Принц Вианы - Дмитрий Старицкий

— Вы позволите высказаться, ваша светлость? — робко встрял в наш разговор сьер Вото.

— Говори, — поощрил его дон Саншо.

— Я так думаю, что лошадей надо подарить не барону, а молодой хозяйке, как только его высочество возложит на себя ее цвета и признает своей Дамой. Это будет куртуазней. Я готов отдать из своего копья белую кобылу. Какая лошадь будет выбрана второй на жительстве в этом шато, решайте сами, сеньоры.

— Ладно, отберите коней сами, но так, чтобы мне не было позорно за подарок принца. — Ну прям действительно как монарх повелел, причем людям не из моего государства.

Нахал.

Кто нахал?

А я и нахал.

Подбежала дуэнья моей пассии и проворковала, присев перед нами раскорякой в неловком реверансе:

— Ваши высочества, его милость господин барон велел передать, что обед будет накрыт в большой зале.

— Пошли, Феб, послушаем божеского соловья, — скаламбурил дон Саншо, направляя свои стопы в сторону замковой капеллы. — Заодно аппетит нагуляем.

После обеда все население замка собралось у парадного крыльца. Причем как-то все приоделись опрятнее и даже несколько празднично. Это касалось и слуг. Наши люди снова вздели на себя гербовые котты, которыми, как я уже понял, они гордились.

Барон, припадая на свою деревяшку, взошел по ступеням, ведя за руку внучку, которая по торжественному случаю была облачена в парадное платье из золотой парчи и светло-зеленого бархата. Глубокое декольте стыдливо прикрывала нижняя рубашка из полупрозрачной ткани, присобранная на шее в некое подобие фрезы. Само платье на спине застегивалось по новой моде — на крючки, а не шнуровку. Мне даже жалко стало девушку: все же стальной корсет и железные фижмы в сочетании с тяжелым текстилем в несколько слоев весили не меньше, чем рыцарский доспех. Зато гляделась она просто шахматной фигуркой.

На голове прекрасной Иоланты блестела в ярких лучах солнца жемчужная сетка, сделанная в виде шапочки, из-под которой ее волосы крупными локонами ниспадали на спину, закрывая ее до пояса.

Пара дам в ее окружении горделиво возвышались над толпой узкими коническими колпаками, с которых ниспадала длинная кисея. Все остальные представительницы прекрасного пола красовались разнообразными чепцами.

Слева от хозяев стоял, перебирая четки, патер Дени в неизменной холщовой рясе. И четки у него были деревянные, но как шепнули уже, привезенные с самого Иерусалима. По спокойному лицу падре казалось, что данное мероприятие святого отца совершенно не волнует. И весь он в горних сферах.

Мои люди и люди дона Саншо встали напротив лестницы в два ряда углом, оставив внутри этого построения место для меня, инфанта и рыцарей. Даже сержант встал в строй.

Я вздохнул — сам же напросился, теперь выкручивайся, — и твердо шагнул вверх по ступеням, звеня золотыми шпорами.

Поднявшись на площадку у парадной двери во дворец, я подошел под благословение священника, встал на одно колено и принял его.

Прошептав надо мной своим бесподобным баритоном: «In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti. Amen»,[2] он перекрестил меня, возложил свою ладонь с четками на мое чело и сказал уже на языке франков, уже громко, для всех:

— Будь этого достоин, принц, ибо Дама для башелье есть земное олицетворение Пречистой Девы — Богородицы. Теперь иди.

Я встал, обернулся к толпе. Подождал, пока гул ее постепенно стихнет. Ощущение было, как в тот день, когда я первый раз вышел на сцену в студенческой самодеятельности. Даже легкий мандраж по телу такой же. Поднял правую руку и громко, отчетливо сказал:

— Слушайте все, и не говорите, что не слышали. А кто слышал — передайте другим, что отныне и навсегда демуазель Иоланта де Меридор является моей Дамой сердца. Это заявляю вам я — дон Франциск де Фуа-Грайя по прозвищу Фебус. Божьей милостью инфант Наваррский, принц Вианы и Андорры, суверенный сеньор де Беарн, дюк де Немур, де Монблан и де Ганди, конт де Фуа, конде де Бигорр и де Рибагор, виконт де Кастельбон, де Марсан, де Габардан и де Небузан, пэр Франции. И порукой мне в том Богородица и святой Фермин.

Тут я размашисто перекрестился, не попутав, что слева направо, а не справа налево, как меня по русской привычке тянуло на этот жест.

Затем повернулся к Иоланте и встал перед ней на одно колено. И глядя прямо в ее каштановые глаза, несколько выспренно воскликнул:

— Принимаете ли вы мое преклонение перед вами, Госпожа моя и Дама?

