История капли живой воды - Сергей Владимирович Ташевский

В конце концов почти все жуки из корзины высыпались, и когда через пол-часа послышался скрип досок крыльца, в ней остались только самые объевшиеся и нерасторопные, забившиеся между прутиков до лучших времён. Где-то наверху над каплей послышался удивлённый мальчишеский голос:

– Ну, бабушка, ничего себе! Когда ты успела столько набрать?

– Кто рано встаёт, тому Бог даёт!

Корзина перевернулась, и грибы с мягким стуком высыпались на кухонный стол. Это была кухня уютного деревенского домика, в котором пахло печным теплом и старой бумагой. Рядом с каплей сновали сухие старушечьи руки, хватавшие грибы один за другим и чистившие их от налипшей грязи.

– Давай лучше, помоги мне!

Капля почувствовала, как к ней прикоснулась рука мальчика. Что-то в ней было знакомое.

Ну конечно!

Она уже когда-то чувствовала эту ладонь – правда, всего одну секунду, и сквозь толстую вязаную варежку, но узнала её безошибочно.

Это был тот самый мальчик, к которому она слетела с ёлки снежинкой на площади! Тот, да не совсем тот.

Прошло ведь немало времени с тех пор, и мальчик вырос, ему на вид было лет двенадцать, а может и побольше.

– Бабуль, смотри, это белый? – мальчик поднял гриб с каплей повыше, и она смогла хорошенько его разглядеть. Густые тёмные волосы, внимательные голубые глаза, тонкая улыбка на губах…

– Похоже, вырастет красавцем! – подумала капля. – Но почему он тут, в деревне, а не в городе? Не в школе? Ведь осень, все дети должны учиться…

– Да, белый! – услышала она голос бабушки. – У вас там, наверное, таких не будет. Ну ничего, будет что-то другое…

– Не хочу я туда уезжать! – с грустью сказал вдруг мальчик. – Зачем? Почему мама и папа улетели в эту Америку?

– Наверное для них так лучше. Наступает время, когда люди ищут перемен, что-то их срывает с места. Расселяет по свету, как семена деревьев. Это только грибы веками в одном месте растут.

– Но ты ведь почему-то не едешь?

– Я старая, кому я там нужна. Да и хозяйство не хочу бросать.

– А ты все продай, как они квартиру продали, и поезжай с нами!

– Нет, – печально ответила бабушка. – Мне не судьба. Я где родилась, там пригодилась, тут и умру.

– Ну почему же так?

– Я из другой жизни. Раньше все так и было заведено: рождались в деревне, женились, работали, рожали детей, и тут же на кладбище покой свой находили. Такой вот был круговорот. А теперь, видишь сам, от того круговорота полтора дома осталось. Молодые в город перебрались, а из города им целый мир открывается. И тебе он откроется ещё шире. Это, наверное, хорошо.

– Но мне так нравится у тебя, в деревне!

– И это тоже хорошо. Здесь наше с тобой начало. Но мир изменился, и жить в нем надо по-другому. Только о своей родине забывать нельзя.

– Я никогда не забуду! – прошептал мальчик. – Я обязательно к тебе вернусь.

– Может и вернёшься, а может и нет. Кто знает. Ты главное запомни, откуда ты, кто ты. Вот этот лес запомни, этот дом, эти запахи. Птичьи голоса запомни, грибочек этот белый. Пока помнишь, ты здесь. Сколько бы времени ни прошло, пока помнишь, ты тут, со мной. И никакие годы и расстояния нам не страшны…

Капля, слушая этот разговор, чувствовала, что снова становится горькой как слеза. «Время идёт лишь для тех, кто в темнице!» – повторяла она про себя, но все равно ей было грустно. Да и старинные часы-ходики на кухонной стене, шевеля усами-стрелками, со стуком маятника отмеряли не что-нибудь, а время. Человеческое время.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ, ВНУТРИ КОТОРОЙ ОБНАРУЖИВАЕТСЯ ГЛИСТ

Ну и что, что она оказалась вместе с грибными очистками на дне мусорного ведра?

Подумаешь.

Видала она места и погрязнее.

Правда, вокруг опять суетились мелкие грибные жуки и червячки.

– Пируем! Пируем! – кричали они. – Эй! Человек! Ещё нам хлебного мякиша! И молочка! И заварочки!

Казалось, эти глупые и алчные существа представляют какую-то карикатуру на человеческую жизнь, издеваются над нею с грязного дна старого железного ведёрка. Вот что было гадко и невыносимо. К счастью, вскоре в кухне выключили свет, и через некоторое время в ведре наступила тишина. Но ощущение, что как-то все здесь не так, не оставляло каплю до глубокой ночи.

– Полететь, что ли, тоже в Америку? – печально подумала вслух она.

– Да! Да! В Америку! – воскликнул вдруг маленький длинный червячок рядом с ней. Он один, кажется, не собирался засыпать во всем помойном ведре. – Америка – страна больших возможностей! Биг-маки, хот-доги! Техасские рейнджеры!

– Ты кто?

– Я глист.

Капля на минуту замешкалась. Ведь обычно при знакомстве, если кто-то тебе представляется, надо говорить «очень приятно!», но когда ты знакомишься с глистом – какое уж тут удовольствие?

– Не смущайтесь, мадам! – вывел её из замешательства глист. – Мне не привыкать, на глистов все смотрят сверху вниз. Но я необычный глист, я весёлый! Знаете, наверное, такую песенку:

«У Пегги был забавный глист,

Он вылезать умел на свист –

Ах, до чего весёлый глист!

Спляшем, Пегги, спляшем!».

(Песенку эту капля раньше не слышала, но сразу решила поскорее забыть).

– Ну это не совсем про меня, конечно, никакой Пегги я знать не знал, – как ни в чем ни бывало продолжал глист. – Зато я знал Беню! Какой человек был Беня! Тёплый и хороший. Мы там, в желудке Бени, так и говорили: где Беня, там и родина. Но увы, нам пришлось расстаться – как говорится, по независимым от нас гигиеническим причинам. И тогда, после долгих приключений, я поселился на яблоке – и встретил свою Еву. Да! Я искушал её этим яблоком, как змей… Но, впрочем, не знаю, понимаете ли вы, о чем я говорю, может и не читали этих книг? А я читал многое. О, благословенны те страны, где в туалетах используют бумагу! Я, можно сказать, книжный глист! Я…

– И как же ты собираешься попасть в Америку? – с подозрением перебила его капля, которой уже изрядно надоел хвастливый рассказ глиста, длинный как он сам. – Может, ты в мальчике хотел поселиться?

– Ну да, хотел, – неохотно признался глист. – Но он моет руки. Ну и пусть. Я возьму журавля дальнего следования. Они сейчас, осенью, довольно дёшевы. Хотя бы до Испании, а там разберёмся.

– Перелётные птицы? – с сомнением спросила капля. – Лично я на утке и ста метров не пролетела.

– Так надо не на птице, а внутри! С комфортом! С этими очистками и шелухой! Сейчас ведро