Паутина Белого Паука - Синчан

В ожидании позднего ужина девушка включила телевизор и принялась просматривать пропущенные звонки и смс на своем телефоне. Таковых оказалось немало и больше всего с работы.

Привычное занятие успокаивало. Ровно до того момента, пока перед ней вдруг не возник Исаия:

— Ева.

Девушка дернулась, едва ни закричав от испуга.

— Нельзя так подкрадываться! — с обидой воскликнула она.

Он моргнул, почесал крылья носа, что было верным знаком нервозности.

— Извини, не привык пока, — Исаия хотел добавить что-то еще, но, видимо передумав, просто отвел взгляд. Он успел переодеться: сменил штаны на шорты и снял футболку, оставшись с голым, гладким торсом.

А у Артура ребра торчали, — мимоходом подумала Ева.

— Ты что-то хотел? — спросила она вслух.

— Знаю, тебе нелегко пришлось, — продолжая избегать смотреть ей в лицо, сказал он, — но, думаю, мне нужно начать брать у тебя кровь.

— О.

Ева замерла, словно кролик, застигнутым светом фар. Потупившись, она принялась нервно перебирать край сарафана.

— Но если ты не…

— Нет-нет, — перебила она Исаию, ухватив того за руку. — Все нормально. Давай сейчас. Чем раньше начнем, тем легче все пройдет, да? — выпалила она, отчаянно стараясь убедить в этом саму себя.

Брат коротко, резко кивнул. Ноздри его раздулись, жадно глотнув тонкий, слабоватый аромат ее страха. До чего странно оно ощущалось и до чего приятно.

— Сделаем надрез на руке? — безуспешно подавляя нервозность, предложила ему Ева. Такая маленькая, пусть ей уже шестнадцать. Сейчас она казалось ему сущим ребенком, трогательным в своей беззащитности.

— Нет, — произнес он твердо и добавил, не решившись сказать прямо: — Я - вампир, Ева.

Она поняла.

— А это не будет больнее, чем ножом?

Исаия качнул головой:

— Я проверил. Клыки как иглы. Знаешь, думаю, это будет даже безопаснее ножа.

Он видел, что Ева совершенно не разделяла его уверенности, но даже так, возражать она не стала.

Исаия опустился на пол рядом с диваном, на который девушка забралась с ногами. Он глянул на нее, и Ева молча протянула левую руку. Он взял ее, неловко покрутил ладонь, выбирая место укуса, остановился на местечке между мизинцем и кистью, там, где мяса побольше, но нет жизненно важных артерий.

— Я только попробую, хорошо? — снова предупредил Исаия. — Не терпи, сразу скажи, если будет слишком.

— А…ага, — голос Евы дрожал, но руку она не отняла. И Исаия сомкнул зубы на ее ладони.

15 глава

Горячее дыхание, влажность рта и твердость клыков на коже — вот, что первым ощутила Ева.

Знакомый с детства нежный аромат родной плоти, пронизанный резкими, сладковатыми нотами страха, и жар зовущей его крови — вот то, что первым почувствовал Исаия.

Ощущения были настолько сильными и яркими, что их можно было сравнить с дурманом опьянения.

Исаия отчетливо слышал, как лихорадочно билось сердце сестры, как гудело напряжением ее тело от желания защитить себя, не дать ранить. Ева отчаянно с собой боролась ради него, и парень не смел испытывать ее стойкость и дальше.

Как он и думал, клыки вошли в нежную плоть плавно, встретив слабое сопротивление лишь в самом начале. Ева вздрогнула всем телом, но руку так и не отняла, только задышала чаще и громче.

Исаия хотел бы ее успокоить, но тут кровь хлынула ему в рот, и все мысли вылетели из головы.

Он гадал, какой она окажется на вкус. Будет ли все отдавать медью, или мистическим образом обретет сладость, без которой вампиры не мыслят своего существования.

Все оказалось проще и сложнее: это была все та же кровь, густая и теплая, с тем же железным, солоноватым привкусом, но… Как описать неописуемое? Как назвать то чувство, когда ты вдруг понимаешь, что все это время умирал от жажды, медленно высыхая и истаивая? Ты не знал, что значит дождь, что значит вода в пустыне, и потому не мог и представить себе, что значит вдруг ее утолить — полно и во всех смыслах.

Ева наблюдала, как Исаия, удерживая ее руку за кисть, несколько раз сглотнул, как попытался разжать челюсть и убрать из ладони клыки, и не смог — слишком много мяса он захватил, чтобы пить, держа зубы на расстоянии.

Любое его движение посылало в руку девушки импульсы боли. Кончики пальцев начинали неметь, но Ева боялась пошевелиться и усилить болевые ощущения. Боль все нарастала и нарастала, вот-вот она хотела уже остановить его, но вдруг его язык стал скользить от одной ранки к другой, слизывая кровь, не давая ранкам закрыться.

