Меньшевики и русская революция (1917-1922 гг.). Проблема политического выбора - Марина Васильевна Пятикова

более реальные проекты выхода из общенационального и военного кризисов. Создание однородного социалистического правительства являлось своеобразной платформой для решения задач, выдвинутых революцией, и, прежде всего, выхода из войны. Однако шаткой позицией меньшевиков-интернационалистов являлась чрезмерная теоретизированность их подходов.

Тем не менее дискуссии российских социал-демократов (меньшевиков) в 1917 г. по проблемам мира и войны, состава правительств, национального самоопределения, земельному вопросу позволили выявить их основные концептуальные наработки и оценить вклад в решение общенациональных задач. Безусловно, меньшевики в 1917 г. сыграли одну из ведущих ролей в партийно-политической борьбе. Но наличие в партии огромного количества политических оттенков, отсутствие должного учета настроения масс, стремящихся любой ценой выйти из войны, стали причиной их политического поражения.

Глава 3. В оппозиции к большевикам: новая стратегия

Приход к власти большевиков в октябре 1917 года был неоднозначно оценен меньшевиками. Октябрьские события окончательно дискредитировали линию Церетели – Дана. Инициатива в партии перешла к меньшевикам-интернационалистам, лидер которых Ю. О. Мартов неоднократно предупреждал о бесперспективности политической линии оборонцев.

Очевиден был тот факт, что для РСДРП(о) наступил новый этап в политической деятельности. Нужно было реагировать на произошедшие события. По-разному оценили Октябрь «оборонцы» и интернационалисты.

Ю. О. Мартов, являвшийся не только идейным, но и духовным лидером интернационалистов, оказался в сложном положении. С одной стороны, он видел в большевиках приверженцев социалистической идеи и частично пытался не только понять их поведение, но и, приняв его как данность, смириться с теми методами, которыми большевики воспользовались для прихода к власти.

Уход со II Всероссийского съезда Советов меньшевики-интернационалисты мотивировали нежеланием брать на себя ответственность «за акт гражданской войны», «…ушли, чтобы повсюду работать во имя сплочения всей революционной демократии»[165]. Отмечали, что большевики фактически уже накануне съезда по заранее разработанному плану произвели государственный переворот, захватив власть именем Советов и тем самым лишив их возможности принять участие в обсуждении вопроса о переходе власти к ним, а также вопроса о формах этого перехода. По мнению интернационалистов, всей революционной демократии грозила опасность ее разгрома контрреволюционными силами, если не будет создан единый демократический фронт.

События октября 1917 года внесли значительный раскол в среду демократии. Поэтому меньшевики-интернационалисты обращались с призывом ко всем социалистическим партиям, не исключая и большевиков, о необходимости выработки соглашения с целью перехода всей власти в руки однородного демократического правительства, которое бы взяло на себя ответственность довести страну до Учредительного собрания, приступить к решению вопроса о скорейшем завершении войны и решить аграрный вопрос посредством закрепления земли в распоряжении земельных комитетов.

Таким образом, меньшевики-интернационалисты отвергли правительство Керенского, каким бы ни был его состав – буржуазный или буржуазно-социалистический, но и возразили против чисто большевистского руководства страной, так как большевики не могли представлять всей полноты интересов демократических слоев общества.

Важной вехой на пути реализации демократической альтернативы стали переговоры с Викжелем, проходившие с 29 по 31 октября 1917 г. В них приняли участие большевики, меньшевики, меньшевики-интернационалисты, эсеры и представители профсоюзов. Душой переговоров стал Ю. О. Мартов. Он отверг возможность решения конфликта силой оружия. Создавался тупик, когда, с одной стороны, «власть, созданная методом вооруженного солдатского восстания, власть одной партии не может быть признана страной и демократией», а с другой стороны, «если большевики будут побеждены силой оружия, то победитель явится третьей силой, которая раздавит всех нас»[166]. Выбирая насильственный метод борьбы с большевиками, можно было спровоцировать крах революции и уничтожение демократических тенденций. Иллюзии, которые существуют на сей счет, по замечанию Мартова, всего лишь «признак отчаянья»[167]. Осознание подобной ситуации и явилось причиной начала переговоров с Викжелем. Если бы Комитет Спасения и СНК признали демократическую власть, то вопрос о персональном и партийном составе, исключая цензовые элементы, являлся бы несущественным. Программа такой власти, напомнил Мартов, «дана самим ходом событий не только в последний день, но и в последний час, демократия в Предпарламенте объединилась»[168]. «Нужна мирная ликвидация кризиса путем соглашения восставших и поднявших протест против этого восстания»[169]. Поэтому Ю. О. Мартов настаивал на необходимости гарантии в том, что новое правительство признала бы вся демократия, а это, в свою очередь, дало бы моральную и политическую силу для борьбы с контрреволюционными анархистскими силами, которые дали знать о себе 25–27 октября. Соблюдая все вышеназванные условия, правительство могло привести к решению вопроса о войне. Социалистическое правительство направило бы все силы на решение аграрного вопроса и созыв Учредительного собрания. Наконец, оно смогло бы достигнуть соглашения о практических средствах, с помощью которых объединившаяся демократия могла бы избавить страну «от разыгравшихся стихий и анархий»[170], чтобы вооруженные силы не приобрели роль самостоятельного фактора, влиявшего на ход событий, и отклоняла бы их от желательных для демократии путем. «Надо дать массе населения уверенность в демократическом порядке»[171]. Мартов резюмировал: несмотря на то, кто виноват в расколе, он, безусловно, вызовет гражданскую войну.

Демократия же настолько выглядела слабо и беспомощно, что ей грозила опасность быть раздавленной либо личной, либо олигархической диктатурой. Чтобы избежать подобного развития событий, следовало достичь соглашения между двумя противоборствующими лагерями.

Мартов выступал с осуждением политического террора, считая, что то, что большевики называли «революционным правом», на самом деле было беззаконием.

С оценкой произошедшего и возможных путей разрешения кризиса, а также оригинальной системой и доказательств их использования выступил и другой меньшевик-интернационалист – Р. Абрамович[172]. Выступление большевиков он назвал заговором, который способен держаться только методами террора, но при этом основывалось на «сочувствии больших пролетарских масс, а потому это восстание санкюлотов»[173], т. е. революционеров-выходцев из городской бедноты. В случае подавления «санкюлотской революции» была бы подавлена революционная иллюзия широких масс, так как революцию и социализм они воспринимали в форме большевизма, иного они не знали. Разбив эти иллюзии, считал Абрамович, можно было разбить веру в социализм и веру в революцию. Поэтому интернационалисты настаивали на решении кризиса мирным путем. Они руководствовались не только политической целесообразностью, но и моральными принципами.

В случае разгона большевистских органов власти, по мнению Абрамовича, солдатская масса была бы ввергнута в «черносотенство» и «антисемитизм». Чтобы предотвратить Гражданскую войну, следовало добиваться соглашения с большевиками, а «не бороться с ними до победного конца»[174]. Перемирие должно было быть не между личностями, а между массами.

Ф. И. Дан видел в соглашении с большевиками лишь тактический, но отнюдь не стратегический шаг[175]. Причем следовало бы расколоть большевиков путем давления на них, чтобы они отказались от идеи единовластия Советов и признали равноправие