Лазутчик в цветнике - Дональд Уэстлейк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
О сложил бумаги в папку, убрал ее в ящик и занял свое место на батарее.
— Ну? — спросил меня П.
— Что — ну? — ответил я.
— Вы все еще верите, что эти люди не опасны?
— Отнюдь. Я никогда и не считал их безобидными. Они сумасшедшие, а ведь умалишенные могут время от времени причинять ущерб. Но вы говорили о Лиге новых начинаний, а это другое дело. Такой сброд не сплотишь и не заставишь его сделать хоть что-нибудь. Поверьте мне, я встречал таких же или очень похожих людишек, и от них нет никакого проку.
— Стало быть, у вас уже есть опыт общения с такого рода личностями? — спросил П.
— Только не со сторонниками насильственных действий, — ответил я. — Но в остальном это близнецы.
— Не согласитесь ли объясниться? — попросил П.
— Ну, допустим, проводится какой-нибудь съезд борцов за мир, — сказал я. — Крупный съезд, такой, о котором пишут в газетах. Там собираются все миролюбивые группировки и обязательно найдутся такие полоумные. Море страсти и пыла при отсутствии всякого присутствия. Если ты хочешь пройти маршем мимо Белого дома, то этим полоумным непременно надобно ворваться внутрь и устроить сидячую забастовку на столе президента. Они не умеют планировать, не имеют никакого понятия о порядке и ничего не соображают. Им бы только бегать, скакать, орать, размахивать лозунгами и производить побольше шума. Мои сегодняшние знакомцы — такой же сброд, разве что им хочется еще и убивать людей. Но этот народ почти невозможно сплотить в боеспособную группу, которая вела бы планомерные действия.
— Почти невозможно? — переспросил П.
— Удерживать их в узде — не ахти какое приятное занятие, вы уж мне поверьте, — сказал я.
— Для Юстэли? — спросил он. — И Тен Эйка? Не говоря уж о Лобо.
Я молча покачал головой.
— Тен Эйк и Юстэли — не дураки, мистер Рэксфорд, — продолжал 77. — Поверьте мне на слово. Ведь я же поверил вашему утверждению, что они устроили собрание дураков, хотя сами далеко не глупы. Кем бы ни были члены Лиги новых начинаний и что бы они там себе ни думали, ее основатели сколотили эту лигу для какой-то необычной, но вполне разумной и достижимой цели.
— Если им удастся сплотить этот сброд, — уточнил я.
— Вот именно. Если им удастся превратить его в боеспособную организацию, в их руках она окажется таким страшным орудием саботажа и разрушения, какого мир еще не видел.
— Если, — заметил я.
— Но вы согласны, что такое возможно? — спросил П.
Я нехотя кивнул.
— Это возможно. Маловероятно, но возможно.
П вперил в меня суровый взор и сказал:
— Мы должны их остановить, понимаете?
— Что? — воскликнул я, с большим опозданием задавшись вопросом, с чего бы вдруг П тратить столько сил, чтобы убедить меня в потенциальной опасности Лиги новых начинаний? Я лихорадочно искал, чем бы запереть конюшню, хотя лошадь уже украли.
— Когда родина в опасности, долг каждого гражданина — сделать все для ее спасения, — заявил П, не сводя с меня тяжелого взгляда.
— Я пацифист, — подчеркнул я. — Давайте не будем упускать это из виду.
— При обычных обстоятельствах я бы не стал мешать ни вам, ни кому-либо другому бороться против принудительного призыва в армию. Но сейчас…
— Я не борец против воинской повинности, а пацифист. Это не совсем одно и то же. Мы ставим перед собой большие цели, а отказники от военной службы довольствуются ничтожными целишками.
— Целочками? — удивленно переспросил П.
— Ладно, не будем об этом, — сказал я. — Просто стойкие нравственные, этические и личные убеждения не позволяют мне сделать то, на что вы меня толкаете.
Сидевшая рядом со мной Анджела вскинула голову и заявила:
— Правильно, Джин. Он говорит и от моего имени.
П грустно улыбнулся.
— Мистер Рэксфорд, — сказал он, — вероятно, вы еще не успели оценить положение и недостаточно ясно представляете себе значение одного-двух обстоятельств.
— Если вы полагаете, что можете заставить меня силой…
— Мистер Рэксфорд, принудить человека к сотрудничеству нельзя. Даже будь это возможно, я не испытал бы ни малейшего соблазна так обойтись с вами, уж поверьте, — улыбка П делалась все печальнее. — Вон там, — продолжал он, театрально указывая рукой на вентиляционную шахту, — гуляют ваш друг Мортимер Юстэли, Тайрон Тен Эйк и Лобо. — П помолчал, дабы придать своим словам большую значимость, и вкрадчиво спросил:
— А знаете ли вы, мистер Рэксфорд, кто сейчас занимает их мысли?
— Чт… Чт… Что?! — вскричал я.
— Вы, мистер Рэксфорд, вот о ком они сейчас думают.
— Минутку… — заспорил я.