И что-то было в этом, что-то будоражащее, что-то томительное, что-то греховное, что-то…

Боль уступила место другому чувству, и Ева тихо ахнула. Исаия поднял на нее затуманенные глаза, и голод во взгляде заставил ее внутренности съежиться, но не от страха — от предвкушения.

«Дура!» — обругала себя Ева. Что только в голову взбрело?

Она закрыла глаза, чтобы не видеть лица брата, чтобы скрыть от него собственные, далекие от нормальных, мысли.

Господи, как стыдно.

Это же Исаия! Ее старший брат-зануда. Ну, не могла она… не могла она вдруг захотеть его!

Накативший от непонимания ужас накрыл собой возбуждение, вырвав из Евы панические слова:

— Х-хватит! Хватит, Исаия, — он не отпускал, и ей пришлось хлопнуть его по макушке свободной рукой: — Хватит! Пожалуйста!

Томительные мгновения она думала, что Исаия ее проигнорирует, охваченный новыми ощущениями. Но он услышал. И замер. Мучительно медленно, безумно неохотно он разжал зубы, отпустил руку сестры и повалился на пол, словно ноги его не держали. Закрытые веки трепетали, ноздри жадно раздувались. Лениво облизывая окровавленный рот, ее строгий, всегда такой важный Исаия напоминал налакавшегося валерьянки кота, млеющего в полнейшей нирване.

Еве от подобного зрелища сделалось дурно. Зажав здоровой рукой кровоточащую ладонь, она, тихо обмирая от ужаса, переползла через подлокотник, как можно далеко обошла своего брата и убежала на кухню, но только за тем, чтобы столкнуться со вторым близнецом, неестественно застывшим на самом пороге.

Застигнутая врасплох, Ева взвизгнула. Илья перехватил ее за предплечья, не позволив отпрянуть.

— Отпусти! Отпусти меня!

Парень рухнул на колени и, повалив сестру на спину, оказался сверху. Лицо его побледнело, обострилось, и даже если бы он сейчас совладал с жаждой, пробужденной запахом крови, то все равно не смог бы описать ей то жуткое чувство пустоты и неясной, голодной тоски.

— Нет, подожди…

Челюсти свело судорогой, и Илья, не слыша уже никаких возражений, впился зубами в открытую рану. Ева вскрикнула под ним, дернулась всем телом от новой вспышки боли, туго переплетенной с чем-то иным, ей непонятным, но чудовищно приятным. Томительное возбуждение электрическим разрядом прошило каждый ее мускул, расслабив, подготовив к тому, чего просто не должно было быть между кровными родственниками.

Илья разомкнул зубы и принялся лизать рану, время от времени вбирая кровь губами. Так ребенок слизывает тающее на солнцепеке мороженое — быстро, чтобы не упустить ни капли, пачкая рот и приходя от этого еще в больший восторг.

Ева металась под ним, разрываясь между вопящим разумом и блаженствующим телом. Что делать? Куда деваться? И так ли все это важно, чтобы сопротивляться?

Вот почему люди подсаживаются на вампирский укус. Он нес оргазм в чистом виде, обращая боль в острое удовольствие. Ева вспомнила, как по телевизору говорили, что все дело в их слюне.

Да, это все ненастоящее. Просто наркотик в слюне. Просто… ох, господи!

Она дрожала, тело пылало от того, что должно быть… должно быть обязательно. Так легко потеряться в ощущениях его рта на ее ладони, его руки, выписывающей круговые узоры на голой коже ее живота.

Его рот, его руки… Илья. Брат.

Тяжело дыша, Ева пальцами вцепилась ему повыше кисти, пытаясь убрать от себя его руку. Но Илия лишь сильнее вжался в нее бедрами.

— Илья, — прошептала девушка, не доверяя собственному голосу, — отпусти, Илья. Я не твоя подружка, дурак.

Он не слышал, продолжая ласкать ее рану языком и губами. Он пил ее, закрыв глаза, словно не желал пробуждаться.

— Мне больно! — соврала Ева отчаянно. Потому что ей было хорошо. Слишком хорошо, чтобы верить этому ощущению. Так вампиры выпивали своих жертв до смерти. — Ты убьешь меня!

Она стукнула его, но не причинила ни малейшего дискомфорта — слишком неудобно было бить из той позы, в которой она находилась.

В какой-то момент ее крик достиг Исаии. Вынырнувший из блаженной нёги, он влетел на кухню, но от увиденного застыл, потеряв дар речи.

Его сестра вскрикивала и, глотая слезы, вырывалась, как могла, а брат… Сначала Исаия решил, что Илья, рехнувшись, насилует Еву — слишком характерные движения бедрами тот совершал. Но, к счастью, даже несмотря на задранный подол девичьего сарафана, Илья всего лишь кормился. Одной рукой он удерживал ладонь Евы, из которой брал кровь, а другой… какого черта он ее там лапает!?