Величайший урок жизни, или Вторники с Морри - Митч Элбом

В тропических лесах Южной Америки есть племя дисана, которое считает: мир наполнен определенным количеством энергии, что витает меж всеми живыми существами. И потому каждое рождение влечет за собой смерть, а каждая смерть — новое рождение. Таким образом, энергия мира остается постоянной.

Когда люди племени дисана охотятся, они думают, что гибель каждого зверя пробивает брешь в источнике жизни. Но они также верят, что брешь эта исчезает всякий раз, когда умирают охотники. Не умирали бы люди, не рождались бы птицы и рыбы. Мне такая мысль понравилась. И Морри тоже. Чем ближе он к последнему «прощай», тем больше верит, что все мы существа единого мира. Все, что берем, мы должны возместить.

— Это только справедливо, — говорит он.

Вторник десятый. Мы говорим о супружеской жизни

Я привел к Морри посетителя. Свою жену.

С первого моего прихода Морри не переставал спрашивать: «Когда я познакомлюсь с Жанин? Когда ты ее привезешь?» А я всегда находил отговорки. Но вот несколько дней назад я позвонил узнать, как у него дела. Трубку профессор поднял не сразу, а когда взял, я услышал посторонний шум, как будто кто-то держал трубку за него. Морри уже не мог ее держать. В трубке послышались нечленораздельные звуки.

— Тренер, вы в порядке?

Я услышал, как он выдохнул:

— Митч… у твоего тренера… не очень хороший день…

Ночами ему теперь было все хуже и хуже. Почти каждую ночь нужен был кислород, а приступы кашля стали устрашающими. Приступ мог длиться час, и непонятно было, кончится ли он вообще. Морри когда-то сказал, что стоит болезни достичь легких — и ему конец. У меня дрожь прошла по телу, когда я подумал о том, как близок он теперь к смерти.

— Увидимся во вторник, — сказал я. — Во вторник дела будут получше.

— Митч…

— Да?

— Твоя жена рядом?

Жанин сидела рядом со мной.

— Дай ей трубку. Я хочу услышать ее голос.

По счастью, я женат на женщине намного добрее меня. И хотя Жанин в жизни не видела Морри, она взяла трубку — я бы, наверное, стал мотать головой и шептать: «Меня нет дома, меня нет дома», — и через минуту уже говорила с моим стариком-профессором так, словно они были всю жизнь знакомы. Я чувствовал это нутром, хотя все, что я слышал, было: «Угу… Да, Митч говорил мне… О, спасибо».

Жанин повесила трубку и заявила:

— В следующий раз я еду с тобой.

Только и всего.

И вот теперь мы сидим у Морри в кабинете по обе стороны его кресла. Морри, по его собственному признанию, не чужд безобидного флирта, и, хотя на него то и дело нападает кашель, присутствие Жанин, похоже, придает ему сил. Он рассматривает наши свадебные фотографии, которые принесла моя жена.

— Вы из Детройта? — спрашивает Морри.

— Да, — отвечает Жанин.

— Я преподавал в Детройте, один год, в конце сороковых. И даже помню одну смешную историю…

Он замолчал, чтобы высморкаться. Я увидел, как Морри беспомощно теребит бумажный носовой платок, и забрал его, чтобы помочь ему. Морри попытался высморкаться, но безуспешно. И тогда я легонько сжал платком его ноздри, точь-в-точь как матери маленьким детям.

— Спасибо, Митч. — Морри взглянул на Жанин. — Мой помощник, и еще какой.

Жанин молча улыбнулась.

— Так вот, моя история. У нас в университете была компания социологов, мы собирались и играли в покер с другими преподавателями, и в том числе с одним парнем-хирургом. Однажды вечером после игры он мне и говорит: «Морри, я хочу прийти посмотреть, как ты преподаешь». Я отвечаю: «Ладно». И он пришел на одно из моих занятий и наблюдал за мной. А когда урок кончился, он спрашивает: «А хочешь прийти посмотреть, как я работаю? Сегодня вечером я как раз оперирую». Я решил сделать ему приятное и согласился. Привел он меня в больницу и сказал: «Помой руки, а потом надень халат и маску». Не успел я опомниться, как уже стоял рядом с ним у операционного стола. А на столе — женщина пациентка, вся голая. Хирург взял ножичек и как по ней полоснет! Да… — Морри поднял палец и покрутил им в воздухе. — И у меня точно так же все завертелось. Повсюду кровь. Уф! Чувствую, падаю в обморок. А сестра рядом со мной спрашивает: «Доктор, что это с вами?» А я ей: «Какой я к черту доктор? Унесите меня отсюда».

Мы рассмеялись, и Морри тоже, насколько ему позволяло дыхание. За последние недели он впервые рассказывал что-то забавное. «Как странно, — подумал я. — Он чуть в обморок не упал, наблюдая за операцией, а свою болезнь переносит с таким мужеством».

