Путь к звездам. Из истории советской космонавтики - Анатолий Александров

— Перед кем хочешь, чего бы мне ни стоило, я буду отстаивать Гагарина до последней возможности! Выходит, что теперь «пятнышко» о нахождении в оккупации так и будет шагать с ним вровень по всей его жизни. Разве это справедливо?

Когда Агальцов собрался уезжать, Сергей Павлович пригласил его поприсутствовать при посещении конструкторского бюро будущими космонавтами, но у того была запланирована встреча со специалистами ЦАГИ в полдень. Отменить или перенести ее было уже нельзя.

Вошедший в кабинет Воскресенский сразу определил душевное состояние Главного конструктора:

— Неприятный разговор состоялся, Сергей Павлович?.. Надо его преодолеть. Разве мало таких пережили?

Королев ответил в рассудительном тоне:

— Этот разговор особый, Леонид Александрович. Понимаешь, Гагарин уже полгода готовится к полету в отряде, семью перевез, и вот теперь кто-то из кэгэбистов вычитал в его личном деле, что он в войну полтора года находился на оккупированной врагом территории. Звонят маршалу Вершинину: «Как так, при отборе в отряд космонавтов, дескать, проглядели?»

— Подумать только, повод для беспокойства выискали! Но он ведь был в оккупации восьмилетним мальчишкой! — тотчас согласился Воскресенский.

— О том и речь, Леонид Александрович. Разве мало людей вынужденно оказались тогда на оккупированной территории?

— Так что же теперь требуется от нас, Сергей Павлович?

— Требуется совсем немного. Чтобы показать космонавтам наше опытное производство, надо написать в Комитет госбезопасности специальное письмо. Другими словами, мы должны испросить у генерала Серова разрешение на этот показ.

— Более чем странное требование, Сергей Павлович. Для наших работников достаточен допуск к секретной работе, а для будущих космонавтов, выходит, такого же допуска недостаточно?

— Никаких бумаг, Леонид Александрович, никому писать не будем. Как-никак, идет не тридцать седьмой, а шестидесятый год. Все беру на себя. Кстати, в присутствии генерала Агальцова я звонил в ЦК партии Сербину, и он взялся уладить этот вопрос с КГБ без дополнительных бумаг. Утвержденный мной план знакомства космонавтов с опытным производством остается в силе. Начнем ломать заскорузлые стереотипы преклонения перед могуществом кэгэбистов… Будем действовать по нашему плану.

— У нас практически все готово к приему будущих космонавтов, Сергей Павлович.

— Что значит «практически», Леонид Александрович?

— Монтаж систем жизнеобеспечения полностью закончен. Предстоит их окончательная доводка по месту.

— И пилотское кресло установлено?

— Нет, доработанное кресло еще не готово, Сергей Павлович. Вернее, — поправился Воскресенский, — само кресло готово, но не смонтированы фиксаторы привязных ремней.

— Надо сборщиков поторопить, Леонид Александрович. Спустись сейчас к ним и сообщи, что сегодня гостями опытного производства будут наиболее вероятные космонавты. Один или два из них обязательно должны опробовать будущее рабочее место пилота в настоящем космическом корабле.

— Согласен, Сергей Павлович. Тренажер — это одно, а реальный космический корабль — совсем другое.

Воскресенский еще находился в кабинете Главного конструктора, когда Королеву позвонил «сидячий» ведущий конструктор Северин. Он доложил, что до конца июня на сборку обязательно поступит доработанное космическое кресло. Это очень порадовало Сергея Павловича, и он сообщил Северину, что как раз сегодня к нему впервые приезжают будущие «хозяева орбитального дома». Главный конструктор сказал, что он уже принял решение об установке в кабине корабля пилотского кресла прежней конструкции, чтобы кто-то из летчиков опробовал его по месту. Очень важно их не разочаровать… Очень важно!

Северин вдруг попросил Главного конструктора:

— Сергей Павлович, может, отложим на недельку встречу с будущими космонавтами, а я к тому времени обязательно подготовлю унифицированное кресло.

Но Главный конструктор решительно отклонил его предложение и объяснил причину своего отказа:

— Нет, Гай Ильич, выполнить твою просьбу я не могу. Всегда стараюсь быть хозяином своего слова. Между прочим, можешь брать пример, пока жив. Ты ведь уже два раза переносил согласованный срок поставки пилотского кресла. Так нельзя. Скоро придет время, и со всех нас спросит высокое начальство, причем отдельно по каждой позиции. С тебя спросит — за готовность пилотского кресла, с Исаева — за готовность тормозной установки, а с меня — за всю комплексную программу организации первого полета человека на околоземную орбиту. Так что, извини, менять сроки не будем.

