Газета Завтра 767 (31 2008) - Газета Завтра
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В.П. Есть смысл вернуться к предложению, которое обсуждалось еще десять лет назад — в 1998-м. Сейчас разным группам аналитиков: из администрации президента, из правительства и парламента, из Академии наук и сообщества независимых экономистов резонно было бы составить краткосрочные и долгосрочные прогнозы — что делать, как делать по разным направлениям развития. Выбор варианта должен быть произведен гласно. Страна должна знать своих героев и должна знать, с кого спрашивать в случае провалов и неудач.
Это — первое. Второе, достаточно сильные импульсы развитию можно уже сейчас придать без капитальных вложений. Надо не вкладывать, а не отнимать. Отменим мы трудоемкий для сбора коррупционный налог на добавочную стоимость, великое множество товаропроизводителей вздохнет свободней. Основным видом налогом у нас, как в США и Канаде, желательно сделать простой налог с продаж: купил вещь — заплатил в казну. Все прочие налоги при продолжающемся росте доходов казны так же надо снижать. Оставленные ему лишние деньги предприниматель не промотает, а бросит в дело — вот вам и импульс к развитию.
Третье. Никакое развитие немыслимо без сокрушительного удара по коррупции. А таковой удар немыслим без истребления черных наличных денег, и денег, бесконтрольно перекидываемых со счет на счет. Пока все финансовые потоки всех юридических лиц не станут прозрачными для органов государственного контроля, взяточничество обречено процветать. Был когда-то в ходу лозунг, над которым в новую эпоху многие посмеивались: "Социализм — это учет и контроль!" Дорогие господа-товарищи, увы, капитализм без коррупции — это так же учет и контроль". Иначе, какой бы богатой казна России не была сегодня, завтра у нас не будет ни развития экономики, ни справедливости в обществе.
Четвертое, нам надо возрождать систему государственного контроля. Сегодня все занимаются стратегическим аудитом, а ревизии, инвентаризации, контрольные обмеры — это дело негров, которыми никто не хочет быть. Поэтому госорганы крайне редко выявляют недостачи, хищения, недостоверную отчетность.
Нужен закон о госфинконтроле, который из-за ведомственных разногласий никак не может родиться.
Пятое. Мировой финансовый кризис поставил нас в преимущественное положение по сравнению с развитыми странами. У нас есть деньги, у них подешевевшая собственность. Особенно здесь интересны акции высокотехнологичных компаний. Это то, что нам нужно. В свое время нам навязали по дешевке распродать государственную собственность. Сегодня пришел черед отдать должок. Надо подешевле скупать их частную собственность.
Анна Серафимова ЖИЛИ-БЫЛИ
101-й километр! Это не просто километроисчисление, а символ. Тоталитаризма, гонений. Государство ссылало, вынуждая жить граждан, в благонадёжности которых не было никаких сомнений, — неблагонадёжны! — именно там, в некотором отдалении от столицы нашей родины. О каждом из некогда "загнанных за 101-й километр" ныне написаны книги, монографии, эссе… Самими ранее сосланными написаны мемуары в количествах не меньших: о страданиях и несвободах. Пожив некогда пару лет в ближнем Подмосковье, многие ныне получили возможность переселиться в предместья Парижа или других европейских столиц. Приютили эти самые столицы этих самых сселенцев именно по причине их прошлого жития на берегах Тарусы, Восьмы, в окружении лесов и рощ, — за 101-м километром.
Один из страдальцев, Эмиль Б., на самой заре преобразований, когда сонм контролёров за зверствами советской власти наехал зафиксировать муки диссидентов, повёз одного месье на место своей ссылки. Пусть полюбуется, каково жилось в тоталитарные времена, пока они там в своих парижах… Привёз в маленький старинный городок, привёл в расположенный на берегу речки купеческий особняк, где занимал квартирку с балконом, на котором гонял чаи, как некогда и купчишко. Завёл француза в местную библиотеку, где во времена гонений горбатился среди ненавистных томов Маркса-Энгельса. Конечно, была там и русская классика, и зарубежная, и толстые журналы, но Эмилю Б. всегда хотелось спалить эту ненавистную библиотеку вместе с марксизмом-ленинизмом и классикой заодно. Француз-фиксатор страданий всё осматривал, а потом выдал, что сам мечтает пожить на берегу Сены в подобных условиях. Эмиль Б. забеспокоился, как бы его отбытие в Европу не сорвалось по причине непонимания французом глубины страданий ссыльных. Так что больше вывозить зарубежных контролёров "на места преступлений советской власти против человечности" не стал.
Сейчас такого нет, слава богу! Чтобы государство ссылало за 101-й километр! Нет, сами ссылки имеют место быть. Но о неблагонадёжности ссылаемых граждан речь не идёт. Идёт о платежеспособности — альфе и омеге нынешнего российского устройства. Ссылают граждан не за этот пресловутый километр, не в ближнее Подмосковье, где неплатежеспособные не нужны, а за 500-й какой-нибудь. И ссылают не власти, а коммерсанты, которым приглянулись квадратные метры ссылаемых. Власти к этому не имеют никакого отношения! Они лишь условия создают для коммерсантов и жен-бизнесвуменш.