— А знаете ли вы, что они о вас думают? — продолжал Д не слушая меня.
— Ох-х-х… — ответил я.
П улыбнулся, будто крокодил печального образа, покачал головой и откинулся на спинку кресла.
— Спасибо, что согласились поболтать с нами, мистер Рэксфорд, — сказал он. — Если вы не испытываете желания помогать нам, можете тотчас же уйти. Вы совершенно свободны. Мы вас больше не потревожим. Даже наблюдающие за вами соглядатаи из ФБР будут отозваны. Разве это не прекрасно?
— Послушайте-ка… — начал я, но тут подошел Л и спросил:
— Может, вас куда-нибудь подбросить, ребята?
Я сказал П:
— Вы не можете так поступить. Не можете просто вытолкать меня на улицу. Юстэли и Тен Эйк наверняка попытаются меня убить.
— Мистер Рэксфорд, — ответил П, — если вы думаете, что можете принудить нас охранять вашу персону…
И с этими словами он одарил меня до омерзения чопорной улыбочкой, какой я еще сроду не видывал.
— Анджела, заткни уши, — попросил я.
Она дотронулась до моей руки.
— Минутку, Джин…
— Заткни уши!
— Нет, послушай меня. Ты даже не знаешь, чего они хотят, Джин. Сначала выясни это.
Едва сдерживая раздражение, я сказал ей:
— Кабы они хотели того, на что я готов согласиться, то просто попросили бы меня. А коль скоро они действуют таким манером, стало быть, речь и впрямь идет о чем-то ужасном.
— Ничуть не бывало, мистер Рэксфорд, ничуть не бывало, — возразил П. — Мы будем всеми силами защищать вас. Позвольте заверить вас в этом.
Я повернулся к Анджеле.
— Слыхала? Защищать всеми силами. Знаешь, что это значит? Они хотят, чтобы я спрыгнул со скалы, а потом сам ловил себя спасательной сетью.
— Мы вообще ничего от вас не хотим, — сказал П — Выбор всецело за вами.
— Ничего себе выбор, — буркнул я.
— Какой-никакой, а все-таки выбор, — возразил П. — Вы можете биться с Юстэли и Тен Эйком либо в одиночку, либо с нашей помощью. Все очень просто.
— Вопрос не в том, просто ли это, а в том, простак ли я.
П демонстративно зашуршал лежавшими на столе бумагами.
— У меня много других дел, мистер Рэксфорд, — сказал он.
— Я могу скрыться, — заявил я. — Уехать из Нью-Йорка, исчезнуть и переждать, пока все не кончится.
— Счастливого пути.
— Послушайте, — сказал я ему, — может, хватит держать меня в ежовых рукавицах? Разве нельзя хоть раз отбросить это ваше глупое самолюбование и самодовольство и просто попросить меня по-человечески? Вам нужна моя помощь — так прекратите вы хоть на минуту шантажировать меня и попросите вам помочь. Или это невозможно?
Это оказалось и впрямь невозможно. Если человек считает, что жизнь состоит только из прав и обязанностей, где ему понять, что такое добровольная помощь.
— Когда родина в опасности, — снова завел он, — каждый гражданин…
— Да что вы такое? — спросил я. — Магнитофон?
В этот миг подошел Н. Он стал между нами, облокотился о стол и сказал:
— Шеф, позвольте мне поговорить с Рэксфордом. Всего несколько секунд.
П сделал какой-то замысловатый жест, который, по-видимому, означал, что он махнул на меня рукой.
— Валяйте.
Н взглянул на меня.
— Нам очень нужна ваша помощь, мистер Рэксфорд, — сказал он. — Шефу, как вы понимаете, забот хватает. Помимо Юстэли и Тен Эйка, есть еще немало смутьянов, которых мы пытаемся обезвредить. Но в борьбе с этими двумя вы способны помочь нам, как никто другой, и зря вы пеняете на шефа за то, что он не понимает причин вашего нежелания оказать нам содействие. Верно я говорю?
— Я не хочу вам помогать потому, что не желаю быть убитым, — ответил я. — Ну, теперь ему что-нибудь понятно?
— Если дело обстоит таким образом, значит, и вы нуждаетесь в нашей поддержке, — многозначительно заметил Н. — Мы нужны друг другу, мистер Рэксфорд. Честно говоря, мне думается, что шеф понимает это лучше, чем вы.
Я посмотрел на него, на его проклятого шефа, на Анджелу, на вентиляционную шахту, на свой левый башмак и мало-помалу смирился с мыслью о том, что деваться мне некуда. Я просто храбрился, говоря, что уеду из Нью-Йорка и отсижусь где-нибудь до лучших времен, и мои собеседники не хуже меня знали, что я вешаю им лапшу на уши. Я по горло в дерьме, причем не по своей вине. Неважно, насколько противен мне этот П и его воинство, неважно, насколько велика моя неприязнь к ним лично, к их службе и к проповедуемой ими идеологии. С ними у меня больше шансов на выживание, чем без них. Это истина.