Настоящая принцесса и другие сюжеты - Борис Акунин

1. Диктатор в пробке

Все знают, чем закончилась связь Муссолини и его верной любовницы Кларетты Петаччи.

Бедная Кларетта…

Трупы Муссолини и Клары Петаччи, фото (1945).

Но любопытно, как началось их знакомство. Однажды в 1932 году, недалеко от Остии, Кларетта с женихом и ее сестра застряли в жуткой автомобильной пробке. И вдруг увидели в соседней машине самого Дуче, сидевшего в «альфа-ромео». Два автомобиля какое-то время тащились бок о бок, «…но затор сделался плотнее, и на 19-ом километре мы окончательно встали, – вспоминает сестра. – Кларетта вышла и, ведя за руку своего жениха, подошла к машине Дуче…». Ну, про то, о чем они разговаривали и как со сцены исчез жених, уже не столь интересно. Впечатляют сами обстоятельства. К этому времени Муссолини диктаторствует уже целое десятилетие, он – вождь и кумир миллионов. Однако тащится вместе со всеми в пробке, и девушка может подойти к нему, чтобы излить восторженные чувства.

Представим себе на минутку подобную ситуацию где-нибудь на Рублево-Успенском шоссе. «Владимир Владимирович, я ваша давняя поклонница! Раз уж мы всё равно тут застряли, давайте познакомимся!»

2. Другая война

Многие, наверное, смотрели классический батальный фильм “A bridge too far” – про самую крупную в истории воздушно-десантную операцию под голландским городом Арнгеймом. В сентябре 1944 года союзники высадили в немецком тылу 35 тысяч парашютистов, чтобы захватить мосты через Рейн. Не буду здесь пересказывать военные подробности. Операция закончилась катастрофой, потери были огромными. 22-я английская бригада оказалась в полном окружении, вела упорные бои.

В какой-то момент старший врач с белым флагом отправился к немцам и сказал, что у него сотни раненых, которым не оказывается помощь. С этим надо что-то делать, нельзя ли устроить двухчасовое перемирие.

Самое поразительное, что немцы не только согласились прекратить огонь, но еще и выделили санитаров, которые вынесли в безопасное место 500 человек…

Британские парашютисты сдаются в плен

Британские парашютисты под Арнгеймом, фото (1944).

Все-таки у них там была какая-то другая война. Совсем не похожая на ту, про которую мы читали в наших книгах или про которую рассказывал мне отец.

3. Беда от нежного сердца

Чудесная, прямо хармсовская история про Чайковского.

Как известно, великий композитор был человеком трепетным, легко ранимым. Любил поплакать, сторонился неприятных людей и конфликтных ситуаций, не умел отказывать. Кое-кто этой слабостью характера беззастенчиво пользовался.

Некий Корсов, оперный певец, долго приставал к Чайковскому, чтобы тот написал для него специальную вводную арию. Петр Ильич всячески увиливал, но сказать решительное «нет» не хватало духу.

Однажды Корсов заявился с нежданным визитом, чтобы «дожать» гения. Слуга, следуя полученному указанию, сказал, что барина нет дома. Ничего, отвечал настырный баритон, я подожду – и прошел прямиком в кабинет.

Б. Корсов. Попробуй такому откажи

Богомир Корсов, фото.

Услышав шаги, хозяин пришел в ужас: сейчас он окажется в невозможном положении – его уличат во лжи!

И залез под диван.

Корсов уселся на этот самый диван и торчал там до тех пор, пока у него не закончилось терпение. А терпения у этого человека было много.

Понятно, что в таких условиях вылезать из-под дивана было совсем уж невозможно, и бедный Чайковский целых 3 (три) часа дышал пылью, боясь пошевелиться.

Самое занятное, что арию для Корсова он все-таки написал.

Ах, трудно жить на свете человеку с нежной душой!

Из комментариев к посту:

indefin

Не знаю, как там мое сердце, но поступаю я достаточно часто не по-чайковски: возмущаюсь – с какой стати я должна это делать, долго объясняю – почему я ни за что не буду делать это. А потом уже, умиротворенная, спокойно делаю.

enery

В свое время Шварц замечательно писал о том, как Шостакович сбегал в Комарово от друзей.

