Школа на краю земли - Грег Мортенсон

Быстроту реакции и хитрость Садхара быстро заметили командиры: группы под его руководством стали все чаще отправлять в опасные рейды в глубь вражеской территории. Таким образом ему удалось отличиться в боях, и он быстро занял место помощника Ахмад Шаха Масуда, знаменитого Панджшерского льва, который был, вероятно, самым одаренным и самым грозным из командиров, боровшихся против иностранной оккупации. На войне Садхар Хан не только проявил себя как способный военачальник и стратег, но и продемонстрировал другие свойства характера – он бывал жесток и беспощаден.

В северо-восточном районе Бадахшана его власть была абсолютной. Жил он недалеко от Бахарака, города с населением 28 тысяч человек. В этом месте сходились дороги из центра провинции, Файзабада, и из северной части Панджшерской долины. Из Бахарака вела также третья трасса – единственная автомобильная магистраль, ведущая в Вахан. Благодаря контролю над ней Садхар Хан мог легко управлять всем, что происходит в Коридоре.

«Прежде чем что-либо предпринять, ты должен обязательно приехать в Бахарак и поговорить с Садхар Ханом, – посоветовал Сарфраз. – Он – чаби». Сарфраз повернул руку, показывая, что это – ключ.

Когда двигаешься на северо-восток от афганской столицы, путь проходит исключительно по горным серпантинам, находящимся на высоте более трех тысяч метров и потому заваленным сугробами в течение шести месяцев в году. Однако в 1960 году советские инженеры прорубили под перевалом Саланг туннель длиной пять километров. Так появилась возможность круглогодичного сообщения между Кабулом и Бадахшаном. К туннелю ведет извилистая дорога, по которой проходили советские войска. Здесь им часто устраивали засады отряды моджахедов: они славились тем, что ловко разбирали грузовики, артиллерийские установки и даже танки и переносили их по частям через горы в Панджшерскую долину. Весной 2003 года я направился в сторону Саланга на арендованном «уазике», за рулем которого был Абдулла Рахман, бывший работник библиотеки, а ныне таксист с обожженными руками и веками. Так началось мое первое путешествие в Бахарак.

Впоследствии я часто вспоминал подробности той поездки на север и понял, что все вместе они складывались в некую метафору, предсказывающую, во что превратится наше будущее «афганское приключение». Проезжая по туннелю, мы в какой-то момент оказались в таком густом облаке пыли и газов, что пришлось остановиться и вылезти из машины. В поисках выхода я пошел вперед по одному из ответвлений туннеля и попал на плато с торчащими в разных местах ярко-красными скалами.

Пройдя несколько метров, я вдруг понял, что вокруг вся земля начинена противопехотными минами.

Осторожно ступая, я ретировался к машине. Через некоторое время мы с Абдуллой все же нашли правильную дорогу и продолжили путешествие. Но и дальше все складывалось неблагополучно – мы попали под перекрестный огонь, который вели две группировки наркоторговцев. Пришлось укрыться в придорожной яме. Тогда я сказал Абдулле, что вместе ехать опасно, запрыгнул в кузов грузовика и спрятался там под горой вонючих шкур – их везли на дубильную фабрику.

В конце концов я добрался до Бахарака, но с Садхар Ханом так и не встретился. Через некоторое время дела заставили меня покинуть город, вернуться в Кабул, а затем и улететь в Америку. Но по прошествии нескольких месяцев я снова проделал тот же путь. Прибыв в Бахарак, я немедленно отправился на поиски командхана. Как-то, стоя посреди базара, я увидел белый джип, в котором сидело несколько вооруженных людей. Он ехал прямо мне навстречу. Я махнул рукой, попросив водителя остановиться, и при этом подумал: «Тот, кто владеет в этих краях такой машиной, должен, вероятно, знать Садхар Хана».

Водитель, худощавый мужчина небольшого роста с правильными чертами лица и аккуратно подстриженной бородой, вышел мне навстречу.

– Я ищу Садхар Хана, – сказал я на ломаном дари.

– Он здесь, – ответил мне собеседник по-английски.

– Где именно?

– Я и есть командир Хан.

Я растерялся, потому что думал, что мне придется провести как минимум неделю в ожидании аудиенции у человека, который всегда окружен отрядом телохранителей и сподвижников. Однако глупо было так стоять, даже не представившись в соответствии с афганским обычаем: «Извините… Ас-салям алейкум, я приехал из Америки…» – начал было я. Но он прервал меня: «Прошу прощения, но сейчас время молитвы. Пожалуйста, садитесь в машину, и я отвезу вас в безопасное место, а после намаза вернусь».

