Неизвестная Великая Отечественная - Николай Непомнящий

Наши летчики старательно осмотрели этот район, произвели его фотосъемку и в июле 1989 года близ Окулова озера обнаружили заброшенный аэродром. Немецкий! Взлетно-посадочная полоса была покрыта листами рурской стали, неподалеку стояли замаскированные полуразвалившиеся строения. На бочках из-под горючего красовалась свастика!

Оказывается, в 1942 году немцы, кроме того, создали секретную базу в бухте Нагурского на Земле Франца-Иосифа, а на Земле Александры поставили свою метеостанцию. Еще одна база — для отстаивания немецких подводных лодок — обосновалась на Новой Земле, в 25 километрах к югу от мыса Желания. А в июле 1942 года советские летчики обнаружили базу подводных лодок немцев в губе Велушья. Пользуясь безлюдьем нашего Севера, немцы обнаглели настолько, что устроили прямо на сибирском побережье еще одну метеостанцию, причем подземную. Ее обнаружили лишь в 1980-х годах. Станция имела выдвижные телескопические антенны и перископ для наблюдения за окружающей местностью. Когда станцию обнаружили, на ее топливном складе еще оставалось несколько тонн угля и столько же солярки. К концу войны на станции вышел из строя передатчик, и немцы аккуратно законсервировали оборудование, встали на лыжи и пошли сдаваться в ближайший населенный пункт.

С этой секретной немецкой метеостанцией произошел курьезный случай. Немцы, не мудрствуя лукаво, передавали азбукой Морзе метеосведения… советским метеокодом!

— Мы знали об этой странной метеостанции, — вспоминал много лет спустя один из бывших работников Севморпути. — Ведь все наши северные метеостанции были на учете. Но решили, что раз уж немцы организовали там станцию и регулярно передают сводки, то пусть действуют и дальше, благо наших метеостанций в этом совершенно безлюдном районе не было. Так и работали наши супостаты почти до конца 1944 года…

Ранее, в 1931 году, над этими районами пролетел немецкий дирижабль «Граф Цеппелин» (якобы с научными целями). Позже выяснилось, что с него проводилась тщательная аэрофотосъемка по всему маршруту. Значит, к созданию тайных баз на нашей территории немцы готовились давно.

Но не только безлюдный Север привлекал внимание немецкой разведки. Поздней осенью 1941 года в Токио был арестован наш разведчик Рихард Зорге. Следствие показало, что он сумел внедриться в германское посольство и широко использовал в интересах советской разведки немецкого посла, генерала Ойгена Отта, и уполномоченного гестапо, штандартенфюрера Йозефа Мейзингера. Гитлер пришел в ярость от этого известия и потребовал сурово наказать виновных. Однако добраться до Токио в те годы им было нелегко. Даже путь до Маньчжурии с аэродрома на советской территории составлял свыше 7 тысяч километров.

В распоряжении немцев был лишь дальний разведчик «Фокке-Вульф-200», способный преодолеть без посадки максимум 3500 километров. Требовалось соорудить на середине маршрута, в далеком советском тылу, аэродром для промежуточной посадки и дозаправки самолета.

Трассу сверхдальнего полета наметил полковник Ровел, занимавшийся еще до войны секретной разведкой западных районов СССР. Она проходила над пунктами: Таганрог — Элиста — остров Барса-Кельмес на Аральском море — пустыня Муюн-Кум — озеро Балхаш — Урумчи — Гоби — Хайлар. Промежуточный аэродром предполагалось оборудовать силами десанта в западной части побережья озера Балхаш.

Возможно, хорошо продуманная немцами операция прошла бы успешно, и в нашем глубоком тылу обосновался бы еще один их тайный аэродром. Но блестяще сработали наши разведчики в Париже, заполучив план этой операции. Остальное, как говорится, было делом техники…

«Черный день» Черноморского флота[5]

Рассказывает Владимир Солонцов, участник Великой Отечественной войны:

— После успешных действий наших войск на Кубани, освобождения Новороссийска, Таманского полуострова, по данным разведки, имевшимся в штабе Черноморского флота, в сентябре 1943 года противник уменьшил состав военно-воздушных сил в Крыму и снизил активность своей авиации на море.

Враг особо интенсивно стал пользоваться морской коммуникацией вдоль берегов Крыма. В связи с этим командование Черноморского флота поставило подводным кораблям задачу боевых действий на этой же коммуникации и по портам Ялта и Феодосия. До этого дня набеговые операции надводных кораблей совершались в ночное время. Теперь в метод проведения таких операций было внесено новое изменение.

