Орден. Дальняя дорога - Дмитрий Шидловский

— Гроссмейстер хороший воин, но плохой политик. Я думаю, что если бы он даже узнал, то не придал бы этому значения. Хотя я уверен, что тайна переговоров была соблюдена. Но может, нам тогда начать действовать самостоятельно? Папа слаб. Он будет вынужден признать свершившийся факт. Ведь в противном случае мы сможем вступить в союз с императором Священной Римской империи и Тевтонским орденом, и тогда у него вообще не останется союзников на всем востоке.

— А если не признает? — отрезал инквизитор. — Нельзя, чтобы с первых же шагов мы были осуждены и клиром и миром.

— Но мы ведь можем и не начинать с провозглашения королевства Ингерманландского, а просто захватить власть в ордене, обвинив в дьяволопоклонничестве Альберта и его приближенных.

Инквизитор метнул яростный взгляд на собеседника.

— Наша главная сила — это священники. Они обеспечат нам лояльность подданных, если мы получим благословение Папы. Но в вопросах управления ордена они ничто. Все решают рыцари. Даже если нам удастся доказать дьяволопоклонничество Альберта, даже если Альберт просто умрет, рыцари изберут Гроссмейстером Великого Маршала либо Великого Кантора. Сейчас меня поддерживает не более четверти рыцарей в ордене. Да и те в основном из вновь прибывших. Их голос в ордене слаб. Я делаю все, чтобы исправить положение. Но если мы не создадим королевство, то не сможем контролировать ни торговлю, ни войска. Если бы мне удалось убедить Альберта создать войско на основе всеобщей воинской повинности, мы бы добились, чтобы этим войском командовал Цильх. Это усилило бы нас неизмеримо. Сейчас мне передано ополчение Цильха. Это сильный козырь но если у меня не будет достаточных оснований, чтобы взять верховную власть в Петербурге, мне не удастся удержать ее.

— Вы правы, — низко склонился Паоло.

— Да я знаю, что прав, — рявкнул инквизитор. — Но это ни на йоту не приближает меня к победе. Поэтому я хочу, чтобы ты немедленно выехал к Папе, где бы он сейчас ни находился, в Риме или Авиньоне. Клянись, умоляй, убеждай, ползай на брюхе. Убеди Урбана, что вернее слуги, чем я, у него нет. Убеди, что Альберт служит лишь своим интересам и не печется о святом престоле. Обещай что угодно. Мне нужна булла Папы о создании королевства Ингрийского. Пусть там даже не будет ни слова об Альберте. Я сумею его свалить. Но в борьбе за гроссмейстерский жезл я бессилен.

— Хорошо. Я отправлюсь в путь тотчас же.

Глава 18

Новгород

До Новгорода плыли на корабле, приставая ночью к берегу и разбивая охраняемый лагерь. Петербург Артем покинул впервые с того злополучного дня, когда попал в этот мир. Проведя здесь больше года, он мало-помалу привык к зловонию улиц, крикам и толчее. Тем разительнее был контраст, когда он попал на природу. Тем более что природа здесь еще не была тронута прогрессом. В первые дни он просто как зачарованный любовался подступающими к берегам лесами, наслаждался плеском чистейшей невской воды, вдыхал прекрасный свежий воздух.

Достаточно быстро он нашел себе занятие на привалах и стал тренироваться с оружием в парах с ландскнехтами. В доме барона у него такой возможности не было. Хотя, как он обнаружил, то, что он обучал барона и Питера языку, помогло ему самому углубить и систематизировать свои познания в местной версии русского языка. Что же, «уча учи, уча учись». Однако практика в освоении холодного оружия прервалась. Слоняясь от стены к стене в вынужденном безделии, Артем вдруг понял, что ему сильно не хватает чего-то нового. Он учился всегда. Еще в институте, на первом курсе, когда ему было еще семнадцать, придя в каратэ, открыл для себя удивительный мир Востока и боевых искусств. Занимался с упоением. Было безумно интересно. Он ясно видел, что нет того порога знаний, за которым можно было бы сказать: «Я знаю все». Понял он и то, что знание без практики — пустышка. Изучил в теории, примени на практике. Жизнь дала по носу, думай, что упустил, не учел, не узнал. А при всем этом нужно еще и физическую форму в порядке поддерживать. И понял, что это путь на всю жизнь. Постепенно перенес это свое отношение и на сферу профессиональных интересов, да и на всю жизнь. Постоянно читал, интересовался, изучал. Пока… Впрочем, в этом мире вопрос скорейшего обучения в новых условиях стал вопросом жизни и смерти, а освоение искусства боя, с его точки зрения, стало по-настоящему жизненной необходимостью.

Но вот, оказавшись в четырех стенах, он обнаружил, что не ощущает больше тех стимулов к развитию, какие имел раньше. Таких хороших условий жизни и столь высокого статуса в этом мире у него еще не было, но его душила скука, пустота. К его удивлению, большинство людей вокруг именно так и жили. Зачем изучать больше того, что нужно, чтобы услужить хозяину, если ты слуга, или торговать, если купец. Свободное время можно посвятить пиву и женщинам. Хотя он быстро пришел к выводу, что в его время многое было точно так же. Ведь большинство его коллег интересовались не профессиональным ростом, а карьерой, что вещи весьма разные. Профессиональный рост — это уровень профессиональной подготовки. А карьера — должность, власть. Она еще и лестью и клеветой делается, и даже легче, чем работой. А стало быть, какими-либо знаниями, кроме личных привычек начальника, из его сослуживцев интересовался мало кто.

