Комендантский час (сборник) - Эдуард Хруцкий

– Ты смотри, Степа, сам знаешь, какое дело. А вдруг, на наше дурацкое счастье, Резаный будет действовать в твоем районе. Ты где, кстати?

– Бронная, Патриаршие пруды.

– Смотри, Степан. – Данилов крепко пожал ему руку.

Они шли по темному бульвару к Пушкинской площади – Степан и два милиционера с винтовками СВТ. Вечер был прохладный, собирался дождь, и Степан пожалел, что не взял плащ. Город лежал перед ним пустынный и глухой. Ни людей, ни машин. Когда Степан узнал, что его назначили в патруль, он даже обрадовался. Последние дни он изучал архивные дела Широкова. Отрабатывал все его московские связи. За это время Степану пришлось встретиться с самыми различными людьми. У Резаного связи оказались обширными и неожиданными: старухи из «бывших», которые прятали от ВЧК милого «инженера с Севера». И хотя линии эти были случайны и запутанны, Степан нашел интересную нить, которая вела в подмосковное село Никольское. Именно эта версия казалась Полесову наиболее правильной и точной. Но сейчас не время было думать о Никольском. Совсем другая работа этой ночью, значит, и заботы другие.

У трамвайной остановки рядом с Радиокомитетом они остановили двух работников радио, проверили пропуска и отпустили с миром. На Пушкинской им повстречался инженер, торопящийся на завод. У него ночной пропуск тоже был в полном порядке.

Патруль пересек площадь и пошел по Большой Бронной. На углу Сытинского они буквально столкнулись с каким-то человеком в светло-сером костюме.

– Стой, – скомандовал Степан, – пропуск!

– Нет его у меня, ребята, – ответил необыкновенно знакомый голос, – паспорт есть, удостоверение. А пропуска нет.

Степан на секунду зажег карманный фонарик.

– Ваня Курский, – сказал за его спиной милиционер.

Полесов и сам теперь узнал известного всей стране киноартиста.

– Товарищ Алейников, как же так, без пропуска же нельзя.

– Виноват, ребята. Друга на фронт провожал. Вот и засиделись.

– Там бы и остались ночевать.

– Нельзя, мать больная дома.

– Что же делать? – огорчился Полесов. – Ну, мы вас отпустим, другие заберут.

Внезапно послышался шум мотора. Со стороны Никитских Ворот ехала легковушка.

Степан вскочил на мостовую и поднял руку.

– В чем дело? – Из остановившейся машины вылез военный. – Машина редакции «Красная звезда». Вам пропуск?

– Да нет, товарищ корреспондент, вы помогите до дому человеку добраться, артисту Алейникову.

– Где он?

Артист долго жал Степану руку.

В два часа ночи патруль остановился перекурить на углу сквера, на Патриарших прудах. Пока все было тихо. Они задержали троих без ночных пропусков, передали их постовым.

От прудов тянуло сыростью, и Степан опять пожалел, что не надел плащ.

– Товарищ Полесов, – сказал один из милиционеров, – может, посидим немного, а то ноги гудят от усталости. Мы же в патруль прямо с дежурства попали.

– Давайте еще раз пройдемся вокруг и тогда отдохнем. – Степан погасил папиросу.

Шум мотора он услышал внезапно, потом сквозь него прорвалась трель милицейского свистка. Из переулка вылетела полуторка. На повороте ее занесло, из кузова посыпались какие-то ящики.

Степан выхватил наган и бросился на проезжую часть.

– Стой! – крикнул он. – Стрелять буду!

Машина, не останавливаясь, мчалась прямо на него.

Степан поднял наган, дважды выстрелил и отскочил к тротуару. Его обдало жаром и бензиновой вонью. Машина пролетела в нескольких сантиметрах.

– Стой! – Это кричал милиционер.

Резко ударили винтовочные выстрелы. Полуторку занесло, и она врезалась в металлическую ограду сквера. Двое выпрыгнули из машины. Один из кабины, другой из кузова.

– Стой!

Двое уходили в разные стороны, отстреливаясь из наганов.

Степан бежал за одним, считая на ходу выстрелы. Вот неизвестный остановился у арки ворот. Поднял наган. Две пули выбили искры из булыжной мостовой.

У него оставался один патрон. Ну, от силы два. Степан бросился в черный провал арки. Человек бежал, пересекая двор по диагонали. Вот он снова повернулся и снова выстрелил. Теперь не дать ему перезарядить револьвер. Степан бросился на неизвестного. Нож он увидел в последнюю секунду. Увернулся и сильно с ходу ударил в челюсть.

– Товарищ начальник. – К ним, тяжело стуча сапогами, бежал милиционер. – Вы живы?

– Порядок. Помоги поднять. Как у вас?

– Шофер полуторки убит, второй бандит напарника моего ранил и скрылся.

