Аметистовая корона - Кэтрин Дюксвилл

Графиня усилием воли заставила свои губы двигаться. Единственное слово, сорвавшееся с них было:

— Почему?

— Почему? — Он подошел к ней, такой большой и сильный. — Почему я хочу поблагодарить вас? — переспросил он с неожиданной хрипотой в голосе, — за все те удовольствия, которые вы доставили нам, когда мы были в вашей власти?

Матерь Божья, графиня слышала, как бьется сердце, ей казалось, что оно сейчас выскочит из груди. Она вспомнила, что сняла крест, когда переодевалась, ее взгляд упал на него. Ее нательный крест лежал среди заостренных перьев, которые она приготовила для письма.

Сенрен перехватил ее руку, и Констанция мгновенно очутилась на полу, даже не поняв, как это произошло.

В своей одежде крепостного, в грубой рубашке, босиком, он нагнулся над ней. Золотые волосы, золотистая в пламени свечи кожа, казавшиеся кобальтовыми глаза, борода… Перед ней стоял дикарь — такой желанный и такой опасный.

— Прежде чем я уйду, — сказал он, — вы должны позволить дать что-то взамен вашего гостеприимства…

Графиня прекрасно понимала, что он имел в виду. Ее мысли были только о детях и девушках, они не должны проснуться и увидеть все, что неизбежно должно было произойти. Одна мысль о том, что они могут проснуться, приводила графиню в ужас.

Силы и смелость покинули Констанцию. Но она опять усилием воли заставила себя осознать происходящее. Графиня сняла руку жонглера со своего подбородка.

— Вы многим рискуете, — наконец проговорила Констанция. — Полагаю, что, когда обнаружится ваш уход, рыцари кинутся искать вас. Мои люди могут уничтожить вас…

Он наклонил свою красивую голову и, уже не скрывая восхищения, разглядывал Констанцию.

— Храбрая леди, какая причина заставит сейчас рыцарей вспомнить обо мне среди такой суеты? Такой причины нет, сейчас никому до меня нет дела…

Он медленно сел рядом с ней.

— Вы же знаете, что доброта вернется добротой… Так чего же вы боитесь?..

Графиня глубоко вздохнула, пытаясь унять дрожь и привести дыхание в норму. Она вспомнила об Эверарде. Он, конечно, опять пришлет к ней Гервайза сообщить, как идут дела, и проверить, все ли нормально с ее палаткой. Она подумала, что он может найти время и заглянуть сам, чтобы удостовериться, что все в порядке и ничего не случилось.

Внезапно из глубины палатки раздался сонный голос Ходерн:

— Мама, мама, что происходит?

Жонглер наблюдал за ней. Констанция, стараясь быть как можно спокойнее, ответила:

— Ничего, дорогая, это буря, засыпай… Внезапно Констанция почувствовала его тело рядом с собой, пальцы Сенрена не бездействовали, они расшнуровывали ее платье.

Холодные пальцы жонглера коснулись тела Констанции. Крик, готовый сорваться с ее губ, замер в горле. Она попробовала освободиться, но он одной рукой сжал ее руки, а другой аккуратно снимал платье. Она почувствовала руки Сенрена на своей груди.

— Что вы делаете?

Ее зубы были так плотно сжаты, что она едва могла говорить.

— Может, вам нужны мои драгоценности? Уберите свои руки! Я сниму все мои кольца. Возьмите их…

Он посмотрел ей прямо в глаза.

— Леди Констанция, вы не должны платить за то, что другие сделали со мной…

Она вздрогнула от его голоса. В это время пальцы жонглера продолжали ласкать ее грудь.

— Находясь в этой жалкой колымаге, я много раз представлял себе, какова будет награда за мое, ставшее ужасным, лицо, за избитое тело… У меня было много времени… Когда он произносил эти слова, его пальцы играли с соском Констанции. Они слегка касались его, потом он медленно пропускал сосок сквозь пальцы.

— Вы же тоже хотите этого. Я чувствую, хотите. Зачем же скрывать свои чувства?

Констанция сделала слабую попытку освободиться.

— У меня есть не только кольца. Я везу с собой золото и…

Губы жонглера жадно приникли к губам графини, а его сильные руки в это время проникли к ней под юбку. Сначала он стал поглаживать ее колени, поднимаясь, все выше и выше. Нетерпеливо скинув с нее мешавшую юбку, он продолжал ласкать.

Констанция лежала почти, не дыша, поскольку его склоненная голова и рот мешали нормальному дыханию. Она почти задыхалась. Наконец он оторвался от ее губ.

— Дорогая графиня, я дал себе слово, что заставлю вас кричать, что услышу ваш крик. И я сдержу свое слово, обязательно сдержу!

У нее перехватило дыхание, она глядела в его глаза, похожие на голубые камни. Теперь, когда графиня убедилась в намерениях жонглера, она не могла сдержать дрожи.

— Пожалуйста, не причиняйте нам вреда! Мои дети…

Вокруг рта молодого человека образовались жесткие складки. Он ничего не сказал, но его язык опять вошел в ее рот и стал искать ее язык. Против воли она повиновалась ему.

— Леди, — наконец проговорил он, — даже всего этого будет недостаточно, чтобы вы признали мое превосходство… Он опять просунул руку под ее оставшуюся одежду и снял ее. Теперь Констанция лежала обнаженная в его объятиях, он мог делать с ней все, что хотел.

— Не сомневайтесь, все будет прекрасно… — говорил Сенрен.

Графиня почувствовала его руку между своими ногами.

— Я заставлю вас рыдать! Заставлю визжать! Через несколько минут, она почувствовала, что теряет над собой контроль. Ее ноги сами сплелись вокруг него.

Сенрен шептал ей на ухо:

— Дорогая графиня, это не то, что я хочу…

Она ощутила, как холодный порыв ветра задул за полог палатки, услышала громкий раскат грома, слышала, как капли дождя с новой силой застучали о крышу. Но все это она осознавала как бы помимо себя, ласки Сенрена становились все откровеннее, своей мягкой рукой он проник в ее плоть.

Констанция пробовала молиться, но никакие слова не шли ей на ум. То, что с ней случилось, было невероятно. Жонглер ласкал ее там, где хотел и как хотел, он получал несказанное удовольствие, чувствуя ее плоть изнутри. И она ничего не могла сделать, чтобы остановить его. Пальцы Сенрена нащупали маленькую горошину между ее ногами, и он принялся играть с ней. Он нажимал на клитор, и она возбуждалась все сильнее, уже крик стоял у нее в горле.

Он остановился, но только для того, чтобы снова начать терзать ее, на сей раз языком. Констанция чувствовала, как его язык проникает в нее, чувствовала, как в ее груди что-то нарастает, будто все внутренности поднимаются кверху. Он опять стал целовать ее в губы, поцелуи были сильные и долгие, вдруг она почувствовала между своими полными грудями что-то теплое и жесткое. Он задвигал членом, не переставая ласкать ее. Констанция посмотрела в его глаза и увидела, как они изменились — их как будто заволокло дымкой, жонглер тяжело и часто задышал. Он сказал хрипло, что никогда не чувствовал ничего подобного. Изумленная она смотрела на него, она тоже раньше ни с кем из мужчин не испытывала таких чувств. С того момента, как его руки коснулись ее тела, она стала беспомощной и теперь, когда его рот стал мягко посасывать уже ноющий сосок, была готова разрыдаться.