Любовь за гранью 7. Осколки безумия - Соболева Ульяна "ramzena"

Больше всего раздражало, что он чувствовал ее томление, мысли, тягу к нему на подсознательном уровне. Еще минута, и он бы сжал ее в объятиях, овладел ею прямо там – в высокой траве на берегу этого озера, где они не раз предавались любви. Он бы заставил ее вспомнить или привязал бы к себе. Перейти на новый уровень. Вот чего он жаждал в ту минуту. Проломить барьер между ними. Но вместо этого он воздвиг целую стену с колючей проволокой. Марианна смотрела на него с болью, страхом и с ненавистью. Страх. Как давно он не видел в ее глазах страха. Она не боялась его даже после того, что он с ней сделал несколько лет назад, не боялась, когда он злился, не боялась, когда он терял контроль, потому что она его контролировала сама. Управляла им, сдерживала, усмиряла. Той Марианны больше нет. Появилась другая. И эта Марианна распаляла зверя, трясла перед ним красной тряпкой, дразнила, пробуждала ото сна. И он, как хищник, шел на приманку, играл с жертвой, предвкушая пиршество плоти. Привез ее домой и еще долго стоял под ее окнами, сливаясь с темнотой. Боролся с непреодолимым желанием влезть в распахнутое окно и заставить ее передумать. В его силах внушить ей что угодно. Марианна почти человек, она пахнет как человек, она думает как человек. Его власть сейчас безгранична – внушить ей что угодно дело нехитрое, но он не хотел. Не такой ценой. Какой угодно, но не такой. Даже насилие над плотью не так противно, как насилие над душой. Ник не знал, сколько времени он простоял под ее окнами, лихорадочно думая, рассуждая с самим собой. Марианна не знает одного – Люцифер так же бессмертен, как и он сам, как и сама Марианна. Конь из дьявольской конюшни самого Вудворта. Монстр, созданный для армии апокалипсиса. Уже сейчас этот хищник получает свою порцию сырого мяса и топчет копытами. Ник приказал вернуть его к жизни. Она получит его обратно. Не сейчас – чуть позже.

В этот момент Марианна выскочила из дома бледная, дрожащая. Она села в машину и уже через несколько минут выехала из поместья. Ник последовал за ней. Его сотовый беспрестанно звонил, мешал, отвлекал, он боялся упустить из вида ее синий «Шевроле». Включил сотовый на громкую связь.

– Снять охрану. Что там, Серафим?

– Ник… он молчит. Ни слова не сказал с тех пор, как мы его взяли.

– Пытайте.

– Но…

– Я сказал пытать. Он долго не выдержит. Никто не способен перенести такую боль. Он будет говорить.

– Влад приказал не давить. Он хотел его в союзники. По-хорошему.

– Влад отдал все полномочия мне. Я твой король, и я буду решать. Меня достал этот тип. Вы будете его пытать. Если не поможет – вы возьмете его жену и детей и будете пытать у него на глазах, и он станет нашим союзником. А если нет – убить их всех. У тебя три дня, чтобы он заговорил. Ты знаешь мои методы, Серафим?

– Знаю, – последовал мрачный ответ.

– Значит, действуй. Мы с тобой в старые добрые времена и не таких говорить заставляли. Мне некогда сейчас. Отчитаешься завтра.

Ник швырнул сотовый на соседнее сидение и свернул в переулок следом за синим «Шевроле». Марина припарковала машину возле нового двенадцатиэтажного здания и быстрым шагом пошла в подъезд. Ник снова протянул руку за мобильным.

– Куда звонила моя жена в последние полчаса? Пробить адреса по всем номерам, которые она набирала. У тебя ровно пять минут.

Он закурил и открыл окно. Король братства следит за собственной женой. Это могло быть смешно, если бы не было настолько горько. Раньше он всегда знал, где Марианна, с кем она. Не потому, что стремился знать. Просто она всегда звонила или посылала сообщения. Сейчас он знал о ней намного меньше, чем когда встретил ее впервые. Через пять минут ему сообщили имя и адрес, и он в ярости швырнул окурок в открытое окно. Проклятье. Поехала к своему старому дружку. Вот дерьмо. Первые отголоски ревности поскребли на душе, оставляя тонкие следы.

– Нам что-то предпринять?

– Нет! Я скажу тебе, когда нужно что-то предпринять, а сейчас просто займись своей работой.

