Красный терминатор, Дорога как судьба - Александр Логачев

- Я, Федька, сразу сообразил: ты в Усадьбу пойдешь. И побежал по соседям. Говорю: народ, тут Назаров решил против комбеда пойти. Знаю, что с ним никто не пойдет, так хоть оружия какого дайте. И что ты думаешь? Сколько ни было этих леквизиций, все равно в каждой избе чего-то нашлось.

Назаров потрогал мешок и удивился - как Баранов его дотащил? В мешке были три нормальных охотничьих ружья, еще одно ружье, обрез. Еще имелись коробки с порохом, поржавевшие штыки, ятаган, маленький топорик от бердыша, кремневый пистолет - видимо, все из пограбленной Усадьбы. Под конец Назаров осторожно вытряхнул на пол четыре динамитные шашки.

- Богатое у вас село, - сказал он. - Тимоха, ты забыл, сколько со вчерашнего вечера у меня оружия осталось?

- И вправду, забыл, дурья голова, - Баранов звучно хлопнул себя по лбу.

- И как соседи не побоялись тебе столько снаряжения отдать? - изумился Никита Палыч, уже сидевший на кровати. - Вдруг ты бы все в комбед отнес?

- Все равно бы там мне не поверили. Я же дурак.

Между тем Назаров был занят делом. Когда давеча собутыльники восхищались его сидором, кое-какие фронтовые вещицы они не увидели - Назаров прибрал их с самого начала. Маузер был в превосходном состоянии. Назаров дунул в дуло, вставил обойму, любовно провел пальцами по мощной рукояти. Это вам не какой-нибудь браунинг для гимназистов - стреляться от несчастной любви.

Еще имелся револьвер. Это был самый что ни на есть кольт, любимое оружие ковбоев. Федор пару раз крутанул барабан. Нормально. Обидно, что всего шесть патронов.

Маузер был в кобуре. Назаров надел ее на себя, а револьвер заткнул за ремень, не забыв пощелкать по нему пальцем. Не выпадет.

Отнятую у Топора лимонку он опустил в карман гимнастерки. Гимнастерка была у него третья с 15-го года. В ней он участвовал в двух десятках разных передряг, поэтому давно убедился: из кармана не вылетит ничего, даже если его повесили бы за ноги. Подумав, Назаров кинул в карман и четыре динамитные шашки, предварительно подрезав им шнуры. В другом кармане он нащупал штучку, которую предпочитал без толку не теребить - латунную бензиновую зажигалку.

Еще чего-то недоставало. Наградной кинжал был неподалеку, но Назаров им почти не пользовался и рука к нему не привыкла. Вместо него взял финку. Заодно захватил и моток веревок.

Закончив приготовления, Назаров присел на табурет, стоявший посередине комнаты. У него в руках был грубый маленький деревянный медальончик, сопровождавший его всю войну. Федор пристально вгляделся в него, насколько позволяли красные лучи заходящего солнышка, уже с трудом проникавшие в избу. Медальончик, подарок одной славной полячки, с зимы 15-го года служил ему талисманом.

- Федька, а мне какое оружие взять? - спросил Тимоха.

- Никакого. У тебя будет особый приказ. Сходишь к Степану. Скажешь ему, что я домой отправился.

- Федя, а зачем это?

- Когда он узнает, что я в Усадьбу иду, сразу же с печки слезет и поползет туда со своим костылем. Пусть пока не знает.

- Хорошо, так и сделаю.

Назаров застегнул гимнастерку на все пуговицы. Обернулся, перекрестился (чего никогда не делал в прежней жизни, но он был уже далеко не прежний, совсем не прежний) и вышел за порог. Путь его лежал не по главной улице, а огородами, к реке. Такой путь был на полверсты дольше, чем если идти прямой дорогой, но Федор не хотел, чтобы в Усадьбе узнали о том, что он к ним направляется, раньше времени.

Берег речки, дай бог памяти, Бобрушки зарос густыми кустами, ясное дело, берег этот - любимое место весенних уединений зиминских парней и девчат. Нынешней весной, уж конечно, не спугнешь ни одну парочку, заглянувшую в чащу черемухи соловушку послушать. Он вышел на берег, отыскал в кустах извилистую тропинку и двинулся по ней.

Тропинка вывела его наверх. Назаров взглянул и увидел перед собой громаду Усадьбы.

* * *

Здание напоминало прелестную виллу, которую надели на основание средневекового замка. Правда, романтическое подземелье представляло собой огромный двухъярусный подвал - нечто среднее между склепом и винным погребом, без всяких каменных галерей, ведущих в соседний лес. Построена Усадьба была еще при старом барине Петре Владимировиче заезжим английским архитектором Чарльзом Фоксом, эксцентричным, как и вся английская нация.

Ни архитектор Чарльз Фокс, ни весь зиминский род не мог и представить, какое сугубо феодальное употребление найдут для декоративной башни и столь же декоративного подвала потомки крепостных. Теперь над башней развевался красный флаг, а мрачный подвал стал тюрьмой для пленников комбеда.

Весь огромный причудливый дом с его многочисленными коридорами, комнатами, винтовыми лестницами и мансардами оказался добычей революционного мужичья. В гостиной, там, где не хватило растасканных стульев, вокруг стола выстроились деревянные чурбаны и нехитрая кухонная меблировка. На одном столе рядом с фарфоровой посудой из сервиза стояла глиняная утварь, реквизированная из кулацких изб. Всюду были свалены разнообразные трофеи, изъятые комбед овцами у своих зажиточных собратьев. Сельские революционеры тащили в Усадьбу, как сороки в свое гнездо, все, что, по их мнению, могло пригодиться для будущей коммуны. Оружейную, где висели барские штуцера, комбед приспособил под арсенал, заполнив его кулацкими ружьями и разным охотничьим припасом, а также иным военным снаряжением, сейчас комбеду не нужным. По соседству, в людской, валялись свертки ткани, швейные машины, тяжелые весы, самовары, настенные часы и даже велосипед. Особняком стоял десяток бидонов с керосином - председатель комбеда, понимая важность этого стратегического продукта, приказывал изымать его где только увидят, провозглашать "коммунарной" собственностью и тащить в Усадьбу. В детской на полу были вперемешку набросаны матрасы и сено. Сюда товарищи удалялись на боковую.

А в барском кабинете поселился его новый хозяин - Сенька Слепак.

"Ну Федька Мезенцев, ну сволочь", - каждый раз не забывал подумать Сенька Слепак, просовывая финку в щель между верхним ящиком и крышкой стола. Только так можно было выдвинуть этот ящик. Поверх бумаг в нем лежала тетрадь в бархатном переплете, которую Сенька любил перелистывать. Он вообще любил бывать в кабинете барина, сидеть за его рабочим столом, попивать самогон и копаться в бумагах покойного Владимира Ивановича.

В Усадьбе барский кабинет менее всего пострадал от сельских революционеров. Позаимствовать отсюда было, по сути, нечего. Вдоль одной стены - книжные шкафы под потолок, битком набитые соответствующим содержимым. Вдоль другой - то же самое. У окна - стол, металлические, замысловато изогнутые ручки от ящиков которого содрал Федька Мезенцев и приспособил у себя дома к кадкам для засолки огурцов.