Зов лабиринта - Наталья Иртенина

На ее счастье у образин была медленная реакция. Пока они неторопливо и бесстрастно зажимали ее в клещи, Ди «с мясом» сдернула дохлые ставни с окна убогой хибарки, содрала полупрозрачную пленку бычьего пузыря (кажется, это и в самом деле был он, как и полагалось средневековой халупе) и, не глядя, ухнула внутрь головой вниз.

Очутившись на земляном полу, подивилась, что не свернула себе шею, мигом поднялась на ноги и с внезапной холодной ясностью осознала: если в этой халупе нет противоположного окна, то она сама себя затащила в ловушку.

Слава Богу, окно оказалось на месте – через два простенка. Вскрыв его точно таким же варварским способом, вылезла на соседнюю улицу.

И опять пошла выматывающая гонка. Она убегала, ее догоняли. Она не слышала их шагов, но кожей ощущала их желание схватить ее и уверенность в том, что добыча не уйдет. «Привязалась же нечистая!» – думала Ди, начиная закипать и злиться – на себя, на уродов, на бесконечное бегство. Если бы они сейчас поймали ее, она бы, пожалуй, наплевала им в рожи и обругала последними словами. До чего прилипчивые твари…

Улица, по которой она неслась, оборвалась стеной-тупиком. Прокляв все на свете, Ди попрыгала в тщетной попытке ухватиться за верх стены. Потом принялась штурмовать барьер с разбега. Третья попытка, как ни странно, оказалась удачной. Беглянка вскарабкалась наверх и обессиленно свалилась на землю по ту сторону препятствия. А затем увидела это.

В паре метров от нее стоял мальчик лет восьми и безмятежно поливал цветочную грядку из собственного краника. После безобразия несусветных тварей в поганых масках и вообще нереальности происходящего этот простейший физиологический акт завораживал.

– Что смотришь? Не видела, как писают? – без смущения спросил ребенок, закончив и завязав тесемки.

– Нет. То есть да. Извини. За мной гонятся. Спрячь меня.

Мальчик посмотрел на чокнутую тетку с серьезным любопытством.

– А что ты мне за это дашь?

– Хочешь шпагу? Правда, она длинновата для тебя.

– Ничего, подойдет. Давай.

Ди отцепила от пояса свою игрушечную махалку и протянула ребенку. Он осторожно взял ее, внимательно осмотрел и кивнул:

– Пошли.

Он взял Ди за руку и повел. Отсюда уже недалеко было до городской стены – кромка ее виднелась над крышами низеньких бедняцких лачуг. Мальчик вел ее прямиком туда – к стене. Ди опасливо озиралась, в любой момент ожидая появления страшилок.

– Не бойся. Их здесь нет, – спокойно сказал мальчик.

– Откуда ты знаешь?

– Они никогда не появляются здесь. Их отпугивает Убежище.

– А как ты узнал, кто за мной гонится?

Мальчик пожал плечами.

– Такая большая, а задаешь такие глупые вопросы. Здесь больше не от кого улепетывать с такой дурацкой перепуганной рожей, как у тебя сейчас.

– А-а. Понятно, – Ди попыталась сделать умное и серьезное лицо вместо «дурацкой рожи». – А что за убежище? И чем оно их отпугивает?

– Убежище как убежище. Я там часто бываю. А больше о нем никто не знает почему-то. Даже эти, мордастые. Но они его чувствуют. Оно не подпускает их близко. А почему, я не знаю. Ну, вот оно – Убежище.

Мальчик кивнул, показывая на совершенно голую, ровную стену, сложенную из обтесанных камней.

– Чтобы открылись ворота, нужно назвать имя.

– Но здесь нет никаких ворот. Это стена.

– Ты разве не видишь – это ворота! – нетерпеливо настаивал ребенок.

Ди уже жалела, что доверилась детским фантазиям.

– Я ничего, кроме стены, не вижу. Послушай, ты лучше…

– А-а! Как же я раньше не догадался! О нем никто не знает, потому что не видят! Хорошо, что ты мне попалась. Теперь я буду знать. Только странно – почему же я его вижу?

– Послушай, мальчик, нет ли здесь поблизости…

– Ты просила, чтобы я тебя спрятал, – снова перебил ее ребенок, – ну так прячься. Давай, говори имя.

– Чье? – В конце концов, ребячья уверенность была по-своему убедительна. Ди позволила себе поддаться ее обаянию.

– Свое, конечно. На чужие оно не открывается.

Ди задумалась. Какое имя она теперь может назвать своим? Только Ди. Но это же не имя. Не настоящее имя. Так, обрывочек. Полумера. Хочется думать, что временная.

– Я не могу. Я его потеряла.

– Вот растеряша! – удивился мальчик. – Странно, почему эти взрослые все время что-нибудь теряют? У вас так много всего, что не жалко чего-нибудь потерять?

– Наоборот, – Ди вздохнула. – Очень мало. И постоянно что-нибудь теряется. Когда ты вырастешь, тоже начнешь терять.

– Ну уж нет. Я таким глупым не буду. Я буду хранить и приобретать. И думать, как получить еще больше. Ладно, так и быть, пользуйся моим именем. Мне не жалко.

Мальчик приложил ладонь к стене и произнес:

– Я – Джузеппе Бальзамо.

У Ди уже не осталось сил удивляться. Этот день ее вымотал, выжал до последней капельки. Она даже не разобрала, чему следовало сильнее поразиться – имени Бальзамо, обычно стоящему рядом с другим, более известным – граф Калиостро, или тому, что часть стены внезапно ожила и бесшумно отодвинулась вбок.

Она просто тупо смотрела на открывшийся ход, точнее, провал в стене, и медленно, очень медленно перебирала в голове клочки мыслей и воспоминаний. Голоса «карбонариев» за дверью: «Пятые врата… бабьи сказки…пятые – врата бессмертия». Чародей, авантюрист, шарлатан Бальзамо и его «универсальные тайны», главная из которых – тайна бессмертия. Имя, открывающее врата бессмертия. И эти врата перед ней – вот он, один из секретов Бальзамо, только сделай шаг. Единственный, которым он сам сумел воспользоваться. Имя – единственное, что ему удалось действительно приобрести и сохранить на века. Как проста и прозрачна, оказывается, тайна бессмертия. И как фальшиво это бессмертие.

– Ну? Чего стоишь, иди. Доберешься до конца и выйдешь на ту сторону.

Ди кивнула и сделала шаг.

Ворота закрылись за спиной. Здесь было просторно и прохладно. И светло, хотя источник света отсутствовал. Казалось, свечение испускают сами стены «Убежища». Ди шагала осторожно, чтобы не спугнуть тишину, но как ни старалась ступать бесшумно, каждое соприкосновение ноги с полом рождало негромкое, но гулкое эхо. Ди представила себе «Убежище» как тонкий, очень чувствительный инструмент, созданный чуткими руками неведомого гения. Казалось, здесь нет и быть не может времени. Точнее, оно было будто спрессованным и потому незамечаемым. Здесь мешались друг с дружкой эпохи, тысячелетия, века, слепленные в короткий отрезок пути от входа к выходу из «Убежища». Ди подумала, что подобные же ощущения, вероятно, испытываешь внутри египетских пирамид. Усыпальницы фараонов тоже служили своим хозяевам вратами в бессмертие. И внутренний механизм их тоже был чуток к вторжениям извне.