Журнал «Вокруг Света» №05 за 1989 год - Вокруг Света

2 июля. Вторые сутки иду по Оленёкской протоке к морю. Час ночи. Вода успокоилась. Играет рыба. Судовой ход ушел вправо, а я нырнул в мелкую боковую протоку. Островов в ней много, стало быть, и мелей. Но так короче. Впереди стал быстро нарастать гул. Обрадовался — морской прибой Оленёкского залива. И вдруг, в считанные минуты налетел штормовой силы ветер. Лодку несет против течения, словно щепу. Вот тебе и раз. Сто раз верно — перед бурей всегда затишье. И это, надо полагать, надолго. Загнал лодку в мелкий ключ. От волны укрылся, но оказался на самом ветру.

Холодно. Уснуть не удается. Надеваю на ноги длинные и толстые шерстяные носки из верблюжьей шерсти ручной вязки. Свитер такой же — все специально изготовил для путешествия. Сны разные снятся. Вторую ночь приходят видения группы Шпаро. Несладко им было на ветру в сорокаградусный мороз, хотя экипировка у них первоклассная, не то что у меня — ширпотреб. Заставить бы тех, кто сделал этот спальный мешок, переночевать в лодке, как я.

5 июля. Беру курс на поселок Усть-Оленёк. Болтает изрядно, расшалилось море. К знаку, расположенному на высоком берегу с гигантскими снежными заносами, подхожу с осторожностью. Гребу на расстоянии, опасаясь обвалов. За длинным обрывом открылся брошенный поселок и залив, забитый плавником. Пора бы пристать приготовить харч, да некуда — разобьет лодку о бревна. Сколько леса! Картина эта живо напомнила мне бухту Тикси, также забитую плавником. Побывал я тогда и на территории лесосплавной конторы — нужно было вырубить кусок березы на топорище. Сказать откровенно, такого безобразного, бесхозяйственного отношения к древесине мне не приходилось видеть даже в лесных районах страны. Здесь же даже кустарник не растет. Откуда быть здесь рыбе, что делать нерпе в этом хаосе древесины? В конторе явно недостает одного интересного документа из петровского Морского регламента, который я видел у рыбинспекторов в Булуне. «...Капитан над портом должен иметь надзирание над всей Гаванью и смотреть, чтобы балласту или какого сору не бросали. Також во время чищения кораблей и починки всякий сор должен вывозить, чтоб ничего на дно не упало... також, когда плотничная работа отправляется около кораблей и других работ, чтобы щепы в воду не падали, но на плоты или подмостки и иметь сетки на шестах, которыми щепы с воды снимать, а зимою со льда счищать, а свозить во все дни в удобное место...» Такие вот воспоминания.

От берега оторвался далеко. Дальше сюрприз — по всему фронту впереди ледовое поле! Теплая ленская вода разрушила лед на значительном расстоянии от берега, само же море еще белое. Так я попал в ледовый мешок и зашел в него на несколько километров. При такой волне вряд ли удастся выскочить на лед, а надо бы. В тихую погоду вытащить лодку труда не составляет. Сейчас кромка льда то чуть притапливается, то поднимается над водой. Лед играет. Задача — на гребне волны въехать на льдину.

Первая попытка чуть не стала роковой. В амплитуду волны не попал. Стою на льдине. Удерживаю нос лодки за длинный конец. Дожидаюсь очередной волны, и вдруг лодка соскальзывает в воду. Конец выскочил из рук. Нос уже был в метре, когда мозг выдал единственно правильное решение — прыгать. Прыгнул. Еще беда. Льдина прикрытая, пока примеривался, сдрейфовала, и на свободную воду с двух сторон полезли глыбы двухметровой высоты. Сердце ходуном ходит. Отталкиваясь чем придется, выбираюсь из ловушки. Постоял немного на волне, успокоился, все оценил. Снова выбираю подходящий притопленный край льдины. Кажется, эта ныряет хорошо. Примеряюсь, разгоняюсь — долой нерешительность! На лед летит приготовленный якорь, на мгновение пущено по борту правое весло, и «Пелла-фиорд» всем корпусом сидит на льдине. Следующая волна подтолкнула. Выпрыгиваю на лед и подтягиваю лодку подальше от края. Пронесло. Но лодка не скользит легко, как раньше. Надергался впопыхах, прежде чем сообразил, что сидит она не на льду, а на мелком крошеве промерзшего плавника. Расчистил рядом коридор, переставил в него лодку — и поехали... Вовремя я убрался. Мое первое пристанище раскололось. Пронизанные щепой куски на глазах расходились в стороны. Протащил еще километр лодку по льду. Осмотрелся. В получасе хода, на берегу, видны два строения. Повезло! К дому, пусть и чужому, всегда легче путь.

