Почта в Никогда-Никогда - Люциан Воляновский

Посредством этого вопроса хотели установить, является ли для меня писательский труд единственным средством существования. Более широкий его смысл не раз вспоминался мне в моем путешествии по огромному континенту. Наш словарь иностранных слов поясняет, что «bona fide» следует понимать как «с добрыми намерениями», «с доверием, искренне, без злого умысла…» Возможно, что это стало сущностью моего путешествия по Австралии.

Таким образом, если в этой беседе с вами с моей стороны будут допущены какие-то ошибки, то не по злой воле. Сообщите мне о них, и я исправлю их в следующем издании. И еще одно: я глубоко верю в чувство юмора читателей. Если бы среди них нашлись такие, которые лишены его, очень советую по прочтении нескольких страниц книги повторять вполголоса короткую фразу «Воляновский иногда шутит, Воляновский иногда шутит…»

Блеющий капитал

Рассказы о молчаливых австралийцах выдумывают, конечно, сами австралийцы, как пристало народу, который обладает чувством юмора и любит посмеяться над самим собой. Люди из страны Никогда-Никогда, обитающие на бескрайних просторах континента, неразговорчивы, так как живут в царстве одиночества. Отсюда и повесть о влюбленном юноше из этих мест. В течение нескольких недель он ежедневно появлялся в доме, где была дочь на выданье, и целый вечер смотрел на нее в немом восторге. Однажды юноша все-таки пересилил себя и почтительно пробормотал, обращаясь к предмету своего обожания:

— А эти пирожки вы тоже пекли сами?

Услышав утвердительный ответ, он снова замолк на десяток вечеров, пока наконец не решился обратиться к отцу девушки с вопросом, как тот смотрит на замужество дочери. Отец пробормотал, что надо бы сначала спросить заинтересованную сторону. Та, в свою очередь, ответила, что и сама еще не знает, ей надо подумать. Тогда этот «волокита» надвинул шляпу со словами:

— Ну, раз вы не решаетесь, то, пожалуй, мне больше не имеет смысла навязываться.

С тех пор он у них и не показывался.

Матейко и молчание или…

Из тех же молчальников был и тот юноша, который со своим другом собирался переночевать в пустынном месте, на пригорке у реки. Он пошел к реке с ведром, набрав воды, вернулся через четверть часа и в задумчивости уселся у костра. Потом обратился к другу:

— Там какой-то городской парень.

— Что он делает? Рыбачит?

— Нет.

— Ставит силки на кроликов?

— Нет.

— Стирает?

— Нет.

— Так что же он делает?

— Тонет.

Я, конечно, не встречал таких неразговорчивых, но должен честно признать, что в глубинных районах материка люди действительно молчаливы. Если я видел, что разговор не клеится, то обращался к последнему средству: вынимал из кармана помятую вырезку сиднейской газеты и подсовывал ее моему собеседнику. Тот начинал внимательно читать, и, как правило, лицо его принимало выражение доброжелательной заинтересованности, мост взаимопонимания был переброшен. В газете же сообщалось о том, что торговое польское фрахтовое судно «Ян Матейко» прибыло в Сидней за шерстью, закупленной Польшей. Следовало подробное описание, сколько этой продукции заберет корабль и в каком австралийском порту. После этого сообщалось, что «капитану Витольду Браньскому уже шестьдесят шесть лет, а во время второй мировой войны он служил в королевском флоте. В 1942 году он ходил в Австралию и Новую Зеландию — привозил из Лондона детей-беженцев. Но этот его корабль и экипаж в Австралии впервые».

… Номер восьмой по счету

Переждав минутку, я показывал моему собеседнику листовку, которые раздавались в польском павильоне на Международной ярмарке в Сиднее. Пока он ее читал, я с улыбкой изображал на лице выражение покорности, свойственной людям, идущим прямым путем и сознающим своп преимущества, выражение, которое я подметил в Японии. на листовке изображался большой вопросительный знак, под которым крупными буквами было напечатано обращение к читателю: Do you know that POLAND is the 8-th largest buyer of AUSTRALIAN WOOL!

Это означает, что в очереди за австралийской шерстью, которую получают от знаменитого «блеющего клада», Польша стоит под восьмым номером. Это очень почетное место, впереди нас находятся лишь страны со значительно большим населением и мощной промышленностью.

Австралия — крупный экспортер шерсти. Каждая пятая овца на нашей планете пасется на ее пастбищах. Я приехал, чтобы увидеть сто пятьдесят пять миллионов австралийских овец и встретиться с их хозяевами. Овцы были «неразговорчивы», скотоводы поначалу тоже, и только рассказ о «Яне Матейко» и его грузе разрушил стену молчания. Следует упомянуть, что «Ян Матейко» и другие корабли PLO [24] прибывают в порты Австралии с самыми различными грузами.

Докеры Сиднея достают из глубоких трюмов лыжи, пианино, фотоаппараты, губные гармошки, дубленки (польские овцы отдают свои шубы, чтобы их отвезли в страну мериносов — как самовары в Тулу!), велосипеды, банки рыбных консервов, торфяные удобрения, спортивные самолеты, резиновые лодки, хрен, шелк, елочные игрушки и наглядные пособия. Я уж не говорю о машинах или бумаге. Наши торговые организации выбрасывают на прилавки австралийских магазинов все новые и новые товары.

Овечьей трусцой через всю историю

На гербах двух штатов Австралии — Квинсленда и Виктории — изображена голова овцы. Происхождение гербов весьма своеобразно — в них отражается древняя история. Но в данном случае оба штата просто хотели подчеркнуть, что именно за счет овец они хотят достигнуть благосостояния. А впрочем, не только они…

Без преувеличения можно сказать, что история овцеводства начинается буквально с Адама и Евы. Как сообщает Библия, этот самый известный «бестселлер» всех времен, наши прародители были изгнаны из рая голышом. Именно тогда, кажется, Ева сказала: «Адам, мне совершенно нечего надеть…» Евы говорят так и но сей день, но не это сейчас главное. Во всяком случае, Адам стал приглядывать что-нибудь подходящее. Как знать, может быть, он увидел овцу именно тогда.

Своей характерной трусцой шла с человеком овца через всю его историю. Она давала ему не только шерсть, но и мясо, жир, молоко и молочные продукты. Ведь еще Гомер воспел достоинства овечьего сыра…

Любовь к овцам безгранична. Это означает, что овец используют во всем мире и никакие границы не в состоянии остановить эту эксплуатацию. Путешествуя но свету, я объедался овечьими сырами: гуральским в Закопане, брынзой в Словакии, пикантным в Венгрии. В Новой Зеландии, где на одного человека приходится двадцать овец, я ел баранину дважды в день. В Исландии мне приходилось не только есть, но и самому разрезать копченую баранью голову, при этом все время казалось, что она с немым укором смотрит на меня своими затуманенными глазами.