Лютая охота - Миньер Бернар

За окнами была просторная гостиная с монументальным камином, и на стенах плясали отблески огня. То была библиотека. На стенах висели гобелены и картины мастеров, а рядом с ними охотничьи трофеи, крупная дичь французских лесов: кабаны, лани, олени, и здесь же гвоздь коллекции – огромная голова льва.

Хищник, казалось, наблюдал за маленькой аудиторией суровым взглядом, который мерцал в слабом свете, словно он только притворялся, что дремлет, а сам готовился к прыжку. Снаружи завывал ветер. А внутри было тихо и мрачно, только потрескивал огонь в камине, так что, когда зазвучал голос, то показалось, что он исходит откуда-то из самого сердца замка.

– Как случилось, что никто не подумал о контроле над дорогой? – спросил единственный из присутствующих, кто сидел перед камином на стуле с высокой спинкой.

И голос, и силуэт, изрезанный по краям вспышками света, излучали ауру авторитарности и несгибаемости. Слабые лучи света, идущие от камина, освещали длинные руки с набухшими венами, лежащие на дубовых подлокотниках. Лица видно не было.

– По этой дороге никто никогда не ездит ночью, – попытался оправдаться один из тех, что стояли. – И в это время вообще комендантский час… Машина никак не могла там оказаться.

Еще несколько секунд в комнате не наблюдалось никакого движения, а тишину нарушало только потрескивание огня, пожиравшего дрова. Потом высокий силуэт медленно выпрямился.

– Мезлиф, вы идиот, – отчеканил он. – Я же велел вам обеспечить безопасность в окрестностях.

Тот, кого назвали Мезлифом, маленький, коренастый, черноволосый, с густыми бровями и суровым лицом, стоял, опустив голову.

– Надо было задействовать больше людей, – робко оправдывался он, что никак не соответствовало человеку, привыкшему, чтобы его уважали. – Чем больше народу, тем больше возможности уследить за побегами…

Снова наступила тишина.

Высокий человек отошел от кресла. Выйдя из мрака, чтобы подойти к камину, он протянул длинные руки к огню. В остальной части гостиной было очень холодно.

Камин посвистывал и шипел. Пламя то взвивалось вверх, то опускалось, колеблемое ветром, проникавшим в дымоход. Оно снизу осветило морщинистое высоколобое лицо, бритый череп и настолько впалые щеки, что казалось, будто их хозяин что-то втягивает в себя. Глубокие морщины избороздили это лицо, как трещины на жесткой коре ясеня. На нем был шелковый домашний халат, надетый поверх пуловера, и велюровые брюки, а на ногах туфли без задников.

– Такого не должно было случиться, – повторил он. – Этого парня надо было отправить домой живым, со словом, выжженным на груди. Чтобы он рассказал другим, как за ним гнались. Чтобы вся эта мразь поняла, что в игре появился новый игрок и теперь правосудие свершится по-настоящему.

– Они уже задают вопросы, – сказал человек, почти такой же высокий, с длинным, похожим на собачью морду лицом и маленькими, близко посаженными глазками. Короткая бородка была неровно острижена и топорщилась. – Увидев слово, выжженное на груди, они наверняка поймут, что правила игры изменились.

Высокий человек обернулся:

– Но теперь в это дело сунет свой нос пресса. Подобные истории заставляют журналистов истекать слюной. Кто ведет расследование, уже известно?

– Да. Группа майора Серваса, – сказал третий, широкозадый и пузатый, гораздо старше первых двух и единственный в компании в костюме и при галстуке. – Судебная полиция Тулузы. Отменный сыщик. Это он распутал дело об убийствах в Эгвиве два года назад… И в Сен-Мартен-де-Коменж десять лет назад: помните историю с конем, висевшим на канатной дороге, и с целой серией последовавших убийств? Эта новость не особенно хороша.

– Надо, чтобы кто-нибудь нашел способ проследить, как будет продвигаться расследование, – сказал высокий.

Было 28 октября, сразу после полуночи. Лев со стены наблюдал за четырьмя мужчинами, которые казались крошечными в огромном полутемном зале. А снаружи температура еще упала, и ночь накрыла окрестности замка, лужайки и огромные дубы.

