Лорд Системы 18 - Саша Токсик

бухты. А после и вовсе дорос до Бога удачи в Спартанском Королевстве.

Разве такое поведение характерно для тех духов, которых мы знаем? Разве мы для них не источник жизненных сил? Почему некоторые духи подобны примитивным энергетическим пиявкам, готовым на всё, только бы пожрать твою душу, а другие готовы помогать тебе, защищать, оберегать?

В чём их принципиальная разница? В чём отличие?

В наличии разума? Почему тогда тот же Джотто готов был утопить весь Милан в крови, только бы достичь своих целей, а Уилсон готов дарить своё благословение без каких-либо условий?

Возможно ли, что среди духов тоже есть своё разделение на хороших и плохих? Или всё зависит от того, что привлекает их? Кровавые ритуалы, проклятия, жертвы или искреннее желание чуда?

Духовная составляющая мира Системы для нас, людей с Земли, всё ещё походит на бескрайний космос. Мы знаем о его существовании, не раз и не два с ним соприкасались, но понимаем ли мы его хоть отчасти?

Нисколько!

Нужна ли только вера для трансформации простого духа в Бога? В какой момент этой «веры» достаточно для запуска процесса возвышения? В какой момент дух перестаёт быть вечно голодной пиявкой и обретает собственный разум?

Ведь, по словам Чёрти-что, не каждый дух становится богом. Есть ли духи, которые могущественнее богов просто в силу своего возраста?

Столько вопросов, столько догадок. И практически ни единого чёткого ответа. Система также не даёт нам схитрить, расспросив обо всём Черти-что или Мирантис. Она требует, чтобы мы узнавали всё новое на своих ошибках, на своих, так сказать, шишках.

Даже Данте сейчас признаёт, что его восприятие духов было слишком поверхностным.

— Духи — это настоящие жители мира Системы, — провозглашает мужчина. Я его внимательно слушаю. — Когда-то они были такими, как и мы. Пришлыми из иных миров, вселенных, галактик. Их, как и нас, занесло в мир Системы. Они росли и развивались. Сражались между собой. Кто-то падал на самое дно, а кто-то поднимался на самую вершину мира. Есть лишь одно общее между ними всеми, они все обратились в прах.

— Фигурально? — спрашиваю я. — Не в прямом смысле?

— Может, и в фигуральном, — хмыкает Данте. — Никто из духов тебе не расскажет о том, почему он стал духом. Они не хотят с нами делиться этим знанием. Или же не могут. Вполне возможно, что Система просто не желает делиться одной из своих тайн. Но вот что я заметил…

Мужчина придвигается ближе, понизив тон:

— Разве во всей это чехарда не наблюдается любопытной закономерности?

— И какой же?

— А то, что все эти цивилизации, все эти миллиарды и триллионы душ… просто так берут и раз за разом исчезают с лица Сервера, — выдаёт Данте. — Будто бы их стирает Система. Как в наших квестах! Не прошёл испытание? Поздравляем, вы потеряли всё, чего вы достигли, а ваша фракция теперь ничего не стоит!

— Не хочешь же ты сказать, — хмурюсь я. — Что Система из раза в раз ставит перед мирами такой квест, что ни один из них не справился?

— Не знаю, — вздыхает Данте. — Я уже ни о чём не могу смело предполагать. Но какую цель преследует Система?

— Абсолютную власть, — тут же отвечаю я.

— Значит, что? Система хочет, чтобы в финале осталась только одна фракция, ведь логично же? — говорит мужчина.

— Логично.

— Для чего всё это Системе? Уж не для того ли, чтобы взращенная ею фракция бросила вызов… чему-то куда более могущественному? Тому, с чем может справиться лишь общество, объединённое под началом одного разумного и в руках которого будет вся мощь Сервера?

Глаза Данте горят. Его опыт учёного приводит мужчину просто к невероятным выводам. Система — это испытательный полигон, который отбирает целые миры и цивилизации, способные удовлетворить какие-то её далёкие цели?

— Интересная гипотеза, — соглашаюсь я.

Сама мысль о том, что Система проводит на своих Серверах естественный отбор ради того, чтобы подготовить нас всех к чему-то… настораживает.

Что вообще во вселенной может потребовать столь жёсткого отборочного тура? Даже в теории?

Это, конечно, если вообще взять за принцип то, что Система нас к чему-то готовит. Может, это очередные домыслы учёного, чьё эго было уязвлено молодой девчушкой и который жаждет хоть в чём-то оказаться правым.

Что ж, время покажет. В ближайшие годы нам о таких материях только и остаётся, что гадать.

Поначалу было бы неплохо выйти за пределы региона. А уж там и развернуться можно будет куда шире!

Уверен, и часть ответов на свои вопросы мы получим там же! За стеной региона!

Ну а пока… что там Данте говорил о сырной тарелке?

* * *

— Да, Милан теперь и не узнать, — качаю я головой, прогуливаясь по улицам города.

— Вы бывали здесь раньше? — интересуется Проходчик.

Парень, можно сказать, впервые получает возможность увидеть новый дивный мир. И за пределы Спарты отправился, и на дирижабле полетал, и в боях с энергетами поучаствовал, а теперь вот, и в родном поселении всех изменённых побывал!

— И не один раз, — киваю я. — В первый раз Милан мне показался в разы…

— Мрачнее? — уточняет Пирра.

— Недружелюбнее? — вторит ей Базальт.

— Опаснее? — завершает всё Малой.

— Всё вместе, — ухмыляюсь я. — Сейчас же увиденная мною картина кардинально отличается.

Мы бесцельно бродим по улочкам Милана, наблюдая за бытом местных. Дирижаблю потребуется какое-то время на ремонт, не говоря уже о пополнении запасов. Более того, Третий сейчас собирает группу сопровождения для новичков, чтобы тех отправили в Спарту. Оставлять их в Милане я всё ещё опасаюсь.

Не сказать, что я не доверяю Данте, просто зная его и змеглазых, они определённо попробуют привлечь честь из новоприбывших на опыты. Разумеется, добровольно.

Навешают им какой-нибудь лапши на уши. Мол, станете сильными, как быки, и прекрасными, как феи.

А нам такого всё же не надо!

Уж лучше их сопроводят торговцы до Спарты, где и примут в «лягушатник».

Бродя по полису, я не могу не отметить, насколько здесь стало уютнее. Пропали холодок и настороженность. Поселение словно бы очнулось от продолжительной спячки! Повлиял ли на это тот факт, что Милан уже достаточно долго является частью Союза Городов, а в скором времени и Спартанского Королевства? На удивление среди игроков нашлись и те, кто на добровольных началах решил