Птица Ночь - Георгий Вирен

Часа через четыре показались пригороды Столицы.

Ах, февраль, стервец, что он с нами делает! Сейчас листал свою писанину и наткнулся на рассуждения о читателе.

Правильно в народе говорят: «Уничижение паче гордости». А у меня там всё – и уничижение, и гордость неслыханная. Все, мол, быдло, а я – непонятый гений, все, мол, свиньи, а я летаю над ними в неземных сферах! Ох, как стыдно, Георгий! Если никто ничего не понимает, если что взрослые, что молодые только развлекаловки хотят, то зачем ты тогда пишешь?!

Это, брат, уже болезнь! Графомания! И ведь знаешь, подлец, что врёшь, ан нет – приятно себя потоптать и тем, конечно, вознести в святые страстотерпцы. Нет, у нас читатель ой-ёй-ёй, такого ни в каких америках не сыщешь, право слово! Зашёл во вторник в нашу районную библиотеку – девочек с праздником поздравить, и для интересу спросил, кого из нынешних читают. И выяснил – все наши лучшие не залёживаются, по рукам ходят! Иванов, Проскурин, Шамякин, Алексеев, Ананьев, Стаднюк – пойди, возьми их! В очередь записываются! Конечно, Семёнов там, Вайнеры, Стругацкие тоже популярны – этого не отнимешь. Но ведь человеку после трудового дня и роздых нужен. Не всё же ему серьёзные материи штудировать. Опять же занимательность в литературе – великая штука. Я тоже стараюсь сюжет развить… заинтриговать читателя – это не грех.

А ещё зачем-то на нашу молодёжь напал! Это уж совсем никуда не годится. Молодёжь – наша смена, строители светлого будущего, и это святая истина, хоть и превратили её в газетный штамп. Кто, скажем, целину освоил? Кто БАМ строит? И неправда, что только за длинным рублём едут! Это всё мещанские разговорчики. Заработать можно и больше где-нибудь на складе, или в ресторане, или в такси. Если мухлевать, конечно. Да на самой обычной стройке ребята такие деньги заколачивают – любо-дорого посмотреть! Но нашей молодёжи подавай трудности, романтику – сибирские морозы, тайгу, палатки, лишения!

И как это у тебя, Георгий, рука повернулась такое написать?! Это наверняка февральская мокрядь и хандра природы в душе слякоть развели. А пришёл солнечный март – и всё увиделось в правильном свете. Слава богу, что из всего этого только роман для печати предназначен, а остальное – так, мысли вслух. И всё равно – стыдно; какая-то графоманская злобность проскользнула в тех строчках.

Может, и правильно Раиса Павловна и Ростик считают меня графоманом? А?

А вот и буду графоманом! Возьму и напишу в стихах. Печатали же меня в заводской многотиражке. Например, так:

Утром воспела заря пробужденье от дрёмы героя.Встал Римовалс благородный, умылся и вышел на двор.Зубы почистил себе драгоценною белою пудрой,Вытер лицо полотенцем, выплюнул в тазик слюну.

Быстро примчали его шесть шлемоносцев в Квартиру,Двери открылись пред ним, редким металлом звеня.Знал повороты он сам и рукой отстранил провожатых,Все коридоры прошёл, лестницы все миновал.

Потом покрылось лицо, грудь зачесалась под сбруей(Выпить любил наш герой на ночь бетеля кувшин).Так и вошёл Римовалс к Бабушке, трижды великой.Важный, видать, разговор ныне ему предстоял…

Нет, не знаю, как там у Гомера обходилось, но на мой вкус скучновато. Надо поживее.

В этот день, едва проснувшись,протерев глаза от спячки, отрыгнув ночные ветры,Бабушка на ложе сел.Он сидел, правитель мудрый,с думой крепкой и печальной,в ожидании, когда жепринесут ему хитон.

Он сидел, слегка зевая,но сердиться и не думал,ибо знал он про Квартирубольше, чем любой другой.Может, Главный Одевательприголублен Домом Дружбыза сношения с коварными злокозненным врагом?

Может, выкрали из шкафаночью все его одежды(и такое тут случалось),не оставив ничего?Наконец, быть может, простоон давно уже низложен,и судьбу его решаетв дальней комнате Совет?

Так сидел он, а за стенкой,словно буйный зверь, метался,распираемый желаньем,благородный Римовалс.Наконец не вынес муки,обратился к шлемоносцу:«Отопри-ка, братец, быстроличный Бабушкин сортир».

(В это время Одевательуже выбежал с хитоном:оказалось, выбирали,чтоб почище был хитон).Встал тут Бабушка Великийи за стену к Римовалсуон прошёл, быстрее вихря,слыша возгласы его.