В дверь постучала Конни и сказала, что обед для Морри готов. Это не был морковный суп, или овощные пирожки, или макароны по-гречески, которые я принес сегодня утром. И хотя я старался выбрать в магазине самую что ни на есть мягкую еду, даже ее Морри было уже не под силу прожевать и проглотить. Он теперь ел только жидкие питательные смеси и еще, может быть, размоченный в них, превращенный в кашицу кекс. Шарлотт теперь все для него перемалывала в миксере, и он втягивал это через соломинку. А я по-прежнему покупал еду в магазине и входил к нему с пакетами в руках, но теперь делал это уже исключительно потому, что хотел порадовать его своим постоянством. Я открывал холодильник и видел, что он забит коробочками с едой. Похоже, я все еще надеялся, что в один прекрасный день мы с Морри снова будем вместе есть обычный обед, и, как прежде, он будет говорить и жевать одновременно, не замечая, что кусочки еды выпадают из его рта. Глупейшая надежда.

— Да… Жанин, начал Морри. Жанин улыбнулась. — Вы очень славная. Дайте мне руку.

Жанин протянула ему руку.

— Митч мне рассказывал, что вы профессиональная певица.

— Да, — подтвердила Жанин.

— Он говорит, что вы замечательно поете.

— Нет, — засмеялась она, — он так только говорит.

Брови Морри изумленно поползли вверх.

— А можете что-нибудь спеть для меня?

Сколько мы с Жанин знакомы, столько я слышу от людей эту просьбу. Стоит им услышать, что пение — ее профессия, как тут же они просят: «А вы не могли бы что-нибудь спеть для нас?» Будучи застенчивой и в то же время очень придирчивой к месту, где нужно выступать, Жанин никогда не соглашалась. Она вежливо всегда и всем отказывала. И, пребывая в полной уверенности, что прозвучит привычный отказ, я вдруг услышал… как она запела:

Стоит лишь подумать о тебе,И немедля забываю яОбо всем, что надлежит мне помнить…

Это была песня Рэя Нобла, популярная в тридцатые годы, и Жанин пропела ее с необыкновенной нежностью, глядя прямо в глаза Морри. Уже в какой раз меня поразило, что при нем даже самые замкнутые люди не стесняются выражать чувства. Морри слушал с закрытыми глазами, впитывая ноту за нотой. И с каждым новым звуком, наполнявшим комнату, улыбка его все более и более походила на неудержимое крещендо. И хотя тело его было совершенно недвижимо, не оставалось никаких сомнений: в душе он с упоением танцует.

Когда Жанин закончила петь, Морри открыл глаза. По щекам его катились слезы. За все эти годы я не раз слышал, как поет моя жена, но мне ни разу не удалось услышать ее так, как услышал Морри.

Супружеская жизнь. Почти у всех моих знакомых с ней проблема. Одни никак не могут жениться, другие никак не могут развестись. Нашему поколению супружество, похоже, дается нелегко: мы сражаемся с ним, точно с аллигатором из мутного болота. Сколько раз я уже бывал на свадьбах, поздравлял молодых, а потом, несколько лет спустя, лишь с легким удивлением встречал «жениха» в ресторане с молодой женщиной, которую он мне представлял как свою приятельницу, добавляя: «Мы ведь с женой разошлись…»

Я спросил Морри, почему у нас не ладится супружеская жизнь. Семь лет я не решался жениться. Отчего? Оттого, что люди моего поколения стали осторожнее, наблюдая за теми, кто женился рано? Или мы просто эгоисты?

— Я жалею ваше поколение, — сказал Морри. — Очень важно найти любящего человека, потому что в жизни так не хватает любви. Но современная молодежь слишком эгоистична, чтобы любить, или же она бездумно бросается в супружество, а через полгода уже разводится. Многие и понятия не имеют, какой человек им нужен в партнеры. Да и откуда им это знать, когда они и себя-то толком не знают?

Морри вздохнул. Сколько раз к нему приходили за советом потерпевшие крах в любви.

— Это очень грустно, потому что каждому надо иметь рядом любящего человека. И понимаешь это особенно ясно в такие времена, которые переживаю сейчас я, — когда дела не слишком-то хороши. Друзья — это, конечно, здорово, но будут ли они сидеть с тобой ночи напролет, утешая и заботясь о тебе, когда ты беспрестанно кашляешь и не в силах уснуть?

Шарлотт и Морри познакомились еще студентами и были женаты сорок четыре года. Теперь я часто наблюдал за Шарлотт: как она напоминала Морри про лекарство, или подходила к нему и нежно гладила его шею, или говорила о сыновьях. Слаженная команда. Подчас им достаточно было взгляда, чтобы понять, кто о чем думает. Шарлотт в отличие от Морри была очень сдержанной, и он относился к этому с необычайным уважением. Бывало, в нашей беседе он вдруг говорил: «Шарлотт может быть неприятно, если я расскажу об этом», — и тут же прекращал разговор. И ЭТО были единственные минуты, когда Морри воздерживался от откровенности.