Горький вкус Солнца - Галина Мишарина

оказалось непросто привыкнуть к тому, что на его крыше вместо флюгера маячит огромный белый зверь.

Живущие неподалеку маркалы относились к моему питомцу не слишком дружелюбно. Он был похож на них, но не хотел присоединиться к стае, а потому дикие коты терпели домашнего только по приказу хозяина. Зато я успела подружиться с белочками и желтыми волками. Странно было глядеть в их глаза, так похожие на мои. Звери были мельче наших грозовых волков, но и значительно дружелюбней. Пожалуй, если бы не песни под луной, я бы вовсе считала их собаками.

Марк не запрещал мне ничего, кроме далеких прогулок. И сразу предупредил, что есть места, куда лучше не соваться. В частности, таинственная Ивовая роща.

— Почему? — спросила я тогда.

— Потому что, — проворчал он в ответ. — Нельзя. Опасное место, сам бывают там крайне редко.

Он не любил отвечать на вопросы и редко их задавал. Казалось, супруга не интересует моя прежняя жизнь и уж тем более история семейства Магици.

— Хорошее нынче утро, солнышко светит, — как всегда начала я. — Там птица какая-то в окно стучалась — синяя, крупная. Красивая. Эм… Ты всегда завтракаешь, сидя на столе?

— Какая разница? — проворчал Марк. — А ты всегда столько болтаешь?

— Единственный возможный способ заткнуть мне рот — это поцеловать, — беспечно сообщила я. — Так что я буду болтать, Марк, пока у тебя не завянут уши.

Его губы дрогнули.

— Бестолочь.

— Болван.

— Приятного аппетита.

— Ты улыбаться умеешь? Широко?

— Зачем? — хмуро спросил он с набитым ртом.

— Улыбки делают мир лучше.

— Меня и такой устраивает.

— А что насчет прогуляться после завтрака? Долой страхи!

— Девчонка, жуй молча!

Это было мое «неласковое» прозвище. А нежным по-прежнему оставалось «котенок», но его я не слышала уже много дней.

— Бесчувственный грубый мужлан, — отозвалась я. — Подумаешь, тридцатник нагулял.

— Кстати, я так и не узнал, сколько тебе лет.

— Осенью будет двадцать один.

— Ясно. Подарить тебе шляпу от солнца?

— От твоего света уж точно не шлепнусь в обморок. Лужи — и те больше ноги греют.

— Хочешь, чтобы я твои пятки поджарил?

— Собираешься меня пытать?

— Это вместо поцелуев, Габриэль. Чтобы ты наконец-то замолчала и дала мне спокойно поесть.

— Слушаюсь, мой ворчливый и противный муж. — Я встала в стойку солдата из среднего королевства и приложила ладонь к груди. — Мы клянемся защищать родину от напастей, от врага внешнего и внутреннего, от…

Мне чуть ли не в лицо прилетел блин.

— Иди лучше чай поставь, шутница.

Я ушла, про себя ухмыляясь: по крайней мере, он не молчал. И хорошо, что я знала все премудрости ведения хозяйства, хотя справиться с таким особняком в одиночку значило совершить подвиг. Руки еще не дошли до уборки, я привела в порядок только свою комнату и южный коридор.

— И будет памятник поставлен мне посмертно, — сказала я чайнику.

— Это за какие такие заслуги? — послышалось за спиной.

Я рассмеялась и, гордо выпрямившись, повернулась к мужу.

— За то, что вычищу твое… то есть наше прекрасное жилище. До блеска. Если вычищу.

— Да брось ты это. Здесь нормально, — проворчал он, протягивая чашку.

— Ага. В некоторых комнатах так много пыли, что невозможно дышать. А этот склад в библиотеке?

— Это не склад, — нахмурился Марк, — так все лежит как надо. Не вздумай перемешать.

— Слушаюсь, мой господин, — делая «надутое» лицо, сказала я. — Ещё приказы?

— Кушай больше, Габриэль. Я съел двадцать блинов, а ты два.

— Не сравнивай нас. Ты весишь в три раза больше. Хотя, если тебе нравятся пышки, я очень постараюсь поправиться.

И, выпятив грудь, попробовала раздуться ещё сильнее. Марк наблюдал за мной как всегда хмуро, но я прекрасно видела, что ему хочется смеяться. Пока что наши отношения совсем не походили на супружеские. Разговоры, совместные завтраки и ужины — не больше, чем поверхностная дружба, но я понимала, что, став Сварт, должна привыкнуть к правилам нового дома и принять Марка таким, каким он привык быть.

— Какие на сегодня планы? — улыбнулась я, смешивая пахучие травы.

— Поеду по делам.

— А в горы?

— Скоро, — пообещал он.

— Так и лето пройдет.

— Ничего. Будет новое.

— Ещё что-нибудь хочешь? Может, придумаешь, что приготовить на ужин?

Он пожал плечами.

— Что угодно, Габриэль. Ты хорошо готовишь, и я не привередлив.

Он подошел к раковине. Удивительно, но Марк не давал мне мыть посуду — говорил, что это его обязанность. Главной, правда, оставалась охрана территории, а ещё он, как и Дэр, тренировался с воинами по утрам и вечером, после захода солнца, чтобы светлыми ночами тихо засыпать вдали от меня. Горько, обидно и трудно было оставаться в комнате одной, но я терпела. Нет смысла просить о том, чего человек не хочет.

После завтрака он как всегда ушел, оставив меня наедине с домом и садами. Хорошо, что поблизости разгуливал Куролесь, одной здесь было совсем тоскливо. Под окнами росли черешни желтые и черные, а ещё яблони, на которых вовсю созревали розовые плоды. Они были крупными и пахли на весь сад сахарной сладостью. Узкая, почти заросшая тропа вела через заросли рыжей смородины, обходила по кругу пушистые лиловые кусты и упиралась прямо в старое дерево.

Я впервые видела на красной земле жакаранду, тем более такую толстую. Дерево было южным, и плохо переносило морозы. Хотя, наверное, удивляться было нечему. В Солнечном поместье царило жаркое лето, теплая осень и терпимая зима, у Грозовых же часто вымерзали плодовые деревья. Я подошла ближе, любуясь нежными фиалковыми цветами. Более красивого дерева невозможно было и представить. Мне тотчас захотелось постелить под густой кроной покрывало, взять Марка за руку и усадить поближе к теплому стволу. Обнять, поцеловать… В таком волшебном месте хотелось нежности. Уже возвращаясь к дому, я увидела с южной стороны ещё одно палисандровое дерево — маленькое, с меня высотой. Его окружали крошечные махровые розы, крокусы и тонкие стебли