Обратился он к герою:«Дело мы начнём согласьем.Не положено по чину,но не буду возражать.Эй, вы, слуги-шлемоносцы,отоприте быстро двери,чтоб не мучился напраснонаш прославленный герой.А потом, в согласье дружном,мы рассудим наши споры…»

И сказал начальник стражи:«Засорился ваш сортир».

ДЕЙСТВИЕ СЛЕДУЮЩЕЕ

Столица. Кабинет Бабушки в Квартире. Бабушка и Римовалс сидят против друг друга на торцах стола, обильно уставленного фруктами, зеленью и напитками. Время действия – за неделю до возвращения Комиссии в Столицу.

Бабушка: Угощайся, друг мой.

Римовалс: Да-да, конечно (рассеянно берёт что-то, кладёт обратно на стол)

Бабушка: Ты чем-то расстроен?

Римовалс: Нездоровится… Годы, наверное…

Бабушка: А я их вроде не чувствую. Всё дела, дела, некогда болеть.

Римовалс: Мне бы твоё здоровье.

Бабушка: Как говорится, береги это самое смолоду. А ты, помнится, не очень-то…

Римовалс: Что было – то было.

Бабушка: Ну ты слишком не расклеивайся, держи себя в руках.

Римовалс: Стараюсь…

Бабушка: Женщин, вот, не обходи. Говорят, что молодит.

Римовалс: Ах, где вы, где вы, женщины моей молодости!..

Бабушка: Не говори, ещё встречаются весьма и весьма…

Римовалс: Не знаю, не знаю…

Бабушка: Ну вот, хотя бы эта… новенькая… Анири, что ли?

Римовалс: Видел. Не в моём вкусе.

Бабушка: Ну ты скрытник! А кто шептался с ней вчера в комнатёнке за Бетелевым залом?

Римовалс: Вот уж сразу и шептался – ничего в этом доме не скроешь! Просто познакомились, поболтали…

Затемнение. Свет выхватывает другую часть сцены, где мы видим это свидание Римовалса и Анири.

Римовалс: Знаю, знаю, всё знаю, больше тебя знаю, и про твоего ребёнка, и про Ясава, и про всю эту историю… (Пауза) Тебе не кажется, что ты здорово влипла?

Анири: Да почему же?

Римовалс: Ты что – не видишь, что у нас происходит?

Анири: Что?

Римовалс: Овечка. Валсидалв и сто его сторонников убиты, архив Дома Дружбы сожжён, Семейные Советы отменены, завтра будет объявлена война… А ты…

Анири: По-моему, нормальная жизнь…

Римовалс (улыбаясь): Чувствуется наше, семейное воспитание… (Резко) Хватит притворяться! Может, ты ещё скажешь, что веришь в эту байку насчёт прощения твоего родителя?

Анири: Ну это было бы слишком…

Римовалс: Так. И дальше?

Анири: Всё я понимаю давно: баб у вас не хватает, а бабушке родить надо.

Римовалс (резко): Он нравится тебе?

Анири: Ты что! Ой, я… (смутилась)

Римовалс: То-то. Дело идёт к настоящей войне. Не с каким-то Гнусным врагом, а с… Поняла?

Анири: Но мне-то что за дело?

Римовалс (издевательски): Ах, тебе нет дела! Ну ладно. Извини. (Оборачивается, будто бы уходя).

Анири: Стой. (Римовалс поворачивается к ней) Есть дело.

Римовалс: Так оно лучше. Ты уже выбрала… или всё ещё, как… цветок в проруби?

Анири: Что такое прорубь?

Римовалс: В нашем климате их не бывает, но это к делу не относится. (С нажимом) К нашему делу.

Анири: Я согласна.

Римовалс: Умница, девочка. Быть тебе… быть тебе…

Анири: Говори же.

Римовалс: Быть тебе на хорошем месте. Даже очень хорошем.

Анири: Э, да ты не виляй, раз уж на то дело пошло. (Подражая Римовалсу) Наше Дело.

Римовалс (полуобнимая её): Будь умницей до конца…

Анири: Что ты, что, мне сейчас нельзя… То есть можно, конечно, но всё-таки…

Римовалс: Я не тороплю с этим. Сначала – Дело.

Анири: Я пойду до конца.

Римовалс (теснее обнимая её): Мы пойдём вместе.

Анири: Что я должна делать?

Римовалс (начинает покрывать поцелуями её лицо, шею): Пустяки, пустяки, мелочь просто…

Анири: Римовалс, что ты делаешь?

Римовалс (продолжая): Ничего особенного, пустяки…

Анири: Нас могут увидеть.

Римовалс: Тем лучше. Подумают, что я просто решил тебя трахнуть. Совершенно естественное и вполне принятое у нас дело…

Анири: Потом, потом, давай действительно – о Деле.

Римовалс: Ах, эта материалистическая молодёжь! (Щекочет её)