Бородино - Евгений Тарле

Переходим от Наполеона к Кутузову.

Прежде всего инициатива сражения принадлежала Кутузову, так же как он взял на свою ответственность и окончательный выбор позиции. И эта избранная позиция оказалась в самом деле, как выходило из донесения Кутузова царю, лучшей из возможных в тот момент для Кутузова, чтобы дать бой. Все распоряжения Кутузова отмечены и перед боем, и во время боя глубокой продуманностью. Он затевает бой у Шевардина и дает этим возможность продолжить и закончить или почти закончить укрепление позиции у Багратионовых флешей на левом фланге и превратить к рассвету 26 августа (7 сентября) батарею Раевского в грозный «сомкнутый люнет». Кутузов прекрасно разгадывает мысль Наполеона, прямо рассчитанную на то, чтобы сбить русского главнокомандующего с толка: Кутузов, не оставляя укрепления центра и правого фланга и после жаркой схватки у деревни Бородино и взятия деревни вице-королем Евгением, даже усиливая оборону, - в то же время постоянно командирует посылать подкрепления на помощь Багратиону на левый фланг, еще до боя обильно снабженный войсками. Мало того: Тучков 1-й был поставлен им около Утицы («в засаде»), чтобы в нужный момент броситься на помощь к южной из трех флешей. Все это заставило Наполеона бороться в течение сражения и особенно до полудня разом на два фронта: на центральном фланге у центральной батареи (Раевского) и на левом фланге, где продолжалось сопротивление атакам сначала у флешей, потом у Семеновской возвышенности. В этих кровопролитных боях сломлена была превосходная французская кавалерия. Читатель встретит в литературе о Бородинском сражении частое упоминание о том, что к концу войны 1812 г. плохо подкованные лошади «большой армии» Наполеона гибли тысячами, так как совсем не справлялись с покрытыми снегом обледенелыми зимними дорогами, где скользили и падали на каждом шагу. Здесь нужно сказать, что уже в начале и середине сентября, при чудесной летней погоде, где и в помине не было ни «мороза», ни «снега», ни «льда», в колоссальных кавалерийских боях у флешей, у Семеновского (главным образом у Семеновского оврага. - Ред.), у Курганной высоты истреблен был цвет французской конницы. От рассвета дня 7 сентября до ночи того же дня, до сражения, кавалерия Наполеона - это одно, а после сражения - это нечто совсем другое. Конечно, бескормица, плохая ковка и вообще все последовавшие бедствия французской армии прикончили кавалерию при отступлении, где приходилось спешивать целые полки и бросать (как в четырехдневном бою под Красным) многоорудийные батареи на произвол судьбы за невозможностью организовать конную тягу; невознаградимые потери в Бородинском сражении французской конницы, оказавшейся в общем к концу сражения несравненно слабее русской, покончили с кавалерией, как с одной из основных сил армии, на которые Наполеон впредь мог рассчитывать. Заметим, что и в разгаре боя Кутузов в решительный момент, когда ему нужно было поддержать и левый фланг и центр, поручил именно русским кавалеристам Уварова и коннице Платова совершить придуманную им диверсию на левом фланге неприятельской армии; ликвидирован был этот крупнейший кавалерийский рейд вовсе не французской кавалерией, а приказом Кутузова, прервавшего по своим общим тактическим соображениям завязавшийся бой. Припомним забываемое всеми французскими и недостаточно оцененное некоторыми русскими авторами очень существенное и очень характерное обстоятельство, что увлекшийся и прочно себя почувствовавший Уваров позволил себе не сразу выполнить приказ о возвращении, и главнокомандующий принужден был повторить свой приказ и настоять на его выполнении.

Выше я уже сказал о поставленном, по личному распоряжению Кутузова, на юге левого крыла русских войск, в кустарниках и лесу корпусе Тучкова 1-го, что не было предусмотрено ранее составленной и уже розданной по армии диспозицией, и если это не принесло всей ожидаемой пользы, то только по вине Беннигсена. Широта кругозора, свойственная великим полководцам, охватывала громадные растянувшиеся линии, и забота Кутузова о том, чтобы насколько возможно более русская армия была в состоянии с успехом выдерживать ожесточенные атаки на левом фланге и в центре, именно и породила посылку Уварова и Платова не к флешам и не в центр русского расположения (т. е. не к Курганной высоте), а на тылы левого наполеоновского фланга, где стояли резервы. Его распоряжение привело к тому, что смятение, причиненное внезапностью и абсолютной неожиданностью кавалерийского нападения на этот далекий «тихий участок» французских линий, встревожило Наполеона, и он на целых два (точнее, на 21/2) часа приостановил атаку в центре и уменьшил наступление на левом фланге русской армии. А больше ничего в данный момент Кутузову и не требовалось от этой затеянной и вовремя прерванной демонстрации.

