Эмигрант с Анзоры - Яна Завацкая

Может быть, если бы мне не достался этот косяк, так ничего дальше и не произошло бы. Нас мирно отвезли бы в Лойг, судили, отправили в штрафную общину или убили бы.

Один из охранников сказал второму, кряжистому белобрысому пареньку.

– Слышь, у тебя на пиво еще талон остался?

– Ну есть.

– Тут между прочим в свободном доступе «Трудовое»... может, смотаешься, времени-то еще много?

Они еще поговорили между собой, выясняя, кто и на чьи талоны должен брать пиво, а также – отпускают ли его здесь членам негородских общин. Наконец белобрысый слинял. Второй охранник, постарше, перехватил дубинку поудобнее и со скучающим видом уставился на торчащую над городом телебашню.

Я заметил, что рядом с нами как раз находится платформа с очень мелким щебнем... в такой удобно закопаться – никто не найдет.

Я сам удивился в первый момент этой мысли. Бежать? Эта мысль казалась уже дикой. Ведь все так хорошо складывалось. Так привычно и знакомо. Да, мы были теперь не равноправными общинниками, нас собираются судить... но после пережитых мытарств и штрафная община уже казалась вполне приемлемым вариантом. Даже не в этом дело. Возможно, нам предстоит что-нибудь хуже, чем штрафная община. Но вот сейчас, в данный момент... мы были сыты. Арни не задыхался, нам попался Хранитель – вполне приличный дядька. Да и охранники ничего, даже косячком поделились. Нам не нужно никуда бежать, прятаться, скрываться. Мы – снова члены этого общества, мы общинники... пусть провинившиеся, пусть нам предстоит наказание. Даже смерть. Даже смерть принять от Общины сейчас кажется гораздо легче и привлекательнее, чем снова скрываться и бежать.

Один я, возможно, иначе думал бы. Но могу ли я решать за Арни? Я-то здоров. У меня не болят плечи и ребра при каждом движении. Я не должен прислушиваться с ужасом к каждому вдоху – удастся ли выдохнуть?

Охранник совершенно забыл о своих обязанностях. Даже затылком к нам повернулся. Понятно, почему – ему тоже было очевидно, что ничего такого мы не выкинем. Он был в этом абсолютно уверен...

А интересно, если треснуть его по затылку. В фильмах обычно так оглушают кого-нибудь. Часового у вражеского склада, к примеру. Или когда бегут из плена. Лопатой или камнем по голове. Я не знаю, хватит ли у меня сил так ударить, чтобы человек отключился. Интересно, если взять камень, и... чисто теоретически. Камня-то нет. Хотя на опоре позади нас валяется вполне приличный булыжник.

А может быть, нас и не расстреляют. Может быть, даже и не будут раскручивать дело с документами, может, это там как-то уже выяснилось. Ну, дадут небольшой срок, несколько лет отсидим. Кстати, вполне возможно, что вместе. И Арни поставят на какую-нибудь легкую работу, ведь есть же нормальные люди, не все такие, как Зай-зай. А потом нормальная жизнь, как раньше. Таро только жалко.

Таро, прости нас. Мы не смогли дойти. Ты бы сам на нашем месте поступил точно так же. Я-то ничего, но Арни– слишком уж он измучен. Он не дойдет до твоего квиринца. Никак. Ты ведь знаешь, у нас нет ни еды, ни оружия, ни надежды все это раздобыть. У нас номера впечатаны в запястья, и нас просто не могут не поймать. Да и кто мы такие – боевики, супершпионы? Доходяги мы. Даже по голове треснуть человека, и то я не могу.

Хотя... если сильно размахнуться, все, может быть, и получилось бы. Интересно проверить. В «Тревожном утре» девочка лет десяти так треснула бешиорского агента, что он копыта откинул. Я все же посильнее той девчонки. Врут фильмы или нет?

Арни жалко. Я посмотрел на него. Сидит на бетонном краю, сгорбившись. Он всегда немного горбился, объяснял, что так дышать легче, когда приступ.

Все случилось как-то одномоментно.

Тот товарняк, что стоял рядом с нами, тронулся. Совсем-совсем медленно платформа с щебнем поплыла мимо. Я увидел бледную тонкую руку Арни, хватающую тот самый булыжник, и почти тотчас же охранник стал сползать вниз. Я спрыгнул, почти машинально схватил вещмешок, который стражник положил рядом с собой. Вслед за Арни метнулся к уплывающему поезду. Вскарабкаться оказалось минутным делом. По сцепке мы перебрались на следующую платформу – как раз ту самую, с щебнем. Начали яростно закапываться. Я подумал мельком, что шансы у нас есть – охранник без сознания, рядом никого не было, пока он опомнится, пока поднимет всех на ноги... Бедняга, ох и влетит же ему!

