Арийский мессия - Марио Эскобар

– «Что нового, брат Эдмунд? О чем вы так глубоко задумались?» – донеслось из-за двери.

– «Я все думаю, брат, о предсказании, о котором я читал несколько дней тому назад»,[19] – ответил писатель, рассеянно подумав, что цитирование «Короля Лира» Шекспира – прекрасная манера взывания к музам.

Отодвинув засов и открыв дверь, писатель посмотрел на стоящего перед ним странного незнакомца: если бы не черный пиджак французского покроя, дон Рамон подумал бы, что к нему явился ни кто иной, как бог древних викингов Тор. Однако этот высокий светловолосый мужчина скандинавской внешности заговорил с доном Рамоном на прекрасном испанском языке:

– Вы дон Рамон дель Валье-Инклан?

– Он самый.

– Извините за беспокойство, но я – большой почитатель вашего творчества.

– А откуда вы приехали?

– Боюсь, что из довольно далекой страны.

Дон Рамон молча смотрел на бледно-розовое лицо незнакомца, держась своей единственной рукой за ручку двери. Он не испытывал ни малейшего желания приглашать его в дом.

– Из какой именно страны?

– Из Австрии.

– Вы приехали из Австрии, чтобы познакомиться со мной? – недоверчиво спросил писатель.

– Нет, не совсем так. В Мадрид я приехал по делам, а один из моих здешних друзей подсказал мне, где вы живете, и я взял на себя смелость к вам явиться.

– Понятно. К сожалению, должен признаться, что я никого у себя дома не принимаю. Если желаете со мной пообщаться, то могу сообщить, что я – пунктуально, как часы, – прихожу каждый день после полудня выпить кофе в новом кафе «Леванто», которое находится на улице Ареналь.

– Мне неудобно вам докучать, но я уже в ближайшие дни уезжаю в Барселону.

Незнакомец немного подался вперед, встав между краем двери и косяком дверного проема так, чтобы дон Рамон не мог захлопнуть дверь. Писатель невольно отступил на шаг назад. У него появилось какое-то нехорошее предчувствие. Как же отделаться от этого бестактного визитера, не вызвав негативной реакции с его стороны?

– А какое из моих произведений вам нравится больше всего?

– Ваши сонаты, конечно же. Ваши сонаты – это мои самые любимые произведения.

– И какая из моих сонат нравится вам больше всего?

– Мне очень нравятся пять из них. Вы – выдающийся писатель.

– Ну что ж, заходите, – проговорил дон Рамон, широко открывая дверь.

Незнакомец натянуто улыбнулся и решительным шагом вошел в дом.

– Прошу прощения за свой непрезентабельный вид: я не имею обыкновения принимать посетителей у себя дома, – сказал дон Рамон, приведя незнакомца к себе в гостиную. – Вы не станете возражать, если я оставлю вас одного в гостиной, а сам пойду одену что-нибудь более… приличное.

– Да, конечно, как вам будет угодно.

– Присаживайтесь вот здесь, я скоро вернусь.

Дон Рамон вышел из гостиной, прикрыв за собой дверь, а затем быстренько схватил с вешалки пиджак и шляпу, взял оставленные на кухне книги и – осторожно, стараясь не шуметь, – открыл входную дверь. Сердце забилось так сильно, что его удары отдавались в виски. Много лет назад он подрался с писателем Мануэлем Буэно и с тех пор никогда больше не вступал в физическое противоборство ни с кем: боялся, что, потеряв в результате той драки одну руку, вполне может расстаться и со второй в результате следующей драки… Осторожно закрыв за собой входную дверь, дон Рамон побежал вниз по лестнице. Он с трудом удерживал на бегу книги в своей единственной руке и несколько раз едва не выронил их. На лестнице ему никто не встретился, а вот у выхода на улицу сидел на стуле консьерж, лениво обмахиваясь старой газетой.

– Рамирес, – позвал дон Рамон размышлявшего о чем-то консьержа.

– Чего вам угодно, сеньор? – рассеянно поинтересовался консьерж.

– Когда придет сеньора Хосефа, скажите ей, чтобы не поднималась к нам домой, а немедленно шла в дом своей сестры и находилась там, пока я ее оттуда не заберу. Постарайтесь ее не прозевать.

– А почему она должна так поступить?

– У нас там развелось множество крыс, я вызывал дезинфекторов, и они сказали, что теперь нельзя заходить в помещение сорок четыре часа.

– А почему никто не сказал об этом мне? Вечно я узнаю о подобном последним, – с недовольным видом пробурчал консьерж.

– Не забудьте передать моей жене все то, что я вам сейчас сказал. Это вопрос жизни и смерти.

– Да не переживайте вы так, дон Рамон.

Хлопнувшая где-то на верхних этажах дверь заставила их обоих вздрогнуть.

– Боже мой, какие сквозняки! Эти чертовы сквозняки когда-нибудь сведут нас всех в могилу…

Дон Рамон, не говоря больше ни слова, зашагал в направлении улицы Алькала. Звук его быстрых шагов тонул в топоте ног сотен прохожих, спешивших по улицам. Дон Рамон несколько раз оглядывался, чтобы проверить, не идет ли высокий светловолосый мужчина за ним. Куда он, Рамон, мог сейчас пойти? И что такого особенного было в этих чертовых книгах, раз ими вдруг так сильно кто-то заинтересовался?

13

Мадрид, 13 июня 1914 года

В библиотеке стеллажи высотой более пяти метров были сконструированы в два яруса, – верхний и нижний, – разделенные посередине длинным балкончиком. Чтобы попасть на этот балкончик, нужно было подняться по деревянной винтовой лестнице. Линкольн пол-утра рыскал по стеллажам, внимательно осматривая некоторые книги. Его удивляло, как это Геркулес умудрился обзавестись таким количеством книг. Полтора десятка лет назад его друг прозябал в бедности в гаванских трущобах, а вот теперь, в Мадриде, он стал человеком с высоким социальным статусом, обладающим немалым состоянием.

Подобные мысли роились в голове Линкольна, пока он брал в руки то экземпляр «Фауста» Гете на немецком языке, то какое-нибудь из произведений Зигмунда Фрейда, недавно опубликованных на испанском. По правде говоря, читать Линкольн не любил, но все же приучил себя прочитывать научные труды, в которых выдвигались новые идеи в области проведения уголовных расследований. Ему почему-то подумалось, что у Геркулеса должны быть подобные книги, и ему, Линкольну, было бы интересно почитать книги, содержащие анализ противоправного поведения людей и его причин. Но сейчас он искал книги из тех, которые упомянул Рамон-и-Кахаль.

Дверь библиотеки приоткрылась, и в проеме показалась голова Алисы. Ее маленькая соломенная шляпка и рыжие волосы подчеркивали выразительность ее зеленых глаз. Линкольн так и замер, глядя на Алису с высоты лестницы.

– Сеньор Линкольн, мне кажется, вам лучше спуститься вниз.

– Ой, извините, мои мысли были далеко отсюда, – смущенно пробормотал чернокожий американец.

– Мажордом сказал, что Геркулес ушел.