Что лучше денег? - Джеймс Чейз

— Блеск! — воскликнул Джек. — В самый раз для вас двоих. Лучшего вам и не найти!

Он был прав, но что-то заставляло меня быть осторожным. Я попросил мистера Террелла дать мне время подумать. Он сказал, что дает мне на размышление неделю.

Когда мы, проводив Джека, готовились ко сну, Сарита спросила:

— Тебе что, не понравился коттедж?

— Да нет, он славный, просто я не сторонник поспешных решений. Может быть, ты наведаешься к Харкурту и узнаешь, что у него на примете. Почему бы нам не посмотреть сперва все, что есть в продаже, а уже потом покупать у Террелла. У нас еще целая неделя.

Следующие два дня пролетели как одна минута. Я работал не покладая рук. Сарита занималась поисками дома. Они ничего не нашла и немножко дулась на меня за мою нерешительность. Она даже представить себе не могла что-нибудь лучше, чем дом Террелла, так он ей понравился.

Она принесла домой номер «Лайфа». Там была моя фотография крупным планом: я сидел за своим столом с опущенным веком и очень заметным шрамом. Подпись гласила: «Ветеран войны Джефф Холлидей собирается выстроить собственный дом после постройки моста в Холланд-Сити стоимостью шесть миллионов долларов. Хороший пианист-любитель, он играет для отдыха ноктюрны, Шопена после 16-часового рабочего дня в своей конторе».

Эта подпись меня не на шутку встревожила. Если она вместе с фотографией попадется на глаза кому-нибудь, кто знал меня как Джеффа Гордона, это может привести к непреднамеренному разоблачению моей тайны.

На следующий вечер состоялся банкет. Для меня он был тяжелым испытанием, которое я стойко перенес.

Мэтисон сказал много хорошего о Джеке и обо мне. Он заявил, что город полностью нам доверяет. Он говорил, что следил за тем, как мы становились на ноги, и он убежден, что мы далеко пойдем, и что мы построим великолепный мост, и еще многое другое в том же духе.

Во время речи Мэтисона я взглянул на Сариту. Глаза у нее повлажнели, она была преисполнена чувством гордости. Мы улыбнулись друг другу. Это была одна из лучших минут в моей жизни.

На воскресенье было назначено выступление по телевидению.

Сарита не пошла в студию. Она сказала, что предпочитает увидеть меня на экране нашего телевизора.

Все прошло благополучно. Идея Криди насчет макета моста оказалась удачной. Макет позволил нам с Джеком объяснить, как мы собираемся организовать работу, и заодно доказать налогоплательщикам, что стройка такого масштаба требует больших затрат.

В ходе интервью Криди сказал:

— Не секрет, что вы вдвоем получите за работу сто двадцать тысяч долларов. Что вы собираетесь делать с этими деньгами?

Джек сказал:

— После того, как я отдам большую часть сборщику налогов, я куплю автомобиль.

Криди перевел взгляд на меня.

— Верно ли, мистер Холлидей, что вы собираетесь строить собственный дом?

— Верно, — ответил я.

— Вы сами будете строить?

— Я еще не решил.

— У него хватает дел с мостом, чтобы думать еще о постройке дома, — вмешался Джек, и интервью закончилось общим смехом.

Как только выключили камеру, Криди откупорил бутылку шампанского, и мы выпили. Мне не терпелось попасть домой к Сарите, но я не мог вот так просто взять и уйти.

— Ну, молодые люди, я полагаю, что закладка моста состоялась, — сказал Криди. — Теперь приступайте к строительству.

Мы обменялись с ним рукопожатиями.

К нам подошел один из техников телестудии.

— Вас просят к телефону, мистер Холлидей.

— Держу пари, это звонит его жена, чтобы сказать, каким красавчиком он выглядел на экране, — сказал Джек. — Мы с Криди подождем тебя внизу.

Они вышли из студии.

Какое-то время я колебался. Затем, поймав на себе пытливый взгляд техника, подошел к телефону и взял трубку.

Я инстинктивно почувствовал, кто звонил, и не ошибся.

— Привет, — сказала Рима. — Я видела твой мини-спектакль. Поздравляю.

Лоб у меня покрылся холодной испариной.

Вокруг сновали люди. Я должен был выбирать слова с осторожностью.

— Спасибо.

— Значит, ты теперь богатый человек.

— Я не могу сейчас говорить.

— Я на это и не рассчитывала. Встретимся в холле гостиницы «Каллоуэй» в десять вечера. Не вздумай увильнуть!

Я услышал щелчок и медленно положил трубку. Потом вынул платок и вытер пот с лица. Я дрожал всем телом и был, видимо, бледен как смерть.

— Что-нибудь случилось, мистер Холлидей?