— Согласен, Сергей Павлович. Свое предложение снимаю. Вы правы. Признаю.

— Хорошо, «сидячий» конструктор, — усмехнулся Королев. — Буду с нетерпением ждать твое унифицированное кресло, Гай Ильич. По его готовности обязательно позвони мне.

Вечером 4 марта полковник Карпов собрал у себя всех кандидатов в космонавты и объявил: «Программа вашего медицинского обследования завершена. Специалистами Государственного научно-исследовательского испытательного института авиационной и космической медицины министерства обороны из трех тысяч двухсот тридцати военных летчиков отобрано двадцать человек. После оформления документов вы возвращаетесь в свои части для полного расчета. Перед отъездом в воскресенье, 7 марта, вам назначил прием Главком ВВС Главный маршал авиации Вершинин Константин Андреевич. Начало специальных занятий, после вашего возвращения в Москву, 14 марта».

Сделав это объявление, Евгений Анатольевич огласил список зачисленных в отряд кандидатов в космонавты с указанием воинского звания и летной должности:

Аникеев Иван Николаевич, капитан, командир звена,

Беляев Павел Иванович, капитан, командир эскадрильи,

Бондаренко Валентин Васильевич, старший лейтенант, старший летчик,

Быковский Валерий Федорович, старший лейтенант, старший летчик,

Варламов Валентин Степанович, старший лейтенант, старший летчик,

Волынов Борис Валентинович, старший лейтенант, старший летчик,

Гагарин Юрий Алексеевич, старший лейтенант, старший летчик,

Горбатко Виктор Васильевич, старший лейтенант, старший летчик,

Заикин Дмитрий Алексеевич, старший лейтенант, старший летчик,

Карташов Анатолий Яковлевич, старший лейтенант, старший летчик,

Комаров Владимир Михайлович, капитан, летчик-испытатель,

Леонов Алексей Архипович, старший лейтенант, старший летчик,

Нелюбов Григорий Григорьевич, старший лейтенант, старший летчик,

Николаев Андриян Григорьевич, старший лейтенант, командир звена,

Попович Павел Романович, старший лейтенант, командир звена,

Рафиков Марс Закирович, старший лейтенант, старший летчик,

Титов Герман Степанович, старший лейтенант, старший летчик,

Филатьев Валентин Игнатьевич, старший лейтенант, старший летчик,

Хрунов Евгений Васильевич, старший лейтенант, старший летчик,

Шонин Георгий Степанович, старший лейтенант, старший летчик.

Сообщение начальника Центра подготовки космонавтов о встрече с Главкомом ВВС озадачило молодых летчиков. Многие из них, проходя службу на Севере или на Украине, и не видели до того руководителя выше командира дивизии, генерал-майора или полковника, а тут сразу Главный маршал авиации!

Вершинин предстал перед будущими покорителями космических высот исключительно внимательным и сердечным человеком. Он поздоровался за руку с каждым из молодых офицеров, попросил их назвать себя. Усадив приглашенных за длинный «заседательский» стол, Константин Андреевич обратился к ним со своим кратким, но очень теплым жизненным напутствием, пожелал им успехов на том трудном, непроторенном пути, который они избрали…

Гагарин и Шонин прилетели в Мурманск 8 марта в полдень, а до Печенги добрались только на следующее утро. 9 марта — день рождения Юрия. Валюша знала о его возвращении, так как 7 марта вечером он сумел дозвониться до штаба своего полка и попросил дежурного, а им оказался Николай Злобин, сообщить жене о его приезде. Валюша испекла именинный пирог, украсив верхнюю корочку инициалами мужа и цифрой «26».

Времени на сборы оставалось в обрез, всего двое суток. Вечером на пирог собрались подруги Валюши, две четы — Росляковых и Вдовиных, однокашники именинника по оренбургскому училищу — Злобин и Репин. Рядом с Юрием уселся Георгий Шонин. За столом — сплошные разговоры о скором отъезде Гагариных, так как Юрия переводят в летчики-испытатели. Разговоры то и дело прерывались веселой патефонной мелодией. Борис Вдовин прочитал несколько своих новых стихотворений о Заполярье. Потом хором пели песни, любимые Юрием еще из военного детства, — «Шумел сурово Брянский лес», «Вечер на рейде» и почитаемую Валюшей «Песню о тревожной молодости».