Железнодорожница - Вера Лондоковская

собой смех и веселые разговоры. Аня подбежала к матери и прижалась к ее широкому бедру.

— Мама, мама, а когда мы ужинать будем? Я уже есть хочу!

Валюша погладила девочку по голове и опять кинула на меня странный взгляд, в котором сквозило непонятное разочарование.

— Альбина, мы ужинать сегодня будем? — оказывается, уже и Вадим проголодался.

И вот что мне теперь делать? Тащить свою громадную задницу на кухню и готовить ужин? Накрывать, сервировать, подавать? Как официантка бесплатная? Я скрипнула зубами. Больше всего мне сейчас хотелось встать, затопать ногами и заорать на них всех: «Вон!» — и стукнуть какой-нибудь палкой Валюше по ноге, совсем как в старом советском фильме.

С невероятным усилием я сдержалась и, проклиная все на свете, поперлась на кухню.

Доставая из холодильника колбасу и сыр, а из хлебницы свежий хлеб, я торжественно пообещала себе, что больше никогда не попаду в такую дикую ситуацию. Пока не знаю, как, но я это сделаю! Никаких гостей больше! Ни одна подружка больше не явится со своим ребенком ужинать в обмен на свою болтовню! Я им не мать Тереза, в конце концов!

Не понимаю я эту Альбину. Собственной дочери куклу купить не может, зато гостей приучила к ежедневным ужинам. Зачем, спрашивается? Может, думает: ах, это же друзья, помогу им в трудную минуту, а потом они мне помогут? «Ха-ха» три раза.

На плите закипал ребристый железный чайник. Никакой микроволновки, понятно, и в помине не было. Поэтому чай будет горячим, а бутерброды холодные. Как говорится, чем богаты, тем и рады.

И ведь на кухню их не позовешь. Дом хрущевской постройки, в малюсенькой кухоньке помещается лишь кухонный стол, плита и холодильник. В углу есть маленький столик, но, если за него сядет хотя бы один человек, места вообще не останется. Поэтому маленький столик используется для хлебницы, солонки и разделочной доски.

— Давай я тебе помогу дотащить все это до зала, — на кухне появился дед.

— Ой, спасибо тебе большое! — обрадовалась я.

На один поднос мы поставили чашки с чаем, на другой бутерброды и вазочку с печеньем и понесли все это в зал, уворачиваясь по пути от бегающих в восторге девчонок.

Бутерброды и печенье смели в один миг. Гости для приличия высидели еще минут десять, и стали собираться домой.

Провожая их в прихожей, я подумала, что Альбине, где бы она ни была, может не понравиться, если я начну отваживать ее друзей. Хотя, как посмотреть. Может, она и сама ими тяготилась. Просто ей не хватало решительности от них избавиться. И тогда я, наоборот, окажу ей неоценимую услугу.

Я зашла в комнату к деду и плотно прикрыла за собой дверь. Ритке и Вадиму не стоит слышать наши разговоры. Ритке — потому что она ребенок, а Вадиму — потому что он инфантильный, как ребенок. А такие, как известно, не умеют держать язык за зубами.

Дед уже поставил на стол свою вечернюю бутылку водки.

— Ты совсем не закусываешь? — спросила я.

— Как же? — удивился он. — Закусываю, ириской. У меня в ящике стола всегда ириски лежат.

Я рассмеялась:

— Разве это закуска?

— О-о, на фронте вас не было, — парировал он, — там сто грамм без всякой закуски выпивали.

— Мы же не на фронте.

— Понятно, что не на фронте. Но расслабляться не следует, приучать себя к роскоши — тем более, — назидательно добавил дед. — И так проблем хватает.

— Проблем хватает, — согласилась я, — ты знаешь, мне так не понравилась эта ситуация с гостями. Может, я неправа, не знаю…

— А я тебе сколько про это говорил! — вскрикнул с упреком дед. — Да эта Пашина хитромудрая, как змея, только и делает, что по гостям с дочкой ходит. Там пообедают, там поужинают, а свои денежки откладывают и летом в Москву едут. И Светка такая же. «Ой, я мимо шла и решила зайти». Да и иди к себе домой, раз мимо шла! Мимо она шла! Вот и иди — мимо! — сказал дед словами одного из героев старого советского фильма.

— Светка — это моя сменщица, что ли? С работы?

— Да, она же недалеко от нас живет. «Ой, я мимо шла и зашла». И сидит, и сидит, чушь всякую рассказывает, только время твое тратит. А тут незаметно и обед подходит. Ты сама ешь, и ее кормишь. Она потом то в новом платье придет, то с новой прической, а ты только и работаешь на унитаз. Говорил я тебе — гони их всех в шею! А ты — ну как же, неудобно! А неудобно только на потолке спать, одеяло падает.

Широко, однако, Альбина живет, по-купечески. Два семейства кормит помимо своего собственного.

— Да я вот сегодня тоже задумалась, — сказала я вслух. — Ерунда какая-то получается. Пришла эта Пашина со своим вязаньем, с болтовней. И сидит, ужин высиживает. И мне так обидно стало. Я, значит, работаю днями и ночами в этой кассе. Ты по магазинам ходишь, в очередях стоишь. Опять же, мы готовим, электричество тратим, посуду моем. А кто-то такой — ничего не делая, — в гости пришел, и наелся. В очередях стоять не надо, деньги тратить не надо. Есть же вон гостеприимные люди для этого.

— Да самое обидное, — дед налил себе первую рюмку, — что Пашина с дочкой каждый год в Москву летают к ее родителям, а мы все лето дома сидим.

Так ученая дамочка, оказывается, из Москвы!

— Странно, почему она там не осталась работать с ее-то красным дипломом? — удивилась я.

— Так распределили ее сюда, — ответил дед, — специальность у нее с морем связана. Они в своем НИИ рыб изучают.

— Целое НИИ бездельников рыб изучают? — я вспомнила, как про таких говорил директор Василий Иванович. — Небось, целый день чай пьют да кроссворды разгадывают. А потом жалуются, что зарплата у них всего сто двадцать рублей. И «инженеграми» себя называют.

— Ну, видов рыб в Тихом океане много, тысячи видов.

— Ну и что, за несколько лет изучили эти тысячи, и айда чаи гонять.

— Так у них еще флот свой есть, научный, — объяснил дед, — суда разведывают, где каких видов рыб в этом году сколько уродилось, и потом туда идут рыбодобывающие суда.

— Флот —