Только завидит, как к его даче по дорожке идут, быстренько убегал: «А я на станцию!»

Самого Шварца это, впрочем, не касалось.:)

 По ходу чтения (вдогонку)

27.01.2012

Добавлю еще три историйки в том же духе. Одна из них хулиганская, две остальные (для равновесия) похоронные, про поэтов.

Флэш-моб двухсотлетней давности

Ошибаются те, кто думает, что флэш-мобы – современное изобретение. Зимой 1818 года Париж оказался охвачен озорным (если не сказать «дурным») поветрием – «эпидемией уколов».

Полагалось где-нибудь в людном месте – на Риволи или в саду Пале-Рояль – подойти сзади к гуляющей даме или барышне (непременно молодой, из «приличного общества») и уколоть ее в ягодицу чем-нибудь острым: длинной иглой, заостренным кончиком зонта, тонким ножиком. После этого «укалыватель» немедленно пускался наутек. Уколотая, натурально, начинала кричать или падала в обморок (во времена тугих корсетов женщины лишались чувств при всяком внезапном стрессе), а если особенно повезет, бедняжка в шоке задирала юбку и начинала осматривать ранку – при полном восторге публики.

Не установлено, что за идиот первым ввел в моду этот жестокий аттракцион, но вскоре о новой забаве говорил уже весь город. В аптеках с успехом продавали специальный бальзам «для мгновенного заживления ран на нежных частях тела». Предприимчивые ремесленники стали предлагать специальные «напопные панцири», изготавливаемые «по индивидуальным контурам» и незаметные под платьем.

Даме примеряют панцирь

«Патент на изобретение», иллюстрация XIX века.

Обеспокоенная полиция разработала спецоперацию: наняла двадцать проституток, которые должны были за 5 франков в день, переодевшись приличными дамами, прогуливаться в людных местах и провоцировать «укалывателей» своими дерьерами. Однако из этого «лова на живца» ничего не вышло. Никто не обманулся, никто не клюнул. Вероятно, мобилизованные помощницы правопорядка слишком старательно выпячивали приманку.

Поветрие закончилось, когда один из хулиганов, 35-летний портной, был схвачен на месте злодеяния и получил по суду пять лет тюрьмы. Желающих пошутить за столь высокую плату после этого уже не находилось.

Вознесся выше я главою непокорной

Поэт Бен Джонсон (1572–1637) похоронен в Вестминстерском аббатстве, в «Уголке поэтов».

Могила как могила. Казалось бы ничего примечательного, если не считать описки в имени (вообще-то он Jonson, а не Johnson). Но этот шальной, безалаберный человек даже из собственных похорон устроил безобразие.

Вроде бы очень респектабельно

«Уголок поэтов в Вестминстерском аббатстве», Август Шарль Пугин, раскрашенная гравюра (1811).

Жизнь поэта должна была оборваться еще в 26-летнем возрасте: его приговорили к смерти за убийство в драке актера Гэбриэля Спенсера. Однако по тогдашнему закону человек, знавший латынь, мог избежать казни – ему просто ставили на палец клеймо «М» (в смысле «murderer»). Вот как надо стимулировать в людях тягу к знаниям!

Однако я отвлекся. Не про жизнь Джонсона я собирался вам рассказать, а про его смерть.

К старости поэт стал знаменит, но из-за привычки к беспутной жизни не накопил ни гроша. А быть похороненным в Вестминстерском аббатстве ему ужасно хотелось. Джонсон сказал настоятелю, своему доброму знакомому, что может оплатить лишь крошечный склепик, 2х2 фута. Простодушный священник согласился, полагая, что на таком пятачке может быть установлена только памятная табличка.

Как бы не так. Согласно завещанию, Джонсона захоронили стоймя. Так он там и возвышается, один над всеми поверженными коллегами.

Горбатого и могила не исправит

В лондонском соборе Святого Павла сохранился памятник Джону Донну, переживший великий пожар 1666 года. Изваяние находится в храме не потому, что Донн был выдающимся поэтом, а потому, что он много лет служил здесь настоятелем.

Внизу (здесь не видно) на мраморе осталась копоть от пожара.

Надгробный памятник Джона Донна в Соборе святого Павла, Лондон.