Неоновые Боги (ЛП) - Роберт Кэти

— Пришло время, Андреас. Прошло уже много времени.

Он снова качает головой, как будто я его разочаровал. Я ненавижу, как это важно для меня, но Андреас так долго был сильным путеводным светом в моей жизни. Его отставка несколько лет назад не уменьшает этого. Он дядя, которого у меня никогда не было, хотя он никогда не пытался играть роль отца. Он знает, что это не так. Наконец он наклоняется вперед.

— Каков твой план?

— Три месяца показывать ему средний палец. Если он переправится через реку и попытается

забрать ее обратно, даже остальные Тринадцать не поддержат его. Они заключили этот договор не просто так.

— Тринадцать не спасли твоего отца. Почему ты думаешь, что они спасут тебя?

Мы спорили об этом тысячу раз за эти годы. Я подавляю свое раздражение и уделяю ему все свое внимание. — Потому что договора не существовало, когда Зевс убил моего отца. Невероятно дерьмово, что моим родителям пришлось умереть, чтобы договор был заключен, но если все станет свободным для всех среди Тринадцати, это повредит их доходу, а это единственное, что их волнует. Это был один из немногих случаев в истории Олимпа, когда Тринадцать работали вместе достаточно долго, чтобы бросить вызов власти Зевса и заключить соглашение, которое никто не хочет нарушать.

Зевс не может прийти сюда, а я не могу пойти туда. Никто не может причинить вред другому

члену Тринадцати или их семьям, не будучи стерт с лица земли. Чертовски жаль, что это правило, похоже, не распространяется на Геру. Раньше эта роль была одной из самых могущественных, но последние несколько Зевсов сократили ее до тех пор, пока она не стала чуть больше, чем номинальной должностью для их супруги. Это позволяет Зевсу действовать так, как ему, черт возьми, заблагорассудится, без последствий, потому что Гера рассматривается как продолжение его позиции, а не как нечто самостоятельное.

Если Персефона выйдет за него замуж, договор не защитит ее.

— Вряд ли это надежный план.

Я позволяю себе усмехнуться, хотя на моем лице это выглядит изможденно.

— Тебе станет легче, если мы удвоим охрану на мостах на случай, если он попытается

переправить маленькую армию Ареса через реку? — Этого не произойдет, и мы оба это знаем, но я уже планировал усилить меры безопасности на тот маловероятный случай, если Зевс попытается атаковать. Я не буду застигнут врасплох, как мои родители.

— Нет, — ворчит он. — Но я полагаю, что это только начало. — Андреас ставит свою кружку на стол.

— Ты не можешь оставить девушку у себя. Покажи ему нос, если хочешь, но ты не можешь оставить ее себе. Он этого не допустит. Может быть, он не сможет выступить против тебя напрямую, но он заманит тебя в ловушку, чтобы ты нарушил договор, и тогда вся мощь этих милых дураков обрушится на тебя. Даже ты не сможешь этого пережить. И уж точно не твой народ.

Вот оно. Постоянное напоминание о том, что я не простой человек, что на моих плечах лежит тяжесть стольких жизней. В верхнем городе ответственность за жизнь его жителей ложится на двенадцать пар плеч. В нижнем городе есть только я.

— Это не будет проблемой.

— Ты говоришь это сейчас, но если бы это было правдой, ты бы никогда не привел ее сюда.

— Я не оставлю ее у себя. — Сама идея смехотворна. Я не могу винить Персефону за то, что она

не хочет носить кольцо Зевса, но она все еще красивая принцесса, которой всю жизнь давали все. Ей может нравиться гулять по дикой стороне в течение всей зимы, но мысль о чем-то постоянном заставит ее кричать в ночи. Все в порядке. У меня нет долгосрочной потребности в такой женщине, как эта.

Андреас наконец кивает.

— Я полагаю, что сейчас уже слишком поздно беспокоиться об этом. Ты доведешь это до конца.

— Я так и сделаю. — Так или иначе.