Ник вышел из автомобиля и посмотрел на окна дома. Он мог бы появиться перед ними и закончить все это прямо сейчас. Но Ник поступит по-другому. Еще не время. Пока не время. Как большая пантера вампир взобрался на дерево и затаился на толстой ветке напротив окна на седьмом этаже.

Он достал второй аппарат из кармана и набрал номер. Ему ответили не сразу. Конечно. Ведь Виктор Лазарев встречает гостью. Вот он берет ее сумочку, приглашает в комнату.

Она расстроена, она громко, отрывисто говорит, тяжело дышит, показывает ему свою руку. Девочка расстроена. Начинает догадываться, что с ней что-то не так. Первые симптомы. Возможно, быстро заживший порез или ушиб, который испарился на глазах.

– Да, я слушаю.

– Очень хорошо, что ты слушаешь. Во-первых, отпусти ее руку и не прикасайся к ней.

Виктор в ужасе осмотрелся по сторонам, и резко выпустил руку Марианны.

– Тихо… спокойно. Ты ее напугаешь. Отойди в сторону. Извинись и выйди на балкон. Вот так. Закрой за собой дверь. Ты меня хорошо слышишь, док?

– Да, хорошо.

– Скажи мне, док, ты любишь свою семью? Сестру? Родителей? Собаку?

Ник видел его лицо, оно стало мертвенно бледным, сердце человека гулко забилось, и запах страха достиг ноздрей вампира в считанные секунды.

– По твоей спине катятся капли холодного пота, Вик? Ты воняешь страхом. Она тоже это почувствует. Сделай глубокий вдох и начни контролировать свои эмоции.

– Чего Вы хотите? – хрипло спросил хирург и снова осмотрелся по сторонам.

– Убеди ее, что это бывает. Придумай синдром, заболевание. Мне все равно, что ты ей скажешь. Сделай так, чтобы она тебе поверила и ушла. Сейчас. Я даю тебе двадцать минут разобраться, доктор Лазарев. Через двадцать минут я начну нервничать, а когда я нервничаю, то совершаю очень плохие поступки, док. Очень плохие. Я думаю, ты не хочешь знать, какие именно.

Виктор положил сотовый в карман и вернулся в комнату, сукин сын задернул шторы. Хорошо, у недоноска ровно двадцать минут. Если через это время Марианна не выйдет из дома и не сядет в свою машину – смертный сильно об этом пожалеет.

Вик рассказывал мне о странных синдромах быстрого заживления тканей, о названиях таких аномалий. Я устало откинулась на спинку дивана в его небольшой квартире. Вик был первым, кому я позвонила. Не знаю почему. Я ему верила. Я чувствовала в нем поддержку и сочувствие, а возможно, он был единственным, кого я помнила из всех, кто меня окружал.

– Значит, со мной происходит что-то неподвластное медицине, и ты называешь это нормальным? Я распорола руку до кости. Рана зажила менее, чем за минуту, я отрезала прядь своих волос, и они отрасли. Вик… ты должен мне помочь. Я не знаю, что со мной происходит, и это ужасно. Я с ума схожу.

Он сел рядом со мной и тяжело вздохнул.

– Все будет хорошо. Ты просто сложно адаптируешься после своего состояния. Возможно, тебе нужен хороший психолог и просто отдых. Много позитива, радости.

Позитива. Какой к черту позитив? Я не помню себя. Я разругалась с Крис. У меня всего полтора месяца назад умерла мама, моего коня застрелил сумасшедший Николас Мокану, и моя кожа срастается с такой скоростью, словно по мановению волшебной палочки. Я не девственница, но я не помню своих мужчин. Меня тянет к тому, кого я боюсь с дикой необузданной силой, и я сижу в комнате своего хирурга, и тот утверждает, что со мной все в порядке. Я истерически захохотала, а потом мой смех перешел в рыдание. Все выплеснулось, все эмоции, отчаянье, накопившиеся за эти дни. Вик обнял меня за плечи и заглянул мне в глаза.

– Хочешь мятное мороженое, мышка?

Мятное мороженое? О боже, он помнит… Поразительно. Да, в тот вечер, когда Вик подвез меня из школы, мы ели именно это мороженое в кафе неподалеку от моего дома, а потом… мы с Виком целовались. Интересно, он помнит только о мороженом?

– Хочу. У тебя есть.

Он кивнул и, взяв меня за руку, пошел на кухню. Через несколько минут мы сидели за кухонным столом и ели мороженое прямо из стаканов. Вик разделил его честно напополам.