Не только коммерсанты ссылают граждан к чёрту на рога, но и сами граждане едут на эти рога, называемые спальными районами Москвы. Если раньше государство улучшало жилищные условия граждан, строило дома, куда из коммуналок переселяло людей в отдельные квартиры большей площади, то сейчас граждане сами из центра переселяются в спальные районы, почти всегда ухудшая свои жилищные условия. Но делают это сами! Государство разве здесь при чём? Масштабы этой миграции не идут ни в какое сравнение с прежними. И ни об одном бедолаге соболезнующей строки не напишет никто, и сам он поведать о своём переселении никогда не будет иметь возможности — разве только такому же бедолаге.
Спальными некоторые районы Москвы называются лишь людьми, которые там никогда не ночевали. В этих районах выспаться не удастся, если не проявить некую смекалку: вату в уши, залезть с головой под два ватных одеяла, три дополнительные рамы на окна поставить…
Район Южное Бутово. Спальным его можно назвать лишь в качестве издёвки. Это район — бессонный. Раньше, как нам разнообразно в красках и звуках ныне ведают, пытали лишением сна. Сейчас эта пытка распространяется на всех жителей домов, расположенных вблизи так называемого лёгкого метро. Грохот от лёгкого метро сильнее, чем от включенных на всю мощь динамиков тяжёлого рока. Жители подвергаются еженощной пытке. От этого грохота не скрыться ни в одном уголке квартиры, на какую бы сторону ни выходили окна. Грохот всепроникающ! Вибрация всеохватывающа! Заканчивает метро работу около 2 ночи, а начинает около 6 утра. За четыре часа отдохнуть невозможно, и утром в транспорте не выспавшиеся граждане встречаются с такими же бедолагами, которых городские власти, обеспокоенные только набиванием мошны своих и ближайших родственниц, обрекли на нескончаемые пытки лишением сна. Люди раздражительны, рвутся занять места в автобусе или метро, чтобы хоть там вздремнуть, коль не удаётся сделать это ночью дома.
При строительстве лёгкого метро городские власти рассказывали, как прекрасно это будет, какая звукоизоляция предусмотрена — никакого шума. Что было предусмотрено — не знаю. А знаю лишь, что грохот при движении поездов, идущих с интервалом в минуты, стоит такой, что без специального усиления звука дело явно не обошлось. Может, перепутали методику и вместо звукоизоляции смастерили звукоусиление?
Говорят: мол, нет. Просто деньги на эти звукоизоляционные мероприятия разворовали. Охотно верю. На уворованное уворовавшие поселились в тихих предместьях того же Парижа. Лондон тоже неплох для захребетников, одна из строительниц "лёгкого метро", особа приближённая, прикупила особ-няк за 50 миллионов ф.ст. Странно, но Запад почти исключительно привечает наших граждан, не ладящих с законом. То с советским законом не дружившими, то сейчас — откровенных воров и головорезов пригревает. Лишь бы деньги у них с собой были, а не где-то в российском огороде закопанными хранились.
Ну, а у нынешних экономических ссыльных перспектива одна — на кладбище. Тоже отдалённое. Вот где настоящие российские спальные районы — погосты. Что называется, "отдохнёшь и ты". И даже скорее, чем рассчитывал. Уж об этом-то власть заботится!
Евгений Головин ГЕРОЙ В ГРЕЧЕСКОЙ МИФОЛОГИИ
В семнадцатом веке французский поэт Пьер Матье написал такие строки:
Пейзаж смерти нельзя спутать
Ни с каким другим пейзажем.
Здесь солнце всегда в зените.
Заблудиться здесь невозможно,
Кто идет против дня, не должен бояться ночи.
Ни малейшего страха. Деловитый и спокойный тон путеводителя. Использование древней метафоры "день — жизнь, ночь — смерть" традиционно подчеркивает наше центральное непонимание проблемы, ибо хорошая метафора создает напряженную обстановку вокруг, но никак не проясняет сути вопроса. Каждый из нас худо-бедно представляет, что такое "жизнь", хотя подобное представление субъективно и фантастично. "Смерть" проступает химерической сказкой, если "химеру" понимать в смысле чудовища греческой мифологии. И все же мифологическая смерть своеобразна и отличается от любой другой — в ней отсутствует "ничто", полное уничтожение, тотальная пустота. Так или иначе, это крайне оригинальная форма жизни. Нельзя увидеть абсолютную тьму или абсолютный день. То же касается смерти и жизни — речь может идти только о гипотезах одна другой непонятней. На специалистов по греческой мифологии века христианского господства оказали столь серьезное влияние, что необходимо пристальное внимание, дабы отличить одно от другого. Смерть разделяет душу и тело — таков общий постулат. Но в греческой мифологии и в христианстве совершенно разные понятия о том и о другом. Душа оживляет тело — спору нет. Но если у христиан душа пребывает в теле, то в греческих мифах наоборот — тело пребывает в душе. Поэтому греки принимали смерть несравненно легче, нежели люди более поздние: либо как освобождение от нечто тяжелого и гнетущего, либо как утрату сравнительно приятного, но рискованного дара. Отсюда полностью иное отношение ко всему на свете, о котором ныне можно только гадать.