Маска времени - Мариус Габриэль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кейт еще раз закрыла глаза и вновь увидела старую фотографию, которую отдал ей русский генерал. Перед ее внутренним взором предстало изможденное лицо с ввалившимися глазами.
Как трудно отказаться от себя.
«Но одно мне ясно, – продолжала думать Кейт. – Кто бы и кем бы ты ни был, где бы ты ни скрывался в этом мире, я все равно найду тебя. Найду».
Поднявшись на свой этаж, Кейт первым делом заглянула в кабинет Элейн. Та разговаривала со своей секретаршей, но увидев взгляд начальницы, сделала характерный жест, сложив кольцом указательный и большой пальцы.
Кейт все поняла и быстро пошла по коридору к своему кабинету. Все здесь было восстановлено в прежнем виде, словно по волшебству. Даже коврик навахо лежал на месте и выглядел как новый: кто-то вычистил его. Дженнифер почтительно стояла у стола и терпеливо ждала.
– Я извинилась, – еле слышно проговорила она. – Думаю, что сейчас мне следует попросить прощения и у тебя.
Кейт огляделась и тепло улыбнулась в ответ: – Хорошо. Я просмотрела дела и нашла твою работу отличной. В целом я довольна. А теперь нам вместе следует заняться нашими проблемами.
АЙРОН-КРИК
Он вмонтировал стерео в свой вэн, и никогда не отправлялся в путь без дюжины кассет. Ломовик нажал на кнопку: крики, визг гитар ударили по голове.
Вэн выехал на аллею с елями. Она протянулась на две мили – от основного шоссе до самого охотничьего домика. Тихое местечко, затерянное среди гор и лесов.
Ломовик остановил машину рядом с домом. Тяжелые снежные наносы напоминали густые брови, нависшие над глазами окон. Была суббота, но никто еще не появился. Ломовик отпер входную дверь и по инструкции открыл на всех окнах деревянные ставни. Слабый зимний свет придал зловещим чучелам на стенах еще больше мрачности. В сумеречном призрачном свете Ломовику даже показалось, будто медведь вот-вот дотянется и разорвет его на части.
Парень начал медленно разводить огонь в камине. Гости любили большое пламя, поэтому Ломовику пришлось потрудиться, подбрасывая дрова и аккуратно подливая бензину. Наконец мощное желтое пламя рванулось вверх, в дымоход.
Контроль появился после всех остальных гостей. Рассевшись поудобнее у огня, потягивая ледяное пиво и покуривая сигары, гости проверяли охотничьи ружья и готовились к утренней потехе. Когда Ломовик увидел Контроля, то сердце его екнуло. Он был уверен, что сегодня хозяин обязательно отдаст ему долгожданное приказание. В Контроле всегда чувствовалось нечто царственное, несмотря на возраст и грузность. Он сам походил на черного медведя, на хладнокровного убийцу. «Единственный настоящий человек из всех, – решил Ломовик. – По сравнению с ним остальные просто куклы».
Ломовик стоял, как солдат, навытяжку: руки по швам, глаза смотрят вперед. Контроль мимоходом взглянул в сторону Ломовика и улыбнулся – его желтые зубы напоминали клыки медведя. На могучем плече Ломовика висело ружье. Толстые банкиры и адвокаты усмехались, решив, что Ломовик шутит, прикинувшись солдатом. Но они не знали, с кем имеют дело. Им неизвестна ни дисциплина, ни долг.
Контроль не обратил на них внимания:
– Ломовик. Мальчик мой.
И пальцы Контроля опять впились в плечо парня. Ломовик вновь, как обычно, ощутил острую боль: сила Контроля была невероятной. Это не сила старого человека, а настоящего лидера, главаря. У Ломовика будто екнуло что-то внутри.
– Кажется, мы повеселимся сегодня, не правда ли? – приветливо спросил гигант.
– Да, сэр, – кивнул в ответ Ломовик своей стриженой головой.
Двенадцать тысяч акров[18] нетронутой природы, где в изобилии водились лоси и олени, а в ручьях, над которыми повисали после дождя волшебные радуги, – форель. Но Ломовик знал, что истинной страстью Контроля была весенняя охота на медведя. Причем охота настоящая, с собаками и загонщиками. Охота на медведя всегда вызывала особую ненависть местных защитников природы, но Контроль будто смеялся им в лицо – частное владение по-прежнему оставалось неприкосновенным.
Гигант буквально протащил Ломовика к двери. Гравий захрустел под тяжелыми подошвами. Отойдя на нужное расстояние, Контроль отвел затвор и заглянул внутрь. Ружье было великолепным, немецкой работы, с мощным боем, оно способно было повалить здорового взрослого медведя с одного выстрела.
– Мне уже все сказали. Ты хорошо потрудился, мальчик.