— Нет, все в порядке.

— Может быть, жара от ламп. Вид у вас неважный.

— Выйду на свежий воздух, и все пройдет.

— Хотите, я вас провожу?

— Нет… Нет, благодарю вас. Все будет в порядке. Это просто жара.

Я вышел из студии и спустился по лестнице вниз, где меня ожидали Джек и Криди.

Глава вторая

Я с трудом разыскал гостиницу «Каллоуэй». Она оказалась одним из тех грязных притонов с почасовой сдачей номеров, которые разбросаны вдоль восточного берега реки и которые постоянно закрываются полицией и столь же регулярно возобновляют свою деятельность под новыми вывесками.

После того как я высадил Криди у ресторана, где он должен был встретиться со своей женой, и подбросил Джека до дому, было уже поздно возвращаться домой, а затем вновь ехать через весь город, чтобы к десяти встретиться с Римой. Поэтому я позвонил Сарите и сказал ей, что должен ехать к себе в контору, поскольку Криди понадобились некоторые цифры для статьи в газету. Я добавил, что перекушу на ходу вместе с ним и что не могу точно сказать, когда буду дома. Я лгал ей скрепя сердце, но это был тот случай, когда я не мог сказать ей правду.

Я вошел в холл гостиницы «Каллоуэй» чуть позже десяти.

Старый седой негр за конторкой, запыленная пальма в потускневшей медной вазе у входа, пяток плетеных бамбуковых стульев, имевших такой вид, будто на них никогда не сидели, — все здесь казалось мрачным и запущенным.

Я остановился у двери и огляделся. Из единственного кожаного кресла в углу на меня смотрела женщина в поношенной одежде, с сигаретой в вульгарно накрашенных губах.

Я не сразу узнал в ней Риму. Некогда серебристые волосы были выкрашены в кирпичный цвет и торчали короткими патлами. На ней был черный костюм, доживавший свои последние дни, и грязная зеленая блузка, застиранная и выцветшая.

Я медленно прошел через холл, провожаемый взглядом старика негра, и остановился перед ней. Мы молча смотрели друг на друга.

Прошедшие годы оставили на ней тяжелый след. Она выглядела старше своих тридцати лет, и румяна не смогли бы никого обмануть, кроме нее самой. У нее было болезненно-бледное, отекшее лицо и жесткие глаза с иссиня-черными зрачками, похожими на чернильные пятна, пустые холодные глаза проститутки.

Я был просто потрясен, так она изменилась. Когда я услышал по телефону ее голос, он воскресил образ, хранившийся в моей памяти с момента нашей последней встречи, а сейчас передо мной сидела незнакомая женщина с рыжими волосами и грубыми чертами лица, и все-таки я знал, что это Рима, ошибки здесь не было.

Я видел, как ее холодные глаза быстро ощупали мой костюм, туфли, плащ, перекинутый через руку, затем остановились на моем лице.

— Привет, Джефф! — сказала она. — Давненько не виделись.

— Лучше бы нам пойти куда-нибудь, где мы сможем разговаривать, — сказал я неожиданно осипшим голосом.

Она вскинула брови.

— Я бы не хотела ставить тебя в неловкое положение. Ты теперь важная персона. Если бы твои богатые дружки увидели тебя со мной, что бы они подумали?

— Мы не можем здесь разговаривать. Пойдем в машину.

Она отрицательно покачала головой.

— Мы будем разговаривать здесь. Насчет Джо не беспокойся, он глухой как бревно. Ты не собираешься заказать что-нибудь для меня?

— Заказывай, что хочешь.

Она встала, подошла к конторке и позвонила в колокольчик под носом у негра, который сердито взглянул на нее и отодвинулся.

Из задней комнаты вышел высокий и толстый итальянец с сальными черными волосами и с густой щетиной на подбородке. Он был одет в грязную ковбойку и еще более грязные фланелевые брюки.

— Бутылку виски с содовой и два стакана, Тони, — сказала Рима, — да поживее!

— Кто платит? — осведомился толстяк.

Она кивнула на меня:

— Есть кому. Поторопись.

Он скользнул по мне своими черными воспаленными глазами, затем кивнул и вернулся в заднюю комнату.

Я пододвинул один из плетеных стульев к ее креслу и расположился, чтобы держать в поле зрения входную дверь.

Когда она возвращалась на место, я заметил, что у нее драные чулки, а туфли вот-вот развалятся.

— Совсем как в старое время, верно? — сказала она, усаживаясь в кресло. — Не считая, конечно, что ты теперь женат. — Она вытащила пачку сигарет и закурила, выпуская дым через нос. — Ты, безусловно, здорово устроился, если учесть, что все эти годы ты мог бы провести за решеткой, а может быть, даже удобрять землю тюремного двора.