Дело по обвинению. Остров Медвежий - Эван Хантер

– Безусловно.

– Ну, так эти три парня ни в чем не виноваты.

Хэнк молчал.

– Я знаю, о чем вы сейчас думаете, – сказал Дьябло. – Они убили мальчишку. А он был слепой. Только все это не так просто, мистер Белл. Поверьте мне.

– То есть?

– А то, что на этот вечер, например, была назначена драка. Но это я вам говорю доверительно, как другу, понятно?

– Продолжайте.

– Я же сам обо всем договаривался с чумазым, которого они зовут Гаргантюа. Он у них вожак. У «всадников», понимаете? Он наркоман. Я это точно знаю. Половина «всадников» – наркоманы. А вот мы, «альбатросы», этим не занимаемся. Да если кто из наших попробует героина, то мы такому руки обломаем! Правильно я говорю, ребята?

Ребята кивнули, гордые своей добродетелью.

– Ну так, значит, я сам обо всем договорился. И мы решили, что драка будет в открытую и нападать врасплох никто не станет. Мы договорились встретиться на пустыре на Сто двадцать пятой улице. В десять часов. Понимаете?

– К чему вы клоните?

– А вот к чему: с чего бы три «альбатроса» вдруг пошли во вражеский квартал и стали бы там затевать драку, если мы и так должны были драться в десять часов? Они вышли пройтись, вот и все.

– Но зачем они пошли в испанский Гарлем?

– Откуда я знаю? Может случайно забрели туда, может подыскивали себе девочек. У нас много ребят крутят с испанскими девчонками. Они ведь горячие, эти испанки.

– Значит они забрели в испанский Гарлем совершенно случайно, – сказал Хэнк. – А потом набросились на слепого и зарезали его. И вы говорите, что они ни в чем не виноваты?

– Да нет, они его, конечно, подкололи.

– В чем же в таком случае они невиновны?

– В убийстве, – сказал Дьябло.

– Ах вот как!

– Этот парень бросился на них с ножом, вы же знаете!

– Да, мне это уже говорили, – устало сказал Хэнк.

– Но ведь так оно и было. Я ведь узнавал. То есть у меня есть знакомые среди чумазых и они сами видели у него этот нож. Ну, так как?

– Это очень интересно, – ответил Хэнк. – Ну, а Дэнни был «альбатросом»?

– Я вам хочу сказать вот что, – продолжал Дьябло, словно не расслышав вопроса. – У Башни и у Дэнни это была самозащита. А вот Бэтмэн немного..., понимаете?

– Сумасшедший?

– Ну, не то чтобы совсем сумасшедший, а... тупой, что ли? Ну, полоумный. Понимаете, из тех, кто сам не догадается утереть себе нос. Он, собственно говоря, не отвечает за свои поступки.

Хэнк задумался. Не искушенный в тонкостях юриспруденции Кармине (Дьябло), сам того не подозревая, подсказал ему, какой линии будет придерживаться на суде защита. Адвокаты постараются доказать умственную неполноценность Бэтмэна – Апосто, который просто не понимал, что делает и, следовательно, не может быть привлечен к судебной ответственности за свои действия. Что же касается Башни – Рирдона и Дэнни Ди Паче, они будут ссылаться на то, что убийство совершено в состоянии самообороны и, следовательно, не является уголовным преступлением. Словом, они попытаются добиться полного оправдания.

«Спасибо, Дьябло Дедженеро, – мысленно поблагодарил Хэнк своего собеседника. – Я сегодня что-то туповат».

– Вы хотите помочь своим друзьям? – спросил он вслух.

– Конечно. Они же ни в чем не виноваты.

– Тогда ответьте на несколько вопросов, которые меня интересуют.

– Валяйте, спрашивайте.

– Башня состоит в вашем клубе, так?

– Да.

– А Бэтмэн?

– Да.

– А Дэнни?

– Какое это имеет значение?

– Возможно, очень большое.

– Для вас? То есть если он один из наших, то вам легче будет отправить его на электрический стул?

– Если он виновен, то, конечно, будет осужден, был он одним из ваших или нет, – сказал Хэнк. – Меня же, хоть это и покажется странным, интересует только правда.

– Еще бы не странно! – ухмыльнулся Дьябло. – По правде говоря, даже не верится, что представитель власти и закона может интересоваться правдой. Здесь их интересует только то, как вытряхнуть из тебя душу при первом удобном случае.

– Был Дэнни членом вашего клуба?

– И да, и нет.

– Как это понять?

– Это правда, вы сказали, что вас интересует правда? Ну вот вы и получили ее.

– Был он членом клуба или нет?

– Я же сказал – и да, и нет. Вроде бы он был наш, но «альбатросом» не был. Словом, он... я даже не знаю, как его назвать. Словом, он дрался на нашей стороне. А иногда вообще не дрался. И мы никогда его не заставляли. Я хочу сказать, что он с самого начала так себя поставил. Ну, а вообще-то он был нашим.

– Но не членом клуба?

– Нет.

– А вы звали его в клуб?

– Ну, конечно, много раз. Ведь во всем остальном он совсем наш. И все-таки... Он просто хотел... – Дьябло пожал плечами. – Не знаю, как объяснить. Хотя парень он что надо. Мы это поняли с самого начала. Как только он сюда переехал.

– Когда переехал? А я думал, что он жил в Гарлеме всю жизнь.

– Да нет! Это его мать и отец жили здесь прежде, только они переехали на Лонг-Айленд, когда он был еще маленьким. Его отец работал там на авиационном заводе. Потом он потерял работу, и они снова переехали жить сюда. Это было года полтора назад.

– Вы помните, как вы с ним познакомились?

– Конечно. Понимаете ли, он был тогда в нашем квартале новичком. Вот тогда-то он и показал себя. То есть показал, что он собой представляет. Я это хорошо помню. Мы все это помним. Верно, ребята?

Ребята кивнули.

– Ну так как же это произошло? – спросил Хэнк.

– Дело было зимой, – сказал Дьябло. – После большого снегопада. Делать нам тогда было нечего и мы сидели на этом самом месте, здесь, в кондитерской. Ребята, вроде бы, были те же самые. Нет, Никки тогда тут не было, а только я, Кончо, Ловкач и еще один парень, которого мы зовем Бэсама. Мы сидели на этом же самом месте и пили горячий шоколад. А говорили как будто про девочек...

* * *

Дьябло. Вот что! Болтайте тут про испанских девчонок сколько хотите. Но если кто-нибудь даже заикнется про «чумазую», когда я с. Кэрол, то ему плохо придется! Слышите!

Кончо (худой мальчишка с темно-карими глазами и черными вьющимися волосами. Он очень гордится тем, что волосы растут у него на лбу мыском – мать говорила ему, что это признак настоящего мужчины. Он слышал, что некий знаменитый киноактер выщипывает волосы на висках, чтобы получался такой мысок. И он сам с радостью воспользовался бы пинцетом, но боится, что узнают