От этих слов у парня пересохло в горле. Затвор клацнул и встал на место, а взгляд Контроля сделался непроницаемым, стеклянным.
– Женщина вернулась. Теперь они хотят действий. Скорых действий, понимаешь?
Ломовик вытер рот ладонью – руки его дрожали. Увидев это. Контроль слегка улыбнулся:
– Вспомнил мое обещание спустить тебя с поводка, да?
Ломовик кивнул головой в ответ.
– Эй, готов уже броситься?
Парень бессмысленно улыбнулся: его прыщавое лицо будто разрезали бритвой.
– Нравится, что говорю?
– Да, – еле слышно ответил он.
– Она потаскуха и враг. И ты должен наказать ее.
– Да.
– Сделаешь?
– Когда?
На это здоровяк с такой силой ударил по плечу, что парень чуть было не свалился с ног:
– Скоро, сынок, очень скоро. Может быть, вместе с мистером Реем вам надо будет еще разок съездить в Вейл в конце недели. Понравился городишко? А?
И опять Ломовик смог только кивнуть головой в ответ. Мысленно он уже все сделал и видел это как в галлюцинациях, с мельчайшими подробностями.
– Понадобятся кое-какие дополнительные указания, – добавил Контроль. – Но мистер Рей обещал снабдить тебя всем необходимым. Не волнуйся.
С этими словами Контроль развернулся и пошел в дом. По шуму Ломовик понял, что гости взорвались хохотом на очередную шутку хозяина.
Парень ощутил себя избранником.
МАЙАМИ, ФЛОРИДА
Уставшая, почти как лунатик, Анна буквально ввалилась в свой дом, расположенный на самом берегу океана. Она втолкнула чемодан и закрыла дверь. Время близилось к закату, и лучи солнца, проникая сквозь шторы, ложились полосками на стены. За разросшимся садом было видно, как воды залива уходят ровной гладью за горизонт. Анна хотела бы встать, дойти до берега и окунуться в теплую воду, но тело уже не слушалось ее.
Достав из холодильника банку пива, она почувствовала, как холод проник внутрь. Затем опустилась без сил на софу и вспомнила об Андре Левеке.
Как она могла быть такой неосмотрительной! Это просто глупо – бросать вызов хирургу. Этим ничего не добьешься.
Левек убил бы ее в один миг, если бы захотел. Сам или кто-то из охранников мог бы перерезать Анне горло, а потом сбросить ее в море на съедение акулам.
И вдруг Анне захотелось, как это бывало в подобных случаях, больше быть похожей на мать, а не на отца. Именно отец передал ей этот взгляд на жизнь, эту воинственную мораль. Анна видела мир его глазами, только в черно-белом цвете, чаще всего не идя ни на какие компромиссы. Мать же, наоборот, могла различать оттенки. Но Анну воспитал отец, и поэтому для нее навсегда исчезли полутона, не говоря уже о цветной палитре.
Смерть отца только закрепила плоды воспитания, хотя Анна понимала, что та же бескомпромиссность и погубила его. Если бы у нее была эта способность матери видеть любую проблему со всех сторон… Может быть, Анна предотвратила бы и отцовскую смерть?
Но в то же время именно из-за бескомпромиссности Дрю Маккензи выбрал Анну – молодого специалиста – и сделал ее репортером по расследованиям.
По этой же причине мать и дочь стали с годами почти чужими. Всякий раз, когда мать смотрела на нее, Анне представлялась одна и та же картина: пламя, охватившее развороченный взрывом автомобиль, и улица, усыпанная битым стеклом.
Даже внешне Анна не походила на Кейт. Дочь была смуглой, с густой копной черных волос, пышно спадающих на плечи. Глаза у Анны горели, словно уголья. Красота Кейт больше соответствовала классическому стилю, а стройная Анна вся будто была освещена изнутри таинственным огнем. Дочери достались от матери изящество, гибкость, но не рост, и, хотя Анна объективно была более красивой, чем Кейт, ее красота не бросалась сразу в глаза.
На первый взгляд почти невозможно было догадаться о национальной принадлежности Анны: в ее лице угадывались мавританские черты, кельтские и даже что-то восточное. Большинство мужчин находили Анну экзотичной и необычной. Они были очарованы этим взглядом, губами, обещающими столько страсти и неги. А стройное жаркое тело просто ошеломляло их. Но все они оказывались разочарованы, когда за нежной страстной внешностью обнаруживали вдруг холодный ум и сильную волю. Давным-давно один из ее мальчиков сказал: «Ты похожа на гурию, которая дарит наслаждения всем добрым мусульманам в раю». Анна очень скоро поняла, что ее внешность каким-то образом соответствует распространенному идеальному представлению о женщине, которое нашло свое воплощение в фотографиях журналов мод. Судя по всему, именно эта красота, привлекательно-невинная, напомнила Левеку Голливуд и притупила бдительность.