Мама для подкидыша - Мила Реброва

мой хороший, – воркую я, кутая Утенка в мягкое полотенце. Малыш настолько мелкий, что у меня просто дрожали руки в начале первого купания. Но сегодня я делала это более уверенно.

Имран был вялым ребенком. Практически не плакал и не капризничал, что вначале ужасно пугало и настораживало, ведь я привыкла к крикливым детям. Но спустя пять дней я поняла, что он просто сам по себе довольно спокойный.

– Привет, – сказал Шамиль, когда я обнаружила его в комнате.

– Привет, ты рано, – стушевалась я, ведь после купания Имранчика я и сама умудрилась намокнуть и выглядела, мягко говоря, не в форме. Мое светлое платье прилипло к груди, из-за чего угадывался контур бюстгальтера, что ужасно смущало. Оставалось надеяться, что Шамиль не станет на меня глазеть в присутствии ребенка.

– Мурад был занят своими делами, вот я и решил вернуться пораньше, – наблюдая за тем, как я кладу ребенка на пеленальный столик, говорит он. – Мне кажется или он становится больше?

– Ага, мы растем, – воркую я, открывая верхний ящик и беря присыпку с памперсом. – Знаешь, он такой маленький, и казалось бы, какие у него могут быть желания, но я заметила, что он любит купаться. Смотри, какой довольный, – вытираю своего Утенка и надеваю на него памперс, после чего беру приготовленный, тот самый любимый боди с утятами и надеваю.

– По нему и видно, мне кажется, он улыбается, – встает рядом со мной Шамиль.

– Это вряд ли. Он еще не умеет этого делать.

– Серьезно? – удивляется он.

– Ага, это происходит позже, как и многие другие вещи, – заканчиваю я одевать ребенка и, взяв его на руки, сажусь вместе с приготовленной до купания бутылочкой в кресло. – Я хотела поговорить… – неуверенно начинаю я.

– Да? И о чем же? – садится Шамиль на диван.

– Я больше не смогу приходить сюда. Мураду нужна помощь в офисе, я и так прогуливала две недели. Твоя мама уже привыкла и прекрасно обходится без меня. Имран полностью здоров и…

– Я думал, тебе нравится приходить к нему, – хмурится Дударов, а мне хочется заорать на его, чтобы не рвал мне душу! Мне и так стоило огромных трудов заставить себя принять это решение и отдалиться от Утенка. Но что делать, если я привяжусь еще больше? Я ведь не смогу собрать себя, если Шамиль женится и на моих глазах мое место в жизни этого ребенка займет другая женщина. Будет ли она любить нашего найденыша? Заботиться о нем? Что будет, когда у них с Дударовым появятся свои дети?

Все эти вопросы не давали мне покоя! Я просто с ума сходила, думая об этом всё время и терзаясь тем, что рано или поздно мне придется отпустить этого ребенка, запавшего мне в сердце.

– Нравится, – соглашаюсь я, пытаясь сдержать навернувшиеся на глаза слезы. – Но я не могу днями напролет ухаживать за чужим ребенком. Это чужой дом, Шамиль. Люди начнут судачить, и я… Я не могу подставлять свою семью, – говорю я как есть.

– Тебе кто-то что-то сказал? – подается он корпусом вперед, готовый покарать любого, кто посмел сплетничать обо мне.

– Нет, но скоро скажет, – невесело усмехаюсь я. – Да и потом, я не хочу, чтобы мне разбили сердце. Я не могу позволить себе привязаться. Будет лучше, если я отстранюсь, – твердо говорю я, пытаясь не позволять себе реагировать на то, как сжимается сердце от чувств к маленькому комочку на своих руках. Утенок с сопением жадно сосет свою бутылочку, и от мысли о том, что я больше этого не увижу… Боже, ну почему так больно?! Это ведь так иррационально!

Малыш засыпает прямо во время кормления, так что я убираю бутылочку и, полюбовавшись своим Утенком, перекладываю его в кроватку.

Пытаюсь впитать в себя эти моменты, чтобы мне хватило этой близости. Но прекрасно знаю, что еще не один день проведу в скорби и печали.

– Мне пора, – глубоко вздохнув, поворачиваюсь я в сторону Дударова, всё так же молча наблюдавшего за мной.

– Я отвезу тебя после ужина, – говорит он.

– Нет, я…

– Мама приготовила особенное блюдо, не расстраивай ее отказом, – просит он, и мне приходится согласиться. Ведь по его маме я тоже буду скучать. Сама не заметила, как сблизилась с этой обиженной судьбой женщиной. – Благодаря тебе она начала улыбаться, – словно прочтя мои мысли, говорит Шамиль.

– Это всё благодаря Имрану, а не мне.

– Да, но и ты приложила руку к тому, что она наконец начала отпускать прошлое. Она всё время говорит о тебе. Мне страшно представить, как она расстроится твоему решению больше не приходить к нам, – рвет он мне душу своими словами.

– Я тоже очень хорошо к ней отношусь, – глубоко вздыхаю, пытаясь не расплакаться. – Я хотела бы поговорить с ней перед ужином, если ты не против, – намекаю Дударову, чтобы он пока не спускался вниз.

– Я пока приму душ. Это был долгий день.

* * *

Объяснение с мамой Дударова проходит нелегко. Пожилая женщина хоть и понимает мои мотивы, всё же расстраивается из-за моего решения.

– Ну по выходным-то ты будешь нас навещать? – спрашивает она, когда мы тепло обнимаемся после ужина. Шамиль ушел греть машину, а я, с трудом заставив себя не прощаться с малышом, убрала со стола, загрузив всё в посудомоечную машину, которой мама Дударова ни разу не пользовалась до моего появления в этом доме.

– Буду, пока Шамиль не женат, – говорю как есть. – Не думаю, что вашей невестке понравится мое появление в доме.

На это она ничего не отвечает, только смотрит на меня как-то странно.

– В любом случае мы с твоей мамой очень подружились и будем приходить к вам в гости, – говорит она уже в прихожей, когда я надеваю пальто.

– Очень на это надеюсь, – улыбаюсь я, пытаясь сдержать слезы, и выхожу из их дома.

Надо продержаться до дома. Вот запрусь в своей спальне и наплачусь вдоволь.

– Ты какая-то тихая, – выехав на трассу, замечает Дударов.

– А я была другой? – иронизирую я, бросая взгляд на его мужественный профиль.

– Нет, но сегодня твое молчание отдает горечью, – серьезно говорит он, тормозя у светофора, зажегшегося красным.

– Тебе кажется, – отворачиваюсь я, когда меня пронзает его льдистый взгляд. Иногда мне казалось, что глаза Дударова способны заглянуть внутрь меня. Туда, куда вход ему был строго воспрещен, как и любому другому мужчине.

– Что с тобой произошло, Красоточка? – вновь трогаясь, спрашивает он.

– Наверное, день такой…

– Я не про сегодня, – прерывает он меня.

– А про что? – хмурюсь я, не понимая. Вернее, не желая думать, что он