, несколько раз рекомендовала обратиться к участковому педиатру. Смех! После профессоров – к участковому педиатру! Но когда состояние ребенка стало угрожающим, они были готовы обратиться хоть к знахарю.

Капитана не было дома при первом визите Беллы Яковлевны. Жена рассказала, что дочка ожила уже в ту минуту, когда доктор, можно сказать, еще сама девочка, взяла ручки ребенка в свои небольшие ладони. Ежедневно в течение двух недель она навещала маленькую пациентку, расцветавшую на глазах.

Оказалось, что Белла Яковлевна – жена его старого знакомого. Они учились в одной школе. Сейчас муж Беллы Яковлевны старший механик лесовоза. Мир тесен. Когда-то Петька тоже начинал учиться в судостроительном институте вместе с будущим старшим механиком. Потом их пути разошлись. А сейчас они снова дружат уже благодаря Белле Яковлевне, любимице ее маленьких пациентов, которую язык не поворачивается просто так назвать Беллой.

Между ней и шурином хозяина, полковником-летчиком, сидел старший механик, самый пожилой в их компании. Дымчатые очки затемняли его внимательные глаза.

Слева между Верой и женой шурина сидел всегда шумный Петька, начальник портовой таможни. Всех он знал и все знали его. Вот и сейчас метрдотель и официанты увивались вокруг их стола не потому, что банкет заказал Герой, а потому, что за столом присутствовал дорогой Петр Петрович.

Петькина идея в буквальном смысле слова обмыть Золотую звезду покоробила капитана второго ранга. Красный муар ленточки был таким нежным, что хотелось оградить его даже от дуновения воздуха. А этот бузотер погрузил медаль в фужер с водкой и пустил его по кругу. Шурин поддержал Петьку. У них в дивизии тоже "обмывали" ордена.

Стол ломился от закусок. Официант уже в третий раз подносил графин с водкой. Даже Белла Яковлевна выпила две рюмки. Полина, жена шурина, несколько громче, чем следовало в ресторане, спросила капитана второго ранга:

– Серега, ты за что получил Героя?

Капитан второго ранга, хотя уже изрядно на подпитии, скромно приподнял плечи.

– Да вроде ничего особенного. Работа.

– Чего ты темнишь? – сказал Петька. – Работа! Мы что, не знаем? Спроси крыс в портовых пакгаузах, и они расскажут тебе о походе твоей подводной лодки.

Капитан второго ранга улыбнулся. Прерывая повествование, когда к столу подходил официант, он приглушенным голосом рассказал о рейде двух атомных подводных лодок на Северный полюс. Он командовал одной из них. Капитан рассказал, как усиливалось чувство клаустрофобии от одного сознания, что над головой не только толща воды, но еще многовековый толстенный лед. Этот лед лишал надежды на спасение, если понадобилось бы всплыть немедленно. Он рассказал, как сложно было определить координаты в точке всплытия.

– Но вы все-таки всплыли? Как же вы пробили лед? – Спросил Петька. Капитан второго ранга улыбнулся и оставил вопрос без ответа.

Шурин стал рассказывать о критических ситуациях в своей летной практике. В голосе его звучала явная обида. Опасность, которой они подвергают свою жизнь, превосходит пережитое экипажем подводной лодки.