Мы проехали через базарную площадь, добрались до северной части городского центра и припарковались прямо посреди дороги рядом с мечетью Наджмуддин Хан Возик. Вооруженные люди со всех сторон обступили автомобиль и проводили Хана в дом молитвы, в то время как я вместе с человеком в военной форме отправился на второй этаж соседнего административного здания. Сначала мы пришли в пустую комнату без окон, но я попросил охранника пустить меня на крышу. Он был озадачен этой просьбой и на минуту задумался, а затем все же провел по лестнице на самый верх здания, где был постелен красный коврик. Отсюда открывался великолепный вид на горы Гиндукуша. Посмотрев вниз, я увидел, как несколько сотен человек устремились с базара в мечеть на дневную молитву.

Через полчаса мужчины стали длинной чередой выходить из мечети. Впереди шествовал Садхар Хан с местным улемом (духовным лидером). Выйдя на улицу, Хан посмотрел вверх и указал на меня своим спутникам. Я застыл на месте – на меня уставились сотни глаз, проследовавших за движением его руки. Затем он помахал мне и улыбнулся.

Когда он пришел ко мне на крышу, я наконец представился и начал рассказывать ему о встрече с киргизскими всадниками у южных «ворот» Иршадского перевала. Но не успел я дойти до середины рассказа, как лицо его просияло, и он горячо обнял меня.

«Да! Да! Вы доктор Грег!» – кричал он. Весть о данном мною киргизам обещании уже просочилась из Ваханского коридора и достигла Садхар Хана. «Невероятно! Подумать только, а я даже не подготовил праздничную трапезу и не созвал старейшин! Простите меня, пожалуйста».

Позже тем же вечером, после ужина Хан пригласил меня выйти с ним на крышу его собственного дома, чтобы обсудить дальнейшие планы. Он рассказал, что люди в подконтрольных ему областях отчаянно хотят дать детям образование и что им в целом не хватает многих элементов инфраструктуры. По его словам, не только ваханским девочкам негде учиться. Дочери жителей Бахарака да и всего восточного Бадахшана тоже хотят ходить в школу. После последних двух войн – с СССР и с талибами – весь край разорен, и сейчас очень многое необходимо восстанавливать.

«Посмотрите на эти горы, – сказал он, указывая на возвышающиеся над городом пики. На ближних нижних склонах виднелись бесчисленные обломки скал и валуны. – Здесь погибло слишком много людей. На каждый камень пришлось по одному из моих моджахедов, шахидов – мучеников, положивших свои жизни в борьбе с советскими солдатами и с талибами. Нужно сделать так, чтобы эти жертвы были не напрасны».

Он посмотрел на меня. В его взгляде горела решимость. «Надо превратить эти камни в школы», – сказал Садхар Хан.

Смысл сказанного был ясен. Командхан готов помочь нам выполнить обещание, данное киргизам. Можно рассчитывать на его всестороннюю поддержку. Но перед тем как отправиться дальше в Вахан, нужно начать работу в Бахараке, служа людям, которые нуждались в нас здесь.

Так началось наше знакомство с властителем этого региона.

В течение последующих двух лет я еще несколько раз приезжал в Бахарак, чтобы укрепить связи с Садхар Ханом и спланировать строительство школы для его соплеменников. Это открыло бы нам дорогу к нашей цели – Ваханскому коридору. Встречи проходили в маленькой деревне Ярдар, примерно в пяти километрах от Бахарака. Там находилась штаб-квартира Хана, состоящая из двух основных «объектов». Один – современный бункер в советском стиле, отлично укрепленное строение с ложными входами и замаскированными бойницами, из которых можно было вести пулеметный огонь. Здесь командир обычно принимал гостей. А жилые помещения находились чуть поодаль, в полукилометре к востоку от бункера. Они представляли собой комплекс из трех традиционных глинобитных домов с земляными полами, покрытыми десятками традиционных ковриков. Участок был обнесен забором, и на этой территории жила вся большая семья Садхар Хана, включая родственников второй и третьей степени. Такая «деревня внутри деревни» – типичное явление для сельских районов Афганистана и Пакистана. Вокруг участка расстилались поля, где росли пшеница, ячмень, шпинат, бамия. А по краям располагались аккуратными рядами высаженные деревья – фисташковые, грецкий и мускатный орех, вишни, шелковицы, яблони и груши. Летом и осенью Хан с удовольствием собирал лучшие дары природы и угощал ими своих гостей.