По новому методу, корабли обязывались скрытно совершать ночной переход с таким расчетом, чтобы на рассвете, внезапно появившись на коммуникации, обследовать ее и уничтожить плавсредства противника или обстрелять порт и после нанесения удара — отходить в светлое время суток, рассчитывая на прикрытие истребительной авиации. К этому времени военно-воздушные силы флота уже имели истребители дальнего действия.

От нового метода ожидали побед.

На рассвете 30 сентября 1943 года эскадренные миноносцы «Бойкий», «Беспощадный» и «Способный» обследовали коммуникацию Ялта — Феодосия, но безрезультатно. Противник при этом противодействия не оказал.

После чего вечером, 5 октября, с наступлением темноты из Туапсе вышли в набеговую операцию лидер «Харьков» и эскадренные миноносцы «Беспощадный» и «Способный».

Лидеру надлежало обстрелять порт Ялта, а эскадренным миноносцам — плавсредства противника в порту Феодосия.

Затем корабли должны были произвести поиск плавсредств противника у южного берега Крыма и уничтожить их.

Операцией командовал начальник штаба эскадры Черноморского флота капитан 1-го ранга Романов, отрядом кораблей — командир дивизиона миноносцев капитан 2-го ранга Негода, брейд-вымпел которого был поднят на стеньге эсминца «Беспощадный».

В час ночи 6 октября лидер отделился и пошел на выполнение своей задачи к Ялте. В 2 часа 10 минут его обнаружила воздушная разведка противника, и над ним были сброшены осветительные авиабомбы.

Эсминцы с 2 до 4 часов неоднократно освещались самолетами противника, которые поодиночке их бомбили.

В 2 часа на траверзе Керченского пролива над эсминцами самолеты сбросили сначала осветительные бомбы, потом три фугасные бомбы, но без ущерба для кораблей. Для безопасности эсминцы ушли в неосвещенную часть моря.

В 3 часа 30 минут снова над кораблями сброшены осветительные и фугасные бомбы, но повреждений они не причинили. При дальнейшем движении, где-то на подходах к Феодосии, в 4 часа эсминцы в третий раз освещались, и на них были сброшены три фугасные бомбы, которые упали в кильватерной струе.

Таким образом, набеговая операция потеряла элементы скрытности и внезапности. Обстановка для кораблей стала невыгодной, противник сумел добиться раннего обнаружения кораблей и тем самым получил время, необходимое для контрмер, и применил бомбардировку эсминцев.

Командир дивизиона о происшествиях донес на флагманский командный пункт в 4 часа 15 минут и продолжал выполнять свою боевую задачу.

Отменять операцию, бесспорно, должен был флагманский командный пункт, ибо всегда тот, кто приказывает, тот и отменяет без всяких разбирательств и последствий.

Но отмены операции не последовало.

На лидере и эсминцах стажировались курсанты — мичманы Высшего инженерного училища, которые уже имели личный опыт летней практики на действующих кораблях.

В предшествующем году курсант А. Г. Демченко прошел корабельную практику на подводной лодке М-51, на крейсере «Красный Крым» практиковался И. Е. Ведула, на крейсере «Красный Кавказ» были М. И. Вольфберг и Ф. Я. Гальчин, на крейсере «Ворошилов» — С. П. Денисенко, Г. П. Колос, Г. А. Рубцов, М. Н. Косачевский.

Командир пятой боевой части крейсера «Ворошилов» писал в характеристике, что Косачевский много и упорно занимался изучением сложной боевой техники корабля, в результате чего на экзаменах показал отличные знания. Сверх программы он осваивал материальную часть других боевых частей. К этому следует добавить, что склонность к наукам и технике Косачевский имел немалую, за все годы учебы в училище из всех возможных оценок знаний он имел всего лишь две хорошие оценки, а все остальные — отличные. Вероятно, в нем уже тогда созревали способности к крупным научным и техническим решениям.

Когда крейсер «Молотов» участвовал в набеговой операции в западном районе Черного моря, на нем практиковались курсанты П. В. Путято, В. Ф. Гнилев, Н. И. Михеев, М. П. Холопцев. Командир пятой боевой части инженер-капитан 2-го ранга Куробов твердо констатировал, что во время боя они держались спокойно и уверенно работали на боевых постах.

Курсант Сидоров участвовал в боевых походах эсминца «Бойкий». Командир эсминца капитан 3-го ранга Годлевский и батальонный комиссар Крикун записали в его характеристике, что в боевой обстановке он не терялся, а совершенно хладнокровно исполнял все поступающие приказы.