Ядерные материалы - Андрей Молчанов

- Отвечу тебе уклончиво: хрен его знает, - пожал плечами Забелин. - А менты тут как роботы, диспуты в их обязанности не входят.

- Никаких эмоций! - с горестью согласился Борис. - Вот наши... с юмором, да? Остановит меня родимый гаишник, я ему: какой русский не любит быстрой езды? Он: ваши права! Я: какие у еврея права? Похохотали и разошлись. Я помню, первый раз за руль сел еще на "Волге" старой, и из правого ряда на светофоре развернулся поперек движения. И - точно к постовому подрулил - бампером к сапогу. Выскочил, дрожу от страха, но брякаю ему возмущенно, как хорек затравленный: "У машины же радиус!" Он аж присел от смеха!

- Контакты у тебя в реле стартера, по-моему, залипают, - откликнулся Забелин.

- И чего делать?

- Молоток есть? Постучим, может, стрясем окись...

Боря, достав из кармана телефон, принялся набирать свой домашний номер.

- Петя, сыночек? Это папа... Я тут через блок, у прачечной... С подполковником морским-заморским нашего кормильца в чувство приводим... Молоточек поднеси, ага? - Обернулся к Забелину. - Как насчет пивка?

Они едва успели раскупорить банки, как рядом возникла полицейская машина. Выйдя из нее, стражи порядка, поправляя под лощеными черными куртками ремни, отягощенные правоохранительной аппаратурой, двинулись к ним.

Один из полицейских развернул на ходу блокнот со штрафными квитанциями.

- В чем дело? - испуганно проговорил Боря, уставившись на приближающиеся позолоченные кокарды.

- Пиво? - вопросил полицейский голосом, требующим повиновения.

-Д-да...

- Пить пиво на улице запрещено, - сообщил страж порядка, поправляя аккуратный узел черного узкого галстука.

- Так пиво же в пакете... Если банка прикрыта, то можно...

- Согласно новому постановлению - уже нет!

- Мы не знали... - забормотал Борис. - Приносим дикие извинения...

Забелин стесненно кашлянул, узрев, как по тротуару, держа в руке молоток, шагает Борин сыночек Петя в драных джинсах и в жокейской кепке с козырьком, повернутым на затылок,, За Петей, сверля его спину настороженными взорами, следовали двое полицейских, видимо, заинтересованных, с какой целью и куда шагает по вечерней улице неблагополучного района человек с молотком.

- Все не слава богу! - обернувшись на своего приближающегося отпрыска, прокомментировал Боря.

Полицейские, сопровождавшие Петю, явно напряглись, уяснив, что объект их внимания направляется к стоящему с открытым капотом "Кадиллаку", возле которого остановилась патрульная машина.

Петя, в чьих ушах гремела музыка из карманного плеера, укрепленного на брючном ремне с застежкой-черепом, равнодушно глядя на полицейских, вручил папе молоток, озаботив таким поступком уже всю правоохранительную рать.

- В чем дело? - кивнув на молоток и настороженно отодвинувшись от Бориса, вопросил долговязый сержант, блюститель алкогольного уличного воздержания.

- Мы ремонтируем машину, - последовал честный ответ Забелина.

Полицейские сумрачно переглянулись.

- То есть?

Забелин, приняв молоток, воздел его над зевом капота, нанеся увесистый удар по стартеру. Объяснил кратко:

- Барахлит реле. - И, усевшись за руль, повернул ключ в замке зажигания.

Стартер бодро провернул шестеренки, и двигатель завелся.

- Так ремонтируют машины в России? - прищурился один из стражей порядка.

- Да, и результат - налицо, - с вызовом сказал Забелин.

- Вы кончили ремонт? - поинтересовался сержант. - Тогда... уберите молоток в багажник.

- И пиво, - вставил его напарник.

- Вам, кстати, пишут тикет, - сообщил ему Борис. - Вы поставили свой "Форд" возле пожарного гидранта.

У патрульного автомобиля и в самом деле стояла расплывшаяся чернокожая дама в форменном коричневом кителе дорожной службы и старательно выводила какие-то каракули в своих служебных бумагах.

Внимание полицейских мгновенно переключилось на своего коллегу по соблюдению городского правопорядка.

Вспыхнула возмущенная перебранка, изобилующая агрессивной нецензурной лексикой.

Боря, сверкнув золотой фиксой, с довольным видом подмигнул криво усмехающемуся Забелину, уже не впервые наблюдавшему конфликт между "голубыми" так именовались городские полицейские - и "коричневыми" - специалистами исключительно по незаконным парковкам.

Это был антагонизм, чьи корни уходили в прошлое какого-то давнего конфликта служб, едва ли не каждодневно обменивающихся ныне друг с другом взаимными унижениями. Месяц назад Забелин наблюдал, как полицейскую машину едва не уволок штрафной буксир и офицеру, грозившему шоферу буксира оружием, пришлось, дабы отбить служебный транспорт, вызывать на помощь подкрепление, мгновенно заголосившее сиренами по всему Бруклину.

