Тайна старого Сагамора - Сат-Ок

- Твои слова согревают меня. Твое великодушие равно твоей силе и мужеству. Счастлива будет та женщина, которую ты назовешь своей скво.

Цветок Прерии взяла руки Зарембы в свои ладони ц, не выпуская их, обратилась к отцу:

- Пусть вождь Черная Туча доверит своей дочери заботу о ранах белого брата.

Несколько дней Заремба провел в уютном, специально для него отведенном типи. Его измученное тело и впрямь нуждалось в отдыхе и покое. Лежа на мягком ложе из медвежьих шкур, он с удовольствием отдавал себя на волю врачующих его индейцев. Ловко, не причиняя боли, они натирали его целебными мазями, приготовленными Цветком Прерий, укрепляли его силы напитками, которые она приносила в берестяной посуде. И каждый раз, когда девушка входила в его жилище, сопровождаемая пожилой индианкой, он испытывал чувство, подобное тому, как если бы в ненастье был обласкан солнечным светом.

Однажды, это было под вечер, полог входного отверстия раздвинулся, и в типи вошел Черная Туча вместе с сыном Мчащейся Антилопой.

- Пусть уши нашего белого брата раскроются, - сказал он, - чтобы услышать радостную весть - Крученый Волос вырвался из-под власти тьмы. Он хочет говорить с белым братом.

Типи, где лежал раненый, находился на краю деревни. По дороге Черная Туча ознакомил Зарембу с лагерем: его укреплением, местами, где готовятся воины к походам, где проводят свои церемониальные праздники.

Волнуясь, Заремба вошел в жилище Крученого Волоса.

- Пускай белый брат сядет рядом,-тихо проговорил раненый и сделал чуть приметное движение рукой. - Я твой должник, - продолжал он, когда Заремба опустился у его изголовья. - И пусть белый брат простит, что я не мог подать свой голос в его защиту. Душа моя блуждала в Краю Теней. Теперь мне стало лучше, и я говорю: белый брат стал братом моей души.

- Ты знаешь, как я порвал с белыми, - отвечал Заремба,-но это не сделало меня одиноким. Среди вас я нашел друзей, нашел братьев. И пусть увеличится мое сердце до таких размеров, чтоб я мог вместить в него свою преданность народу, с которым отныне свяжу свою жизнь.

Прошло десять дней. Справившись с недугом, Заремба был уже в полной силе, когда в деревню на взмыленном коне примчался воин с сообщением, что к деревне приближается стадо бизонов. Все население покинуло жилища. Самые сильные воины на самых быстрых конях двинулись на охоту. Рядом с Крученым Волосом, голова которого была еще повязана, ехал Заремба. Окружив животных плотным кольцом, охотники дружной атакой пошли на приступ. Заремба прекрасно сидел на коне. Ему не раз говорили еще в отряде, что он ловок, как житель степей, но здесь он видел себя неравным среди бронзовых удальцов: на расстоянии не более двух шагов они поражали животное в самой середине дикого стада.

Отдельные смельчаки вскакивали даже на хребет бизона и, мчась на нем, перескакивали на другого, выбирая самого сильного и молодого, а потом одним ударом боевого топора рассекали ему позвоночник, отделяли голову от туловища. Чтобы идти на это, надо обладать не только огромной силон, но и ловкостью, равной которой Заремба нигде не видел. Малейшее промедление - и смельчак может оказаться под копытами рассвирепевшего стада.

С восхищением смотрел Заремба, как Мчащаяся Антилопа, врезавшись в стадо, с диким криком разил бизонов из тяжелого лука.

Не выдержав натиска охотников, оставшиеся в живых бизоны отступили. Когда рассеялась пыль, стало видно, что охота была на редкость удачной. Довольно перекликаясь, охотники объезжали окровавленные туши, делая на них пометки, по которым женщины узнавали убитых своими мужьями и сыновьями.

Чувство никогда не испытанного удовлетворения испытал в этот день и Заремба. Убитый им зверь был одобрен Цветком Прерий. Она сама взялась освежевать его добычу. А он, глядя, как ловко работают ее руки, подумал: "Видно, природой во мне заложен все-таки охотник".

- Запаса мяса хватит теперь надолго, - говорили индейцы, возвращаясь в деревню и обсуждая только что закончившуюся охоту. С одобрением отзывались они и о силе рук своего белого брата.

