Бесстрашный рыцарь - Джослин Келли

– Если ты будешь играть хорошо, прекрасная Авиза.

– Несомненно буду.

– И что это за игра?

– Она начнется с того, что ты не будешь ничего произносить как можно дольше. – Она надеялась, что ее улыбка выглядит достаточно завлекательно. – Отсроченное наслаждение.

– Зачем лишать себя удовольствия быть с тобой, прекрасная Авиза?

Он потянулся к ней, но тотчас же упал на постель, опираясь на локти.

– Осторожнее ты, болван! – бросил он Болдуину, все еще продолжавшему сматывать повязку.

Авиза догадывалась, что паж привык к высокомерию Гая, и надеялась, что Гай не заметил смешинок в глазах пажа. Она снова увлажнила повязку в том месте, где она прилипла к телу.

Гай вскрикнул.

Авиза молча молилась о даровании ей терпения, и не ради Гая, а ради себя самой. Не было иного способа снять с него присохшую повязку. Она уперлась в кровать правой ногой и приподняла подол платья. Когда Гай пошевелился, она приостановилась, заметив, что он заглядывает ей под юбку.

Авиза отвернулась и приподняла достаточно ткани, чтобы вынуть нож, прикрепленный к ее правой ноге. Она никогда не умела так ловко управляться с ножом, как с мечом, хотя его рукоять была выполнена по тому же фасону, что и рукоять меча. Может быть, различие было в весе оружия. Меч требовал от нее напряжения всего тела, когда она взмахивала им. Нож требовал только напряжения руки, и когда Авиза оказывалась лицом к лицу с противником, он служил более слабой защитой.

Она оправила и разгладила платье. Сделав знак Болдуину подвинуться, она принялась осторожно срезать излишки ткани с повязки.

– Какие еще сюрпризы таятся под твоей юбкой? – спросил Гай.

– Я надеялась, что ты помолчишь.

Она положила нож на кровать рядом с кожаным мешочком. Сняв срезанную ткань, она ахнула. Кожа вокруг раны сильно покраснела. Болдуин указал на еще одну рану меньшего размера, где наконечник стрелы прочертил линию по коже Гая. Ее ничто не удивило, кроме того, что рана оказалась широко разверстой.

– Ты не сшил края раны, – сказала Авиза.

– Нет, – ответил Болдуин, бросая снятую повязку в огонь.

– Почему же? У тебя довольно ниток, чтобы зашить не только эту рану, но и множество других.

– Надеюсь, для других они не понадобятся, – сказал Кристиан из-за ее спины.

Она стремительно обернулась и увидела, что он стоит совсем близко, так, что она чуть не вышибла блюдо с едой из его рук. Отступив на шаг, она наткнулась на пажа, поспешившего убраться с дороги.

– Господи, братец! – застонал Гай, приподнимаясь на локтях. – Что ты здесь делаешь?

– Пришел посмотреть, как ты, и принес вам ужин.

Передав блюда Болдуину, чтобы тот разогрел их на огне камина, он остался стоять. Поэтому Авизе пришлось проскользнуть мимо него.

– Скажи мне, Авиза, как дела?

Хотя ей был неприятен выбранный им для разговора тон, будто у нее было опыта не больше, чем у юного Болдуина, она была рада его видеть. Теперь, как она надеялась, можно было не опасаться скабрезных замечаний Гая, раз здесь появился его брат.

И должно быть, в этом была причина того, что ее сердце громко застучало, будто узник, колотящий в дверь камеры и требующий свободы. Она была уверена в своей безопасности, но, взглянув на Кристиана, вспомнила, как его губы скользили по ее коже, и изо всех сил попыталась удержаться, чтобы не упасть ему на грудь.

«Ты принадлежишь аббатству Святого Иуды. Не забывай об этом. Ты не должна забывать». Возможно, если бы она постоянно твердила себе об этом, то могла бы противиться его сильным рукам и жадному рту.

– Гай... – начал было Болдуин.

– Я просил Авизу рассказать мне о положении дел. – Голос Кристиана звучал напряженно. – Почему ты вдруг онемела?

Авизу охватила ярость при виде его бесчувственности к ее состоянию, к обуревавшим ее ощущениям, мешавшим сосредоточиться. Авиза подняла руки и с силой толкнула его в грудь.

– Он будет жить, – сказала она, хмуро оглядывая братьев. – Будет жить, если прислушается к мудрости тех, кто мудрее его.

Гай издал рев, но Авиза, не обращая на него внимания, подошла к ведру с водой возле камина. Стоя на коленях, она смыла с рук частицы засохшей крови и тотчас же осознала, что их нечем вытереть. Пришлось вытирать о юбку. Аббатиса не раз пеняла ей на то, что она так поступает, но ведь аббатисе не приходилось иметь дело с этими беспокойными мужчинами.

Когда она попыталась подняться с колен, на ее плечо легла рука Кристиана.

Если он намеревался помочь ей подняться, то его прикосновение оказало прямо противоположное действие. Колени ее внезапно задрожали. Она покачнулась, и ему пришлось крепко обнять ее за талию.

– Может быть, – сказал он, и от его дыхания ее волосы взметнулись, – может быть, тебе следует отказаться от ухода за Гаем? Должно быть, тебе становится дурно от вида крови.

– Нет, это не так.

Она сделала попытку отступить назад, но он ее не выпустил. А возможно, она не слишком сильно старалась высвободиться, потому что могла бы сделать это, применив один из приемов, которым ее научила Нарико.

– Вчера вечером ты чуть не потеряла сознание там, на поляне, да и теперь держишься на ногах не более уверенно, чем новорожденный жеребенок. И оба раза это случилось с тобой при виде его раны.

– Я прекрасно себя чувствую. Пусти меня.

– Нет, не у камина. Ты можешь упасть в огонь.

Он привлек ее к себе и заставил опереться на грудь. Из другого конца комнаты до них донеслось ворчание Гая, когда Болдуин принялся обрабатывать его рану. Авиза не откликнулась на эти звуки. Она должна была все внимание обратить на свое предательское тело, чтобы держать его во власти разума. Одна мысль о возможном прикосновении Кристиана вызывала в ней дрожь.

– Как мой брат?

Этот неожиданный вопрос застал Авизу врасплох, но она сказала себе, что выдержит. Кристиан беспокоился о брате. Она не должна была воображать, что его обуревают чувства, сходные с ее, только потому, что она не могла сосредоточиться ни на чем, кроме его прикосновения, улыбки, глаз...

Следя за тем, чтобы ее голос звучал твердо, она ответила:

– Насколько я могу судить по его ранам, стрела угодила в него, когда он обернулся.

– Значит, он стоял в этот момент боком?

– Да, и хорошо, что это произошло, когда мы убегали.

Губы его сжались в одну прямую линию, будто он старался удержаться от высказывания, которое просилось наружу. И он процедил сквозь стиснутые зубы:

– Слову «убегали» я предпочел бы любое другое.

– Нет ничего дурного в том, чтобы отступить, когда на тебя нападает много врагов.

– Но и хорошего в этом тоже ничего нет.

Она кивнула:

– Согласна, но ты должен признать, что нет никакой доблести в том, чтобы умереть без всякого смысла.