Среда

14

В этот вторник, 28 октября, Сервас проснулся позже всех и прикрыл глаза от яркого света, падавшего из окна. Он не слышал, как звонил будильник, как встала Леа.

Сидя на краю кровати, он вдохнул запах кофе. Кофе он покупал cвежеобжаренный по очень простой причине: этот запах, витавший на улице вокруг магазина, возвращал его в детство. Но в последнее время он стал замечать, что чем старше он становился, тем больше воспоминания о том времени стали отдавать горечью, и теперь он их отстранял от себя.

– Мартен, ты можешь взять на себя Гюстава? – раздался голос с другого конца квартиры. – Я опаздываю!

– Я тоже! – крикнул он из-под обжигающих струй душа, без уверенности, что она расслышала или пожелала расслышать.

– Можешь отвезти Гюстава в Центр развлечений? Ты слышишь меня?

– Слышу! Это тебе по дороге, а мне придется дать круг!

– Пожалуйста! У меня важное совещание!

– Ладно, хорошо!

Он не мог не вспомнить, что она говорила вчера вечером. Спалось ему очень плохо, он без конца просыпался от воспоминаний об их размолвке.

– Спасибо, увидимся! – крикнула Леа.

И он услышал, как захлопнулась дверь. Когда он вышел на кухню, Гюстав сидел за столом и завтракал, попутно смотря какой-то мультик. Вид у него был умиротворенный и счастливый. Одно это уже было маленькой победой после всего, что ему пришлось пережить.

– Мама очень торопилась, – сказал он улыбаясь.

Сервас почувствовал, как внутри все сжалось. Потом посмотрел на сына.

«Может быть, случится так, что тебе надо будет отвыкнуть от нее, – подумал он. – И не называть ее больше мамой».

– У нее сейчас очень много работы, – сказал он.

– У тебя тоже, – заметил Гюстав. – Ты поздно приходишь.

– Я знаю, радость моя.

– И даже не говоришь мне «спокойной ночи».

– Я сказал тебе «спокойной ночи» вчера вечером, а ты даже не заметил?

– Ага, – ответил Гюстав с такой широкой улыбкой, что Сервасу стало стыдно за свою ложь.

Прежде чем уйти, он забрал со стола в гостиной наушники Анастасии, дочки соседа.

Радомил с самого утра уже занимался, несомненно, с открытыми окнами, чтобы поделиться со всей улицей, ибо Мартен прекрасно слышал звуки его скрипки. Он внимательно прислушался: это был скрипичный концерт Мечислава Карловича, произведение, требующее безупречного владения инструментом, виртуозной техники, блеска и совершенства в исполнении.

Сервас пожалел, что пришлось прервать легато[28] и постучать в дверь. За дверью наступила тишина. Потом раздались шаги, и в дверях появился музыкант с длинными седыми волосами и черной бородкой.

– Твоя дочка забыла у нас наушники, – сказал Мартен.

Радомил одной рукой взял наушники, не выпуская из другой руки скрипку.

– Ты хорошо сделал, что их принес. Иначе она запустит свой хип-хоп через колонки. Здравствуй, юный Гюстав, – прибавил Радомил, низко наклонившись к маленькому белокурому мальчику, который ответил на приветствие широкой улыбкой.

– Играешь концерт Карловича?

Музыкант с внешностью стареющего хиппи выпрямился во весь свой немалый рост и наморщил брови, даже не пытаясь скрыть изумление: Сервас уже не первый раз поражал его своими музыкальными познаниями.

– Где это видано, чтобы у сыщика была такая высокая музыкальная культура? – сказал он. – Что, во Франции все полицейские такие?

Радомил вместе с дочкой приехал из Болгарии пять лет назад. У него был вид на жительство, но он сразу подал заявление на получение гражданства.

– Ясное дело, я достаю вам билеты, стараюсь, чтобы у Анастасии было время заниматься с Гюставом. Так что вам не на что жаловаться, Леа и тебе.

– А что, бывает, соседи жалуются?

– Ну, вот тебе музыка мешает?

– Нет, конечно, – ответил Мартен, направляясь к лифту.