- Сваливаем, - сказал Боря, опуская капот. - Пока волки грызутся, овцам самое время в сарай под запор... Пошли ко мне, пропустим стаканчик-другой под селедочку в сметанке...

Усевшись за стеклянным столиком в гостиной, разлили по рюмкам ледяной "Абсолют".

- Значит, за твое новое назначение! - предложил Борис и, выпив, приложил к синяку на скуле новенький цент, взяв его из вазочки, заполненной мелочью.

- Чего случилось? - спросил, кивнув на синяк, Забелин.

- Да вчера... - неохотно поведал Борис. - Пассажиры...

- Грабануть хотели?

- Ну да... Два латиноса с ножичками...

- И на сколько влетел? - сочувственно поинтересовался Забелин.

- Влетел? Да хрен они угадали! Я же, ты знаешь, чего не люблю, так это платить! У меня, как платить, всегда чего-то с головой происходит, мысли путаются и никогда не получается... Но по фейсу они мне все-таки умудрились, паскуды...

- Ты к шишке доллар приложи, а не цент, - посоветовал Забелин.

- Зачем?

- Исчезнет в сто раз быстрее.

- Мысль, - сказал Борис равнодушно. - О, кстати, возвращаясь к ментам... Не знаю, кому они там помогают, но у меня, помню, когда еще в Одессе жил, квартиру обокрали... Так не то чтобы воров не нашли, а покуда протоколы заполняли и всякими кистями орудовали, чтобы отпечатки пальцев выявить, блок сигарет увели, три кассеты магнитофонные и шарф... И в тот же, представь, день, я в такси тогда работал, подвез одного патрульного, все честь по чести, бесплатно, а вышел он, я глянул - оп-па! - ручки стеклоподъемника нет, свинтил ее мент! Так и тут. Доят козлов отпущения, неуклонно увеличивая их поголовье! Из-за пива цепляются, а вот окажись ты где-нибудь в Гарлеме - попробуй до этих спасителей докричаться! Они туда и носа не сунут... Кстати, в прошлом году еду там - и вдруг колесо спустило. А запаска тоже пробитая. Вылезаю - ночь, ни одного фонаря, только луна светит, пустые дома, и тут целая делегация отмороженных "шахтеров" из-за угла выруливает. Ну, думаю, вот где будет моя могила.

- Так! - сказал Забелин с интересом.

- Вот и так! Я проявляю инициативу - бросаюсь к ним, как к маме родной, трясу руку ихнего вождя обкуренного, всячески выражаю радость и говорю, что прибыл сюда сегодня утром из СССР, попал в беду с колесом, но теперь душа моя поет, ибо эти люди, чье благородство просто высветляет их негритянские лица в кромешной тьме, уж наверняка бедному туристу с двумя долларами в кармане помогут! Они даже от такого напора одурели. Вождь почесал бейсбольной битой свой лоб и кивнул одной из "шестерок". И через три минуты, в течение которых я им дальнейшие комплименты произносил, "шестерка", представь, прикатила хорошенькое колесо. И тут банда безо всякого домкрата дружно мой тарантас приподнимает, меняет мне колесо, я жму лапу вождю, а он мне, значит, советует смущенно: дескать, ты больше в этом районе не появляйся, опасный, дескать, район... Я ему снова - на! - крайнюю признательность и лучшие характеристики, лесть ведь и глухие слышат, а он мне застенчиво так: чего это ты, кстати, насчет двух долларов-то упоминал?.. И знаешь, дал я ему эти два бакса, не стал кроить! От души дал, платил, как сам себе...

Забелин, механически улыбаясь, вздохнул. Подумал: "Вот твоя нынешняя компания - осколки бывшей Страны Советов, нынешняя нью-йоркская лимита, собранная магнитом ложной американской мечты... Сегодня магнит поменял полярность и выталкивает тебя в прошлое. И кто знает, может, вскоре увидишь ты в тусклом сером экранце монитора лежащую на дне лодку с твоим дружком Димой, и вспомнишь ее иной - стоящей, притопив китовьи бока, солнечным деньком у причала, и дружка жизнерадостного вспомнишь, чьи иссохшие останки, зеленые от радиации, разваливаются сейчас на таких же бирюзово фосфоресцирующих во тьме свинцовых сотах пола в реакторном отсеке, задраенном наглухо и навсегда..."

Внезапно ему показалось, что из этого морского похода он уже сюда не вернется, поход будет последним.

То ли от выпитой водки, то ли от нервного прошедшего дня к нему пришло впечатление, словно его настигла и теперь уносит от берега властная, горделивая волна. И вдруг показалось, будто он давно знал, что будет сидеть в этой гостиной в предчувствии, будто видит ее в последний раз, и захочет отказаться от плавания, от предложенной работы, а человек, сидящий напротив, скажет, что это глупость, а он будет упорствовать, что никуда завтра не пойдет, но, покинув этот дом, сдастся и отправится в проклятый офис.