Что нужно сделать, чтобы побудить Зевса нарушить договор? Очень мало, я полагаю. О его ярости ходят легенды. Ему не понравится, что я «оскверняю» его хорошенькую невесту на всеобщее обозрение. Достаточно легко организовать небольшое шоу для нужных людей, которые гарантированно раскрутят мельницу слухов, и история распространится по Олимпу, как лесной пожар. Достаточно людей, которые говорят, и Зевс может почувствовать, что он должен сделать что-то опрометчивое. Что-то, что будет иметь реальные последствия.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Более того, люди Олимпа наконец-то встретятся лицом к лицу с правдой. Аид — это не миф, но я более чем счастлив сыграть бугимена в реальной жизни, если это достигнет моих целей.

У Андреаса задумчивое выражение лица.

— Держи меня в курсе?

— Конечно. — Я сажусь на край своего стола. — Так и будет, когда я напомню тебе, что ты на

пенсии.

— Ба! — Он отмахивается от этого. — Ты говоришь, как этот маленький засранец, Харон.

Учитывая, что Харон — его биологический внук и находится на пути к тому, чтобы стать моей правой рукой, «маленький засранец» вряд ли подходит в качестве описания. Ему двадцать семь, и он более способный, чем большинство людей под моим командованием.

— Он хочет как лучше.

— Он назойливый.

Раздается стук в дверь, и сам мужчина просовывает голову внутрь. Он точная копия своего деда, хотя у него широкие плечи и темные волосы покрывают всю голову. Но ярко-голубые глаза, квадратный подбородок и уверенность — все это есть. Он замечает Андреаса и ухмыляется.

— Привет, папаша. Ты выглядишь так, будто тебе нужно вздремнуть.

Андреас метает кинжалы.

— Не думай, что я не смогу надрать тебе задницу так же, как я это делал, когда тебе было пять.

— И не мечтал бы об этом. — Его тон говорит об обратном, но он всегда любит играть с огнем,

когда дело доходит до Андреаса. Харон входит в комнату и закрывает за собой дверь.

— Ты хотел меня видеть?

— Нам нужно обсудить изменения в расписании караула.

— Проблемы? — Его глаза загораются при мысли об этом. — Это как-то связано с той женщиной?

— Она собирается остаться на некоторое время. — Я мог бы быть откровенен в своих планах с

Андреасом, он заслужил это после всего, чем пожертвовал, чтобы сохранить мне жизнь и сохранить эту территорию вместе. Я не готов говорить об этом ни с кем другим, хотя мое окно для того, чтобы держать дерьмо при себе, быстро закрывается.

— Пусть Минта совершит набег на шкаф в поисках нескольких вещей, которые Персефона

может одолжить, пока у меня не появится возможность заказать больше. — Харон поднимает брови. — Менте это понравится

— Она это переживет. Я возмещу ей все, что она придумает. — Это не полностью смягчит

просьбу, не тогда, когда Минте такая чертовски собственница во всем, что она считает своим, но это лучшее, что я могу придумать прямо сейчас. Мне нужен весь сегодняшний день, чтобы создать оборону, чтобы защитить моих людей от того, что я собираюсь сделать.

А завтра?

Завтра мы должны сделать наше объявление с таким размахом, чтобы его услышали даже эти золотые придурки в башне Додона.

Мой телефон звонит, и я знаю, кто это, еще до того, как обхожу свой стол, чтобы ответить на звонок. Я бросаю взгляд на двух мужчин в моем кабинете, и Харон опускается в кресло рядом со своим дедушкой. Они будут вести себя тихо. Я не позволяю себе глубоко вздохнуть, чтобы собраться с духом. Я просто отвечаю.

— Да?

— У тебя какие-то бронзовые яйца, ты, маленький засранец.

Удовлетворение просачивается сквозь меня. За эти годы у нас с Зевсом несколько раз были причины иметь дело друг с другом, и он всегда был снисходителен и вспыльчив, как бы одаривая меня своим присутствием. Сейчас в его голосе нет ничего, кроме ярости.

— Зевс. Рад тебя слышать.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Немедленно верни ее, и никто не должен знать об этом маленьком проступке. Ты бы не хотел

делать ничего, что могло бы поставить под угрозу хрупкий мир, который у нас есть.

Даже после всех этих лет меня поражает, что он считает меня таким близорукой. Было время, когда его блеф вызвал бы панику в моей груди, но с тех пор я прошел долгий путь. Я не ребенок, чтобы он меня запугивал. Я стараюсь говорить мягко, зная, что это еще больше разозлит его.