Если большая битва приводит к такому результату, что полководец (в данном случае Наполеон) ставит себе известную общую цель, приносит неисчислимые жертвы для ее достижения, даже кладет около половины всех введенных им в битву своих вооруженных сил и не только не достигает этой цели, но принужден, не весьма задерживаясь, уйти с поля боя перед лицом стоящего в строю и готового к бою противника, то можно ли назвать такой результат боя поражением этого полководца? Казалось бы, странно даже много спорить по этому поводу. Но ведь именно в таком положении оказался Наполеон вечером 7 сентября 1812 г.

Но проверим реальность и обоснованность этого утверждения, анализируя результаты великой битвы для русского главнокомандующего.

Основной целью Кутузова было разгромить, возможно более ослабляя, армию Наполеона, в то же время сохраняя как можно полнее боеспособность и маневренные возможности русских войск, их численность и их высокий моральный дух. Разгрома армии Наполеона в Бородинском сражении Кутузов, правда, не достиг, но французы потерпели страшные потери, отступили, уклонились от продолжения боя, принуждены были, уже не рискуя возобновить бой, отдать без попытки к борьбе все занятые ими уже ключевые позиции на поле битвы и искать более или менее безопасной позиции вне сферы действия русской артиллерии. Кутузов сохранил свою тоже понесшую большие потери армию (около 42 тысяч человек против потерь Наполеона 581/2 тысячи) в состоянии гораздо большей готовности к новому («на завтра») сражению, чем сохранил свою армию Наполеон. (После смерти Е. В. Тарле был опубликован т. IV сборника документов «М. И. Кутузов» (М., 1954-1955), где приведены ведомости потерь по 1-й и 2-й западным армиям и сводная ведомость по главной армии. По этим данным, русская армия потеряла 38,5 тысячи убитыми и ранеными (см. Указ. соч., т. IV, ч. I. стр. 210- 218; ч. II, стр. 713. - Ред.) Русский полководец сохранил за своей армией маневренную способность и сохранил инициативу. Другими словами: Кутузов очень успешно провел с нужными ему результатами ту оборонительную операцию, каковой с самого начала являлось для него и для его армии Бородинское сражение, а Наполеон проиграл совершенно безнадежно и неоспоримо тот наступательный бой, который он предпринял утром с определенной целью разгрома русских и от которого русская армия заставила его отказаться уже к 5 часам вечера, когда он, после взятия люнета, не посмел ни напасть на расположившуюся в нескольких сотнях шагов позади оставленного люнета русскую армию, ни даже пытаться привести к молчанию продолжавшие до полной темноты громить французскую позицию русские орудия. Французская артиллерия отстреливалась все более вяло и, наконец, смолкла и увезла свои пушки.

Так кончилась для Наполеона великая битва, которую он начинал, твердо надеясь превратить ее в новый Аустерлиц, в полный разгром русской армии. Неспроста он и помянул «солнце Аустерлица» еще рано утром, когда мчался на рассвете от Валуева к Шевардину.

Кутузовская артиллерия согнала прочь с Курганной высоты артиллерию Наполеона, кутузовская армия, при всех своих потерях, согнала армию французского императора (и его самого) ночью после битвы с Бородинского поля, даже не вступая в сражение, но только своим грозным близким присутствием, только явной готовностью затеять утром новое сражение, - готовностью, которую французы учли, наблюдая спешную ночную постройку люнета у Горок. Полная несокрушимость «третьей позиции» русской армии, которую стал создавать и укреплять Кутузов уже через час-полтора после оставления люнета (батареи Раевского), обусловливалась не только тем, что быстро, организованно, успешно борясь с утомлением после такого дня, собирались со всех сторон в назначенные места уцелевшие части кавалерии и пехоты, и даже не наличием значительных резервов, но сознанием одержанного успеха. Это сознание в вечерние часы было особенно живо и могуче в русской армии, на глазах которой именно в концу дня отступала сначала артиллерия, а потом и вся армия Наполеона. Пруссак Вольцоген, ловко делавший карьеру при русской армии, был послан Барклаем к Кутузову за распоряжениями. Нужно сказать, что Барклай обнаруживал в течение всего бородинского дня самое непоколебимое личное мужество и, как выше сказано, уже с вечера и ночью 26 августа стал на Горках строить новый люнет в ожидании боя. Но Вольцоген сделал свой собственный вывод и дал совершенно лживую оценку положения уже от своего собственного разума. Он заявил в самом пессимистическом духе о положении вещей. Кутузов хорошо изучил этот тип иностранных выходцев, для которых Россия была лишь местом, где легко получаются чины и ордена. Главнокомандующий с гневом, очень повысив голос, ответил: «Что касается до сражения, то ход его известен мне самому, как нельзя лучше. Неприятель отражен на всех пунктах; завтра погоним его из священной земли русской».