Русский авангард. И не только - Андрей Дмитриевич Сарабьянов

французское искусство, но и наметила молодым, в частности Ларионову и Гончаровой, новые пути развития.

Последняя выставка «Салона» (зима 1909/1910) объединила будущих «бубновых валетов» – Ларионова и Гончарову, с одной стороны, и московских сезаннистов (Кончаловского, Машкова, Фалька и других) – с другой.

Интернациональные салоны В.А. Издебского также выполняли объединяющую функцию. Первый и второй салоны собирали на протяжении 1909–1911 годов в единые экспозиции произведения европейских и российских художников. Характерно, что последняя выставка 1-го Салона Издебского работала в Риге одновременно с «Русским Сецессионом» (лето 1910 года).

Салоны – как Издебского, так и «Золотого руна» – отыграли свою роль. Нужна была новая площадка. Ею стал петербургский «Союз молодежи». Общество с самого начала своей деятельности ориентировалось на контакт с московскими художниками. На этом настаивали Левкий Жевержеев и Волдемар Матвей, хотя, как свидетельствует Матюшин, многие молодые «противились». Объединительная роль Матвея особенно велика, о чем мы узнаем из его переписки с разными лицами во время пребывания в Москве, в том числе со Школьником.

«Протест молодежи» подтверждается черновыми записями Школьника, который призывает молодежь быть «впереди всех» и «посвятить себя народному искусству». Его пожелание таково: «Пусть не в том выражается наша деятельность, что мы снова представим кучу полотен Ларионова и Машкова и снова тем же самым запрудим наши стены». Удивительно, что Школьник не уловил духа «народного искусства» в картинах упомянутых им Ларионова и Машкова.

Приглашая Ларионова на 1-ю выставку «Союза молодежи» (8 марта – 11 апреля 1910 года), Матвей пишет 19 февраля 1910 года, что участвуют «Львов, я и другие» (выделил самых главных!) и обещает carte blanche. Расчет правильный – Ларионов знал Львова по МУЖВЗ. Упоминая Львова, Матвей старается поднять в глазах Ларионова авторитет нового художественного объединения. Ларионов на участие, естественно, согласился.

В другом письме неизвестному лицу Матвей высоко оценивает произведения Гончаровой, которые он видел и отобрал, а в отношении Ларионова высказывается достаточно критично.

Матвей отчитывается о своей «беготне» по Москве в связи с устройством выставки: удивляет широта круга охваченных им художников. Матвей пишет: «Бегу по всей Москве. У Зельмановой, к которой раз 5 заходил, ничего нет. Вообще работ нет. Захватил у нее все-таки 2 вещицы. Был у Машкова. Взял одну вещь. Ларионов не дает то, что мне нравится, а навязывает свое. Если я вообще что-нибудь у него возьму, то без всякого обязательства с моей стороны… Самое интересное, что пока нашел, это работы Гончаровой. Она в Питере еще не выставляла. Привезу 2 картины и два триптиха, это значит работ 8, что ли. У Сарьяна ничего не вышло, у Уткина тоже». Голуборозовцы Сарьян и Уткин в выставках «Союза молодежи» так и не приняли участия.

Как свидетельствует письмо Матвея Школьнику от 27 февраля 1910 года, перечисленные работы Матвей привез в Петербург самостоятельно. 1 марта 1910 года Ларионов ответил Матвею: «Посылаю Вам еще две вещи Машкова, и он сам добавляет Nature morte с кувшином и фруктами. Триптих, который Вы просили прислать Нат. Сергеевну и еще она Вам портрет посылает. – Всего 6 вещей».

Среди москвичей на 1-й выставке «Союза молодежи» были Ларионов, Гончарова и Машков. Их примитивизм не пришелся по вкусу петербургским критикам. Александр Бенуа высказался по поводу Ларионова: «Ведь он мог бы создавать вместо этих кривляний в духе какого-нибудь нового “примитивизма” законченные и совершенные произведения в “прежнем духе”. А Ларионов лишает закатный ореол старого искусства того цветистого и праздничного луча, который он мог бы ему дать».

Афиша выставки «Союза молодежи». Санкт-Петербург. Январь – февраль 1912

Через 12 дней после вернисажа 1-й выставки «Союза молодежи» открылась выставка «Импрессионисты» (19 марта – 14 апреля). На почве противостояния «Союзу молодежи» на ней объединились, с одной стороны, Кульбин и его «Треугольник», с другой – Матюшин, Гуро, Каменский. Москвичей на этой выставке не было.

На следующей выставке «Союза молодежи», которая получила название «Русский Сецессион» (13 июня – 8 августа 1910 года), были те же москвичи, что и на 1-й.

Вскоре после закрытия выставки Матвей опубликовал текст «Русский Сецессион», который можно считать манифестом «Союза молодежи». В частности, он писал: «Колыбелью его [Русского Сецессиона] у нас считается Москва. В частных галереях Щукина и Морозова изучала русская молодежь Пюви де Шаванна, Клода Моне, Писсарро, потом неоимпрессионистов Ван Гога, Гогена, Сезанна… Изучение этих мастеров, потом прерафаэлитов и русского народного искусства сделало то, что вкус, чувство красок и глаз молодых русских художников развивались в направлении совершенно отличном от направления питомцев академии… И направление это оказалось не только не мертвенно-художественным, но быстро дало пышные и обильные ростки. Ежегодные выставки “Золотого Руна” показали, какие мало початые области красоты есть еще у живописи, сколько свежести и самобытности у молодой России. Вскоре и в Петербурге при содействии мецената Л.И. Жевержеева образовалось общество “Союз молодежи”».

«Союз молодежи» сотрудничал и с другими городами Российской империи. В Одессе на «Салоне 2» (салоне В.А. Издебского; февраль – апрель 1911 года) из «Союза молодежи» был только Матвей (2 картины) и петербуржец Кульбин (8). Большим количеством работ были представлены художники, связанные с «Союзом молодежи»: братья Бурлюки (26+12), Гончарова (24), Кончаловский (15), Куприн (6), Ларионов (22), Машков (17), Татлин (9). Левая направленность не помешала Ларионову (а за ним и Гончаровой) участвовать в выставке «Мира искусства» в Петербурге (декабрь 1910 – февраль 1911 года).

Из Петербурга в Москву также наблюдалось обратное движение, но менее масштабное.

Во время организации 1-й выставки «Бубнового валета» (еще до официальной регистрации общества) не обошлось без некоторых недоразумений. Объявление о приеме работ на выставку было опубликовано 8 октября. Многие отозвались на публикацию – представители группировок «Золотое руно», «Венок – Стефанос», «Новое мюнхенское объединение» и даже французы (например, Анри Ле Фоконье). Из петербуржцев откликнулись два художника из «Союза молодежи» – София Бодуэн де Куртене и Эдуард Спандиков. Первая стала участницей выставки (7 работ). Второй отправил устроителям 68 произведений и в письме Ларионову написал, что выбор работ и цены предоставляет на его усмотрение. Это были в основном «наброски», как их определил сам автор. Возможно, именно поэтому ни одно из произведений Спандикова в экспозицию не вошло.

Для других членов «Союза молодежи» объявления явно было недостаточно, требовались личные приглашения. Письменные приглашения некоторым художникам были присланы 15 ноября, о чем Школьник написал Спандикову 16 ноября. Некоторые исследователи (например, Н.И. Харджиев) видят в этом факте преднамеренный расчет Ларионова, заключающийся в том, что «союзники» не успеют прислать свои работы. Вряд ли такой расчет мог иметь место, поскольку