Какого цвета убийство? - Томас Эриксон

И теперь она потеряла и его тоже… Когда она засунула руку в карман, бумажника на месте не было. Как будто испарился по волшебству. Может быть, на нее наложила заклятье злая кошельковая ведьма?

Услышав новость, отец покраснел и воскликнул:

– Ах ты черт! Растяпа! Тебе ничего нельзя доверить!

Он только что вернулся с работы. Успел снять пиджак, но еще был в галстуке. Так и стоял перед ней в прихожей, скрестив руки на груди поверх белой рубашки. Свет падал ему на грудь, отчего его лицо казалось темным, как после месяца на курорте.

Ее ноги будто приросли к полу. Ковер превратился в самый прочный клей на свете, и она не могла оторвать подошвы, как ни пыталась. Школьная сумка упала на пол, оттуда вывалился учебник. Английский. Видно было, что она написала свое имя в правом верхнем углу. Как она могла сделать надпись так криво? И почерк ужасный.

Очевидно, решив, что сказал достаточно, папа повернулся к ней спиной и в три широких шага преодолел лестницу на второй этаж. Он ушел.

От беспомощности она села на коврик у двери, спрятав лицо в ладони. Ей можно доверить все-все, папа. Все, кроме бумажника. И дурацкой подписи на учебнике.

В дверях появилась мать со стаканом в руках. Некоторое время она разглядывала дочь, потом молча вернулась в кухню – к соусу, или картошке, или чем она там занималась.

В тот вечер девочка сидела в своей комнате, положив перед собой чистый лист. Долго-долго просидела так, глядя на безупречно белую бумагу. Потом схватила карандаш и начала писать свое имя. Раз. Два. Двенадцать. Пятьдесят. Она работала, пока не исписала четыре листа. Наконец ее подпись начала выглядеть красиво. Она решила стереть свое имя со всех учебников, из всех школьных тетрадок. Потом напишет его снова, но гораздо лучше, чем раньше.

Глава 18

Решив, что, в отличие от здорового тела и юркого ума, мудрости ему при рождении не доложили, Рогер Аксберг посчитал нужным посоветоваться с Эвой. Их союз, когда-то начавшийся с бурных страстей, давно уступил место чему-то другому, дружбе скорее. Но Эва рассудительна. У нее есть практическая жилка. И она наверняка тоже предпочтет оставить себе те пятьдесят миллионов, вместо того чтобы отсылать их на Антильские острова.

В голове Рогера неустанно боролись два желания: оставить себе пятьдесят миллионов крон и, собственно, жить. Одно не уступало другому. Определенно, он хотел жить при всех своих миллионах.

– Эва! – позвал он жену.

Та вышла из комнаты младшего сына, немного растрепанная, как за ней это водилось в последние годы.

– Боже мой, что ты кричишь?

Рогер Аксберг не стал ходить вокруг да около и помахал перед ней письмом.

– Нам надо поговорить. – Он захлопнул дверь в комнату сына. – Прочти. Хочу знать твое мнение.

Эва взяла в руки бумагу и прочла ее в полном молчании. Закончив, подняла на него глаза.

– Это шутка?

Он развел руками и отошел к диванам, стоящим перед телевизором. Сел и обхватил голову руками.

– Не знаю. Сперва я думал, что шутка. А если нет? Там же прямая угроза.

Жена села напротив него, еще раз внимательно пробежавшись взглядом по строчкам.

– Как звали того парня, которого застрелили на конференции?

Рогер вздохнул.

– Клаэс Юнггрен, – негромко проговорил он. Почесал в паху, хотя и знал, что жена терпеть не может, когда он так делает. Сейчас это не имеет значения.

– Пятьдесят миллионов? – переспросила Эва, подняв одну бровь.

Он медленно кивнул. Просто невероятно. Сама мысль о том, что он, вернее, они – ведь они женаты, а ему никогда не приходило в голову заключить брачный договор – владели такими невероятными суммами. Которые тут же обернулись абсолютно сюрреалистическими проблемами.

Эва перечитала письмо в третий раз.

– Это может быть серьезно.

– Да понимаю я! Вопрос в том, действительно ли все настолько серьезно.

Тут он с изумлением увидел, как Эва вытирает глаза. Плачет? Это что-то новенькое. После ее затрясло мелкой дрожью.

– Ты должен заплатить, Рогер.

* * *

– Рассказывай, что там у тебя, – потребовал полицмейстер Ульвгрен. Оглядев кучи бумаг на полу кабинета комиссара, поморщил нос.

– Немного, – ответил Хельмарк, перебирая рапорты. – Только что звонил Сундстрём из Берлина по поводу винтовки. Раньше ею действительно владел бывший федеральный канцлер.

Ульвгрен скорчил гримасу. Очень смешно.

– Ну ладно. Сундстрём разыскивает его. Владельца, а не канцлера. Посмотрим, сколько времени это займет.

– Нужно ли напоминать, что меня осаждают чиновники и пресса?

– Не нужно.

Хельмарк вздохнул. Чиновники и их состоятельные друзья. Ясное дело, они хотят, чтобы поскорее задержали того, кто подстрелил одного из их приятелей. Пока этот «кто-то» не заинтересовался еще кем-нибудь. Будь на месте Клаэса Юнггрена обычный трудяга – скажем, водитель грузовика, которому выстрелили в затылок, – Ульвгрен бы здесь сейчас не сидел.

Комиссар твердо решил перехватить инициативу в беседе.

– Юнггрен ни с кем не делился информацией об угрозах. Насколько можно судить по его электронной почте, он рассказал о них одному-единственному человеку – своему адвокату Томасу Нюбергу. По крайней мере, в письменном виде. Нюберг, похоже, не воспринял дело всерьез. Они пришли к выводу, что за всем этим стоят китайцы, желающие припугнуть Юнггрена и помешать ему купить компанию «Вольво».

– На радость китайцам, это сработало, – Ульвгрен кивнул. – Теперь сделка явно не состоится. Что еще?

– Письмо само по себе ничего нам не дает. Девять различных отпечатков пальцев. Ни одни из них нам не известны. Единственное, что можно предположить, – шантажу почти наверняка будут подвергаться другие богатеи.

– Скорее всего, это уже произошло. Чего сидеть сложа руки после такого убийства.

Хельмарк задумался. Вероятно, так и есть.

– Не уверен, – тем не менее ответил он. Внутри него звенела какая-то патологическая потребность во всем противостоять полицмейстеру. – Кто-то да обратился бы в полицию. Особенно сейчас, когда все знают: шантажисты легко пойдут на убийство, чтобы получить свои деньги. Та пуля в затылок Юнггрена открыто декларировала: «Мы не шутим».

– Если кто-то захочет убить, то в конце концов ему это удастся. А мы не можем охранять людей сутки напролет. И о следующем случае они так же немедленно уведомят СМИ.

– Похоже, в этом вся суть, да, – проговорил Хельмарк, барабаня пальцами по столу.

– Так что же ты намерен предпринять?

Комиссар задался вопросом, зачем Ульвгрен его спрашивает: чтобы направить его мысль в нужное русло, или просто хочет, чтобы Хельмарк опозорился?

Он тяжело вздохнул и с трудом выдавил из себя это слово:

– Пресс-конференция.

Ульвгрен