– Так, где задержанный? – спросил Иван Александрович. – Этот? Значит, фамилию не называет. Что ж ты так, Лебедев? Правда, тебя узнать трудно, челюсть распухла, но мы же с тобой друзья старые!

– Взяли, суки. Только я вам ничего не скажу.

– Где Резаный? – спросил Данилов. – Молчишь. Помни, Мышь, тебя взяли с поличным – раз, магазин ограбил – два, в работников милиции стрелял – три. Для трибунала хватит. Как раз для вышки. Так что можешь не говорить.

Иван Александрович увидел, как мелко задрожали лежащие на коленях руки Лебедева.

– Оформляйте задержание – и в трибунал, – повернулся Данилов к Полесову.

– Стой, начальник! – вскочил задержанный.

– Сидеть! – резко скомандовал Степан.

– Я скажу, только мне явку с повинной оформите.

– Ах вот что! Значит, ты на этой полуторке прямо со склада в МУР приехал. А кто милиционера ранил?

Кто вон его чуть ножом не пропорол, я, что ли? Не будет тебе никакой явки. Ты со скупщиками краденого торгуйся, а здесь МУР, здесь правду говорят, а ее, эту правду, любой суд в расчет берет.

– Пиши, – дернулся Лебедев. – Все скажу…

– Видишь, Степа, – сказал Данилов, когда они остались вдвоем, – опять ушел Резаный. Мастер, что и говорить. Но кое-что нам известно. В частности, твоя версия насчет Никольского окрепла. Там раньше жил благодетель, который нынче Резаного в Москве прячет. Придется нам с тобой вдвоем этим делом заняться. Пока это единственный верный след. Вот, кстати, читай показания Лебедева. Да не здесь. Вот отсюда.

«Широков сколотил банду, в которой есть люди, пришедшие из окружения. Я сам видел у Широкова чемодан, в котором лежала ракетница. Кроме того, он регулярно слушает немецкое радио».

– Понял, в чем дело? – Данилов достал папиросу. – Был Широков белобандит, а стал пособником немцев. Если это мы раньше лишь предполагали, то сейчас знаем наверное, данные точные. Пошли к начальству, доложим.

«НАЧАЛЬНИКУ МУРА

В целях обмена оперативной информацией сообщаем Вам, что, по нашим данным, немецкая разведслужба, система СД засылает в Москву людей из числа лиц, прошедших специальную подготовку в разведшколах. Задача последних – организация паники и грабежей. Мы располагаем точными данными, что указанными лицами руководит резидент, кличка – Отец, имеющий обширные связи с уголовными элементами.

Глава 4

МОСКВА. СЕНТЯБРЬ

Этот сентябрь не был похож на осень. После дождливого августа установилась теплая, ясная погода. Но все же в этой ясности чувствовалось увядание. Осень давала о себе знать, особенно за городом.

Иван Шарапов не любил это время года. Осень всегда предвещала зиму – пору не особенно веселую для хлебопашцев. И хотя он давно уже жил в городе, забыл даже, как выглядит его хата в селе, осень он все равно не любил. Зима и для милиционера не подарок. Намерзся он за службу: в санях, будучи сельским участковым, на посту в Загорске, в муровских засадах.

Нет, не любил Иван Шарапов осень – и все тут. Ну а этот сентябрь был для него вдвойне горше. Немцы шли на Москву. И как шли! Казалось, нет силы, способной остановить их.

Было в этом что-то пугающее. Одновременно страшное и непонятное. Страшно становилось, когда прочитаешь в газете длинный список оставленных городов, и непонятно, как могло произойти такое. Иван вспоминал кадры кинохроники, журнальные фото, графики, доклады. «…И от тайги до британских морей Красная армия всех сильней». Так почему же список оставленных городов все больше и больше?

Помнишь парад первомайский? Единственный, на котором ты был. Пехота шла, винтовки «на руку». Сапоги яловые, гимнастерки зеленые, крепкие ранцы, каски… Потом кавалерия. По мастям, лошади так и пляшут… Над Красной площадью летят «ястребки»… Маршал Буденный в усы улыбается.

Где же вся сила эта? Где?

Но такие мысли Иван от себя гнал. Нельзя ему, работнику органов и большевику, думать так. Нельзя. Он не мальчик. Сам в Гражданскую мотался в полях вместе с остатками кавбригады. А остатков всего два эскадрона еле набралось. Лихо порубала их под Калачом особая группа генерала Покровского. Но ничего, через месяц оправились, обросли людьми, ошибки учли и… Здорово бились на берегу Хопра. Казаки еле ушли за реку.

Убежденность у Ивана была крепкой. Верил он партии, верил, что если партия и народ решили коммунизм построить – значит, построят. А война – это испытание, только отсрочка. Он не участвовал в войне. Он работал. А насколько важна его служба, понял по-настоящему только за эти военные месяцы.