6 июля. 1 час 30 минут, ночь, солнечно. Передо мной первое на 400-километровом пути рубленое просторное зимовье со всем скарбом: войлоком, шкурами, матрасами, одеялами, подушками. Рядом — банька, худая, но все-таки банька. В зимовье — печка из большой металлической бочки. На севере это очень удобно, бочку можно найти везде. Надо взять себе на заметку — в снаряжение следующей экспедиции брать два хороших зубила на случай сооружения печки в аварийной ситуации. Топить печь не стал. Суп у меня готовый, а чай согрел на газовой плите. К праздничному ужину (по случаю выхода из Ленской дельты) добавил рюмку коньяку.

...Ветер стих, лед от берега отодвинулся метров на сто. Гребу каналом, одно удовольствие. До поселка Усть-Оленёк 40 километров. Чтобы в него попасть, нужно зайти в коренное русло реки. Вот на берегу показались кресты кладбища, антенны, несколько лодок. Поселок небольшой, десятка полтора домов. В некотором отдалении от берега — дом с какими-то вывесками. Из него на всю округу мощный динамик разносит голос Аллы Пугачевой.

Направился к зданию со множеством антенн. Начальник полярной станции Александр Клеменко был занят работой на рации и просил подождать. Потом чаевничали, поговорили. На этой станции он новичок, всего год, а в общем, как он выразился, «с полным набором полярок» — 15 лет работы на Севере. До Усть-Оленёка пять лет был начальником полярной станции на острове Му-остах, что в бухте Тикси. Он согласился проводить меня на могилу Прончищевых и показать поселок. Я поразился убогости домов. Плавника окрест много: почему не строят из него?

— Попробуй возьми, будешь платить как за украденный лес,— пояснил Клеменко.— Я уже научен, оштрафовали на Муостахе.

Проблема плавника на северном побережье страны давняя. Пиломатериалы, круглую древесину доставляют сюда морскими судами за тысячи километров, тогда как плавник, которого здесь многие тысячи кубометров, не используется. Достоверно известно, что никто и никогда его не собирал, хотя бы с целью охраны окружающей среды. Между тем у этого леса есть конкретный хозяин — сплавные конторы. Несут они ответственность за зачистку берегов рек, но почему-то не отвечают за чистоту морского побережья у впадения подведомственных им рек. Десятки лет онежский, печорский, обский, енисейский, хатангский, ленский, колымский лес носится по северным морям, и никому до него нет дела. Что же происходит? Где же предел этому бездумному расточительству? Сходили к могиле Прончищевых. Неприятное зрелище, могила разворочена, как будто плугом по ней прошли.

— Хотели прах перенести на новое место, где установлен памятник, повыше, а выкопать останки не смогли, вечная мерзлота. Так и бросили...

Да, могилу привести в порядок оказалось некому. Все были заняты более ответственным мероприятием — открытием нового памятника Прон-чищевым. Отшумела очередная кампания, и все разъехались. А старое надгробье, под которым так и остался прах первопроходцев, оказалось разоренным.

— Я в этой затее не участвовал,— как бы угадав мои мысли, сказал Александр, словно извиняясь перед заезжим человеком за происшедшее.

Кому пришла в голову мысль перенести прах и установить памятник на новом месте? Разрушение берега, где стоит могила, процесс многолетний, к тому же берег нетрудно укрепить. Скорее всего, стыд за тот хлам, который окружает захоронение, заставил подумать о новом месте — на склоне чистого холма, рядом с захоронениями коренного населения. Забегая вперед, добавлю, что через несколько дней с очередной полярной станции я связался по рации с Усть-Оленёком. Сообщил, что добрался. Клеменко тут же рассказал мне, что спустя трое суток после моего выхода прилетела на вертолете бригада студентов и привела могилу в порядок. Такая оперативность даже позабавила меня. Может быть, в этом деле сыграл свою роль «вокругсветовский» вымпел на лодке и мое появление с фотокамерой у памятника?

7 июля. В ноль часов Усть-Оленёк остался за кормой. Курс 340 градусов на полярную станцию Тэрпяй-Тумса. До нее около шестидесяти километров. Погода солнечная, тихая, даже на несколько минут разделся по пояс. Прошло шесть часов, но вместо ожидаемого берега на горизонте глаз уловил белую линию, постепенно расширяющуюся влево и вправо. Лед! Пытаюсь обойти поле с запада, Два часа гребу вдоль кромки. Пошел на восток и юго-восток... Теперь сомнений нет — впереди сплошной лед.

Под ним — еще в зимней спячке море Лаптевых.

Поволок лодку к берегу. За два часа сделал пять ходок. Припай у берега мертвый — никакой воды. Отчаяние и опять предательская мысль — отступить. Вышел на береговую возвышенность, осмотрел даль в бинокль. Впереди, километрах в пяти у берега, просматривается полоска воды. Она-то и вдохнула уверенность.