Роман - Сорокин Владимир Георгиевич

“Господи, неужели это не сон? – думал Роман. – Неужели это и впрямь Зоя? С этим странным человеком? И мы сейчас едем туда?”

И словно в подтверждение того, что это действительно не сон, ветка орешины больно стегнула его по колену.

– Роман Алексеевич, не отставайте! – прозвучал впереди голос Зои.

Роман почувствовал, что губы его совсем пересохли, а сердце готово выскочить из груди. Зоя разговаривала с ним так, будто он всего лишь знакомый по летней дачной жизни и, кроме нечастых встреч у кого-нибудь на именинах за чашкой чая, их ничего не связывает.

Он лихорадочно вспоминал их встречи, объяснения в любви и клятвы верности, тайные прогулки при луне и тайные объятия. Эти картины быстро наплывали одна на другую, будоража сознание Романа; поток мыслей проносился в его голове.

“Как всё это неожиданно, – думал он. – Она совсем другая. А может, она потому так ведёт себя, что рядом этот Воеводин? А если они помолвлены? Как это всё глупо… Я еду за ними… Так вот почему она целый год не отвечала на письма… ”

Впереди мелькнул просвет, просека кончилась, кончился и лес.

Они выехали на широкое просторное место, именуемое Луговиной, и Зоя, снова ударив стеком свою лошадь, понеслась вперёд.

Роман с Воеводиным понеслись следом. Издали могло показаться, что они преследуют молодую беглянку. Луговина упиралась в берег речки, вдоль которой и направила свою лошадь Зоя.

Этот берег был ровный, почти без растительности, и назывался Лысым. Зато на другом берегу росла прекрасная берёзовая роща – постоянное место встреч и прогулок Зои и Романа. И теперь, скача по Лысому берегу, Роман смотрел направо, туда, где мелькали высокие, пока ещё голые берёзы. Над ними летали грачи, устраивая в чёрных ветвях свои гнёзда.

Зоя опережала мужчин на добрых два корпуса, её грациозная фигурка, казалось, слилась с лошадью.

Воеводин скакал всё так же на жокейский манер, а Роман, по своему обыкновению, – прямо держась в седле. Теперь он уже окончательно понял, куда вела их Зоя, и старался справиться с нервной дрожью, постепенно овладевающей им. Лысый берег тянулся недолго: промелькнули появлявшиеся то тут, то там кусты, молоденькие ивы, а потом влажная, дышащая паром земля вдруг вздыбилась, поднялась, заставив всадников натянуть поводья.

Лошади покорно остановились.

Все трое оказались на высоком обрыве. Впереди распласталось Крутояровское озеро. Голубое небо отражалось в нём, солнце играло по краю воды, наползающей на белый песчаный берег. Некоторое время все молчали, лишь вздрагивали, бренча сбруей, лошади.

– Какая красота! – покачал головой Воеводин.

– Это и есть моё любимое место, – проговорила Зоя, глядя вниз.

Роман молча смотрел туда же, до боли сжав рукоятку стека.

Зоя сказала правду. Этот обрыв действительно был её любимым местом. Каждый раз, выезжая с Романом на верховую прогулку, она не могла не оказаться у обрыва и, бросив поводья, подолгу смотрела на озеро. Обычно выражение её красивого лица было такое, словно она готовится броситься вниз и, обернувшись диковинной птицей, лететь, лететь над водою, полем, лесом. В такие минуты она, казалось, забывала обо всём, и это тревожило Романа. В нём зрело смутное предчувствие чего-то резкого и безжалостного, что может обрушиться на него по воле этой девушки-птицы, так упоённо жаждущей свободы. Теперь же в её лице, помимо неутомимой жажды свободы, появилось выражение абсолютной уверенности в себе. Роман искоса смотрел на Зою и чувствовал какой-то демонический холод, проистекающий от чёрной, влитой в седло фигуры, от прекрасного, словно выточенного из слоновой кости лица.

– Да, лихое место, – проговорил Воеводин, поправляя свою жокейскую фуражку. – Зоя Петровна, у вас голова не кружится?

– Кружится. От желания прыгнуть, – ответила Зоя, не отрывая взгляда от раскинувшихся за озером полей. – Были б у моей Розы крылья, сейчас бы так и полетели с нею над землёй…

– Et vous nous laisseriez manger par les loups du coin, – пробормотал, усмехаясь, Воеводин.