Но не таковы были профессиональные воины этого мира. Отсутствие тренировок для них могло означать смерть в первом же бою. Они, как и считал нужным Артем, практиковались постоянно. На первой же стоянке Артем подошел к одному из латников и предложил поупражняться на мечах. Солдат наградил Артема презрительной улыбкой, но согласился. Однако первые же выпады Артема показали ему, что перед ним серьезный противник. Старина Цильх хорошо знал свое дело. Да и сенсею, который родится лет через пятьсот восемьдесят, надо бы в ножки поклониться.

Так и повелось. На каждой остановке он упражнялся, солдаты спарринговали с ним, Питер наблюдал с интересом, барон же сразу скрывался в своей палатке и не покидал ее до отплытия.

В Новгороде барона фон Рункеля со слугами разместили в самом кремле, где была резиденция наместника ордена. Небольшая часть кремля была отведена под палаты митрополита Пимена, главы Православной церкви Северной Руси. В подворье на другом берегу Волхова располагалась резиденция посадника Святослава, воеводы новгородской дружины и гражданского правителя новгородских земель. В сферу его компетенции не входили только вопросы рыцарей и немецких поселенцев. Всеми вопросами последних занимался наместник ордена. Немецкое население новгородских земель было значительно малочисленнее, чем в окрестностях Петербурга, однако это и вынудило немецкие власти обеспечивать им здесь приоритет всеми доступными мерами. Любой суд наместника (а в компетенцию этих судов входили все дела новгородских бояр и все споры, касавшиеся немецких поселенцев) при первой же возможности выносил вердикт о лишении имущества и земель новгородцев, которые мгновенно перераспределялись в пользу немцев. Посадник, человек сильный, но вынужденный, в силу обстоятельств, стать хитрым политиком, отчаянно балансировал, стремясь максимально уберечь интересы новгородцев и избежать репрессий против себя и своих людей со стороны орденских властей. Впрочем, был он человеком достаточно популярным и авторитетным среди новгородцев и предотвратил не одно столкновение между ними и немцами.

Артем с ландскнехтами были поселены в казармах личной охраны наместника. Казармы эти имели общий двор с казармами личной охраны митрополита, набиравшейся из новгородских дружинников. Барону же с Питером было отведено крыло в доме наместника. Целые дни они проводили то на осмотре укреплений и инспекции войск гарнизона, то в беседах с наместником. Предоставленная самой себе охрана должна была оставаться в кремле. Свободного времени имелось в избытке. Артем продолжал тренировки. Впрочем, тренироваться постоянно невозможно, а глубокая неприязнь между стражниками митрополита и немецким гарнизоном была видна невооруженным глазом, и с Артемом новгородцы беседовать не были намерены, поскольку он был слугой немца. Хотя из общения с ландскнехтами Артем почерпнул немалую информацию о жизни в этих краях. Так прошло восемь дней.

В тот жаркий полдень Артем с несколькими солдатами грелся на солнышке, сидя на скамейке во дворике казарм. Некоторые играли в кости, остальные судачили. Меж скамеек пробиралась юная девушка, приносившая еду и питье русским дружинникам. Артем заприметил ее еще в первый день. Одета она была в традиционную русскую одежду, стройна, ступала грациозно, мягко и величаво, была необычайно мила и имела роскошную длинную косу до пят. Однажды, столкнувшись с ней у входа во двор, он увидел пару озорных, бездонных, как лесные озера, глаз и обомлел. Теперь, зажмуриваясь, он всякий раз видел эти глаза. И каждый раз, встречая девушку, он провожал ее долгим взглядом. Артем все время хотел приблизиться, заговорить, узнать, как зовут. Но сколько ни пытался подойти к ней, девушка неизменно скрывалась в палатах стражников митрополита. Обычно она обходила немцев на большом расстоянии. Однако сейчас, идя от входа в казарменный двор, не могла не пройти между скамеек, на которых сидели ландскнехты. Артем засмотрелся на нее и вдруг обнаружил, что она тоже смотрит на него с нескрываемым интересом. Их взгляды пересеклись, девушка мгновенно опустила глаза к земле, густо покраснела, ускорила шаг и вдруг попала в руки преградившего ее путь немца. Здоровый ландскнехт, относящийся к той категории воинов, которую обычно именуют солдатней, ухватил девушку за косу, плюхнулся на лавку, откуда только что вскочил, перегнул пленницу через колени и, придерживая правой рукой, левой задрал ей подол выше талии, выставил девичьи прелести на всеобщее обозрение и, крякнув: «О, как хороши», — опустил лапищу на очаровательные ягодички. Все ландскнехты, сидевшие вокруг, взвыли от восторга. Девушка закричала изо всех сил.