Иоланта, стоя с каменным лицом — ноближ оближ, епрть, — показала свои руки, которые до тех пор прятала за спиной. С ее ладоней свисали три атласных ленты — белая, красная и синяя, которые на одном конце были искусно сплетены в розетку.

— Примите мои цвета, мой кавальер*, — Иоланта выбрала нейтральный итальянский термин, означающий рыцаря между испанским кабальеро и франкским шевалье, чтобы ненароком не обидеть ни ту, ни другую сторону, — и носите их с честью.

Ей подали золотую иголку со вставленной ниткой, и девушка умело, буквально тремя-четырьмя стежками, пришила розетку к моему левому плечу.

Я попытался после этого поцеловать ее руку, но Иоланта отдернула свою ладошку, памятуя о том, что по всем правилам куртуазии негоже Даме в первый день поощрять своего рыцаря, пока он не совершил подвигов в ее честь. Настаивать я не стал.

— Мой кавальер ранен, а ему предстоит трудный путь, — улыбнулась мне Иоланта, — поэтому я решила сделать вам дар, дон Франциск. Надеюсь, он вам понравится.

Она два раза звонко хлопнула ладонями, и сквозь расступившуюся толпу слуг конюх вывел под уздцы на середину площади симпатичную кобылку сивой масти под богатым седлом из черной кожи, прошитой серебряной нитью. Точнее, седло было вышито серебряной нитью замысловатыми узорами. И вся остальная упряжь была украшена серебряными бляшками и прошита серебром.

— Это Флейта, — пояснила мне девушка и неожиданно задорно подмигнула левым глазом. — Она — иноходец. Ездить на ней все равно что в кресле. Я надеюсь, что гордость Анжу — эта милая камарга*, — поможет вам перенести путешествие с большим комфортом и пользой для здоровья. Возьмите повод, кавальер, теперь она ваша.

Кобылка была невысокой, в холке где-то метр сорок, не выше, но очень красива, особенно своим нарядным светло-серым окрасом. Узкой головой, изящно изогнутой шеей и тонкими сухими ногами она по экстерьеру походила на арабскую лошадь, но я знал, что это невозможно, так как арабы в это время продавали в Европу только меринов. А редкие репродуктивные кобылы и жеребцы попадали от них на север Франции только как военный трофей Крестовых походов. А потом припомнил, что камаргинская порода — древнейшая во Франции, ее еще галлы выращивали до завоевания их Цезарем. А так как она не годилась ни под тяжеловооруженного латника, ни в крестьянский плуг, то поголовье ее постоянно сокращалось. Много ли надо аристократическим дамам коней под седло? Дорогой подарок. Наверное, Иоланта отдала мне свою собственную коняшку, а седло, судя по потемневшему серебру, оставалось тут от времен короля Рене Доброго.

Я встал с колена и громко произнес:

— Моя Дама меня незаслуженно балует. Покажите мне того дракона, которого я должен убить!

На что Иоланта просто ответила:

— Лучше не пропадайте насовсем, возвращайтесь хоть иногда к нам в Боже. Для заморского принца это уже подвиг. — Она снова мне подмигнула. — Помните: наш дом, как и наше гостеприимство, всегда открыты для вас и ваших людей.

И вот тут Иоланта позволила себе широко улыбнуться и поцеловать меня взглядом.

— Нет, я не могу принять такой дар, оставив Госпожу мою и Даму без средства передвижения…

Сказав это, я держал паузу.

Увидел, как по-детски огорчилась моя пассия.

Как насупился барон, узрев в моем отказе урон своей чести.

Как разом коллективно разочаровались замковые слуги, которые не получили свой законный кусик положительных эмоций. Как тихо они огорченно выдохнули.

Да вот такой я — товарищ Кайфоломов.

Посчитав, что «мхатовская» пауза даже несколько затянулась, поспешил провозгласить:

— …поэтому со своей стороны я дарю своей Даме двух чистокровных лошадей андалузской породы, достойных конюшни любого монарха, — и сделал знак рукой сержанту. — Только на таких условиях я могу принять от своей Дамы столь щедрый дар.

Два стрелка — один с гербом Беарна, другой с гербом Фуа на груди — вывели через расступившийся строй моих воинов к ступеням замкового дворца белую кобылу и вороного жеребца.

На этот раз Иоланта сама протянула мне руку для поцелуя, пока остальные были заняты разглядыванием щедрого подарка.

Взяв девушку под руку, я подошел к хозяину замка и сказал:

— От всей души благодарю вас за гостеприимство, господин барон. За себя и за своих людей. Надеюсь на ваш ответный визит в Тарб, По или Помплону. На моих землях вы всегда найдете стол, кров и спокойное убежище от врагов на любой срок.