Щебень, конечно, не песок. Но закопаться в него вполне можно. С перепугу мы сделали это со скоростью дождевого червя, уходящего в землю. Лицо я оставил свободным, вероятно, Арни – тоже. Лучше бы конечно, найти какую-нибудь трубочку, чтобы выставить и дышать через нее. Но такой возможности у нас не было. Да и не думаю, что нас может быть видно, только если специально влезть и смотреть. Поезд уже разогнался.

Они не додумаются проверить все вагоны, подумал я. Конечно, раз мы убежали на вокзале, теперь все поезда будут осматривать. Но не до такой же степени. Ведь никто не видел, как мы вскарабкались именно на этот поезд. Будем, по крайней мере, на это надеяться.

Первую станцию прошли благополучно. Я подсыпал себе щебня на лицо, лежал, не шевелясь, надеясь, что Арни тоже сумел замаскироваться. Интересно еще, в какую сторону мы едем...

Я не надеялся, что в сторону Баллареги. Где-нибудь пересядем, определимся. Сейчас главное – затаиться, пока нас поблизости ищут.

Следующий перегон был длинным. Мы осмелели, вылезли из щебня. Мимо тянулись сплошные леса, изредка перемежающиеся кругами убранных желтоватых полей. Я распаковал украденный мешок. Надо же, совесть совершенно не мучает. Я подумал, что превращаюсь в преступника – украсть для меня уже ничего не стоит... убивать скоро тоже начну. Морально я уже готов убить кого-нибудь. Сил только мало. Да, стоит начать – и скоро окончательно опустишься.

Но мешок я прихватил не зря. В нем обнаружился НЗ – сухари, две банки консервов, плитка шоколада. И даже пачка с оставшимися четырьмя сигаретками – сенсар! Кроме этого, в мешке обнаружилась какая-то ведомость и талоны. Абсолютно бесполезные, ведь талоны действительны только в своем округе, да и номер нужно предъявлять.

– Ты гений, Ланди, – сказал Арни, – надо же было догадаться спереть этот мешок! Теперь мы живем.

Он все еще дышал нормально. Сидел, опираясь рукой на кучу щебня, совершенно черный от каменной пыли, а волосы серые. Зубы и белки глаз сверкали на его лице, как у шахтера, поднявшегося из угольного забоя. Впрочем, я, наверное, выглядел не лучше.

– Здорово, что ты треснул его, – сказал я. На самом деле, пока мы сидели там, на опоре, у меня, оказывается, сложился вполне четкий план действий, и схватить мешок – было одним из элементов этого плана. Если бы я не боялся за Арни...

– Я и сам хотел... но не знал, как ты. Может, тебе опять плохо будет, – признался я. Арни дернул плечом.

– Ну да. Тебя же не били вчера. Я как вспоминаю... знаешь, лучше уж задыхаться или от голода сдохнуть, но на свободе.

Я кивнул понимающе. Оказывается, Арни рассуждал совсем иначе. Ну да, мне ведь не довелось пережить того, что ему вчера. Для меня тюрьма была только отдыхом...

Странно мы устроены, думал я, лежа на куче щебня и созерцая проносящиеся мимо полуоблетевшие рощи. Ведь еще совсем недавно мы думали, что человеком движет, как правило, нечто высокое, идея какая-нибудь. Особенно, в трудных условиях, на войне, скажем. И ведь мы были не хуже других, никто не назвал бы нас шкурниками. И вот теперь... позавчера нас еще гнала вперед мысль о Таро – вроде, мы обязаны ему, вроде, мы должны дойти, чтобы он не зря погиб. А сегодня... мысль о Таро так слаба... ну больно, конечно, невыносимо больно, когда подумаешь о нем. И пустота эта ощущается, и сиротливость. Ну что мы вдвоем? Но пропало это ощущение – чтобы Таро погиб не зря. Пропало, и все наши действия – следствия каких-то самых простых чувств. Мне бежать не хочется, потому что хочется быть сытым и защищенным, и чтобы Арни не мучился. Но, как только я получил сенсар, так сразу жажда деятельности возникла. Арни бежал тоже вовсе не из любви к свободе – потому что живо воспоминание о боли и страх новой. Так что же, вот это все, что нами на самом деле движет, такие простые вещи – голод, холод, боль, страх... Но ведь Арни не выдал меня, несмотря на страх и боль. Значит, есть еще что-то настолько же важное, настолько же связанное с самой нашей природой. Любовь. Бог есть любовь, вспомнил я Таро. Он погиб, чтобы мы, его друзья, могли жить. Арни терпел боль ради меня. Чем я смогу ответить моим ребятам? Моим братьям?

Поезд пересекал большой мост. Река – огромная, полноводная серебрилась далеко внизу. На противоположном берегу виднелись здания какой-то общины.

– Ланс... а ведь это Сурана!

– Почему ты думаешь? – усомнился я.

– Я не думаю, я знаю, – сказал Арни нетерпеливо. И принялся объяснять – к востоку от нашей общины на неделю пути вообще нет крупных рек (не Рагоша же это?). А Сурана как раз и находится примерно там, где по расчетам Арни должна находиться...