В заботах о наступающей зиме проходили в лагере дни. Когда яркие листья, тронутые первыми морозами, начали окутывать землю, словно цветным покрывалом, а белая паутина, легко носящаяся в воздухе, опутала и связала ветви деревьев, в типи Зарембы вошли трое воинов. Они были в праздничных одеждах. Огромные султаны из орлиных перьев украшали их головы. Это были Черная Туча, Мчащаяся Антилопа и шаман Добрый Ветер. Он и начал говорить первым:

- Скоро наступит зима. После ее холодных дней хлынут с гор в русла рек мутные потоки воды. Люди снова увидят солнце и будут снова обогреты его лучами. В эти дни наступит Праздник Весны, наш белый брат исполнит ритуальный танец и получит имя, которое заслужит. Ему уже пора готовиться к началу испытаний, где он оставит свое старое и получит новое имя.

- Согласен ли наш белый брат с решением старейшин племени? - спросил вождь Черная Туча. Получив согласие и чуть наклонив головы в знак одобрения, все так же молча и так же торжественно, как вошли, покинули типи Зарембы.

Надо ли говорить, с каким нетерпением ждал Зоркий Глаз следующего вечера. Весь день голова его была занята такими мыслями, от которых его, как от ударов шквального ветра, бросало из стороны в сторону. А когда пришли они снова с белым солдатом, как всегда, на опушку леса и когда в нечаянном движении встретились их руки - не отдернул своих. Заметив же, как тот, прикуривая, потянулся за огоньком, сам протянул его, ловко подцепив кончиком ножа. И тут, впервые взглянув в самое лицо солдата, увидел, что оно изрезано глубокими морщинами, виски, как у отца, белые, в глазах же не нашел он ни зла, ни жестокости. "Чем же ты был ненавистен мне? - подумал и усмехнулся: - Это все Заремба. Он перевернул мое сердце".

У старого Сагамора недаром был взгляд орла. Одинаково хорошо видел он и сверху вниз, и с боков. Не укрылись от него ни усмешка, пробежавшая по лицу сына, ни взгляд его потеплевших глаз. Но не выдал ни словом, ни движением того, что прочел в душе сына. Спокойно, не торопясь уселся на свое место, раскурил трубку, посмотрел на луну, на тронутый ее серебром лес, словно проверяя, все ли свидетели в сборе, все ли слышат его, и начал:

- Наступила зима, пушистая, белая, как кролик вабассо. Холодный северный ветер Кабеун безнаказанно гулял по прерии, трепал голые плечи кленов и верб, пригибал к земле осины, замораживал своим дыханием реки. Только золотые стрелы солнца были ему неподвластны, и, когда появлялись они, прятался среди закоулков огромных гор. И стоило только темной туче заслонить их, как он, рванувшись из укрытия, снова начинал проказничать, засыпая снежным пухом бизоньи космы, а самих их превращая в седовласых старцев. Он дергал гривы и хвосты быстроногих мустангов, загоняя шакалов и волков в глубокие расщелины старых, им же поваленных деревьев.

А когда наскакивал на индейскую деревушку, противно хохотал, сдергивая своими костлявыми, промороженными когтями шкуры с вигвамов, срывал серый дым, выходивший из жилищ людей, долго мял его своими лапами и синей мглой развевал по лагерю. Если и этого ему было мало - врывался в типи, дул играючи на огонь, разбрасывая снопы искр на людей, сидящих вокруг единственного источника тепла, а потом, хохоча, довольный своими проказами, вылетал обратно в широкий простор.

В эти дни Заремба, устроившись поудобнее у костра, вместе со старейшинами племени отдавался познаниям языка чироков, слушал бесконечные рассказы родоначальников, которые расширяли мир его мыслей, или перебрасывался полушутливым разговором с дочерью Черной Тучи - Цветком Прерий. Она появлялась всегда неожиданно и так тихо касалась земли своими мокасинами, что лист, упавший с дерева, и тот производил больше шума. Ее появление Заремба встречал радостной улыбкой, забывая, что не приличествует воину согласно индейским обычаям так открыто проявлять свои чувства. Но пока обряд-испытание его воли, силы и характера впереди, он разрешал себе эту вольность. Не препятствовали этому и индейцы. И даже вождь племени-отец Цветка Прерий.

В один из дней, когда вокруг бесновалась вьюга, шкура, закрывавшая вход в типи Зарембы, откинулась, и появились воины в праздничной одежде, с лицами, так разрисованными ритуальными узорами, что ни одного из вошедших он не мог узнать. Приблизившись, они без единого слова связали его ремнями и отнесли в типи, специально отведенный для обрядовых целей.

Сколько прошло времени с тех пор, как остался он один, трудно сказать. Дни с их мраком и тишиной были похожи на ночи. Отдавшись мыслям, Заремба пробежался по своей прошлой жизни, не желая, чтобы исчезла она, как дым вчерашнего костра, и задумался над планами будущей. Какой она должна стать у него? Скоро наступит время, когда эти простые люди с сердцами, твердыми, как гранит, не потерявшие, несмотря на тяжелую жизнь, отпущенное им природой богатство, назовут его своим сыном и братом.