– Я люблю летать, – проговорила Зоя чуть слышно. – Очень люблю.

Они постояли молча, и вдруг Роман неожиданно для себя произнёс:

– Завтра Пасха…

Зоя повернулась и, внимательно посмотрев на него, ничего не сказала.

Воеводин быстро кивнул и произнёс рассеянно:

– М-да-с… действительно…

Роман устыдился своей фразы, а потом устыдился и собственного стыда. “Как всё глупо, – мучительно подумал он, глядя, как Зоя разворачивает лошадь. – Совсем рехнулся. Веду себя как олух…”

Развернувшись, они поехали шагом.

– Роман Алексеевич, вы надолго здесь? – спросила Зоя.

– Боюсь, что надолго.

– Почему?

– Я больше не служу.

– Правда? И кто же вы теперь?

– Ну… наверно – свободный художник.

Она улыбнулась и повторила, растягивая слова:

– Свободный художник. Но всё-таки это лучше, чем ад-во-кат.

– Я тоже так думаю, – проговорил Роман и попытался улыбнуться.

– Вы служили адвокатом? – спросил, или, вернее, выкрикнул, Воеводин, ехавший справа от Зои.

– Да, – быстро ответила за него Зоя, – у Романа Алексеевича была очень хорошая репутация. Он стольких спас от безжалостной российской Фемиды.

– Вы преувеличиваете, – усмехнулся Роман, – последнее время я был вовсе равнодушен к моим подзащитным.

– C’est difficile a croire, – молвила Зоя. – Для вас – всё что угодно, только не равнодушие. Вы не умеете быть равнодушным…

Впервые за всё это время её голос обрёл естественность и стал похожим на голос той Зои, которая была раньше. Но эти знакомые интонации не успокоили Романа, а, наоборот, укололи его сердце новой болью. Эта фраза о равнодушии невероятно просто и ярко напомнила Роману, что перед ним та самая Зоя, которую он целовал под сенью ночных лип и подсаживал в растворённое окно террасы.

И словно почувствовав это, Зоя снова резко ударила стеком свою Розу, сорвалась с места. Воеводин заспешил следом, а Роман слегка поотстал, не слишком погоняя Орлика.

Так, друг за другом, они проскакали до самого бора.

Зоя выбрала другую дорогу – широкий большак, ровно и прямо пронизывающий бор, и понеслась чёрной молнией сквозь залитый солнцем лес. Лишь на середине поля, у развилки дорог, остановила тяжело дышащую Розу, похлопав по взмыленной шее:

– Ah, ma chere petite fille.

Разгорячённый ездой Воеводин подъехал к Зое и, сняв наотлёт свою фуражку, произнёс, почти декламируя:

– Зоя Петровна, вы бесспорная чемпионка среди всех наездниц и наездников! Браво!

– Я боялась, что вы потеряетесь в бору! – рассмеялась Зоя.

– Ни за что! – выкрикнул своим хоть басовитым, но всё ещё юношеским голосом Воеводин. – Как тут замечательно! Какие места! Вот бы где устраивать скачки!

– Вы тоже так думаете, Роман Алексеевич? – неожиданно спросила Зоя, взглянув на подъехавшего и стоявшего поодаль Романа.

– Не думаю, – сухо ответил Роман.

– Ах да, вы же боялись разбиться, – насмешливо, но с какой-то мягкостью в голосе проговорила она.

– Я боялся за вас, – всё так же сухо проговорил Роман и вздрогнул, поразившись неуместности своей фразы.

Зоя замолчала, перестав улыбаться.

Воеводин непонимающе смотрел на неё. Молча они стояли на развилке. Правая дорога вела в сторону дома Романа, левая – к Красновским.

Роман приподнял шляпу:

– Прошу простить. Мне уже пора.

– Очень рад был познакомиться, – кивнул Воеводин.

– До свидания, Роман Алексеевич, – тихо проговорила Зоя.

– До свидания, – ответил Роман и, развернув Орлика, хлестнул его стеком по крупу.

VII

“Боже мой, неужели это была Зоя?! – мысленно в который уже раз спрашивал себя Роман, расхаживая по своей комнате и нервно куря. – Холодная красотка с патологическим кокетством, упивающаяся собой, – Зоя? Зоя – не замечающая меня, Зоя – со смехом принимающая идиотские комплименты этого клетчатого паяца? Зоя – с артистической глумливостью перечёркивающая всё, что было между нами? Не верю, не верю!..”