Чечня рядом. Война глазами женщины - Ольга Аленова

– Не дури, никакой «Альфы» здесь нет, ты что, думаешь, мы людьми не дорожим?

– Где мои люди, где вертолет? – закричал Эдиев.

– Людей уже привезли, осталось немного, потерпи, – сказал генерал.

В это время в автобусе стало плохо молодой женщине. Ее муж Сергей сказал, что женщина беременна, и попросил Эдиева отпустить ее. Тот кивнул головой. Сергей довел жену до выхода и передал генералу Кондратьеву, а сам вернулся назад. – Аслан расслабился, он поверил Кондратьеву, это было заметно, даже автомат оставил в пустом кресле, – говорит Дмитрий Шандров. – Правда, взял Ф-1, выдернул чеку, а гранату положил в стакан. Сказал, что вариант верный, если стакан разобьется – взорвется и граната. И пошел курить с этой гранатой в руке.

Около часа ничего не происходило, и террорист снова занервничал. Долго вызывал генерала Кондратьева, но тот почему-то не отвечал. Тогда он крикнул Сергею, который только что вывел жену из автобуса:

– Эй ты, лысый, иди сюда, пойдешь к краю моста.

Сергей вышел под дулом автомата. Эдиев спустился на последнюю ступеньку и сказал:

– Сейчас я в тебя постреляю, тогда генерал быстро придет. И выстрелил два раза, но в воздух.

– Третий выстрел должен был быть настоящим, – вспоминает жена Сергея Ирина. – Сначала он держал автомат вверх дулом, а потом направил прямо на Сергея. Кто-то в автобусе сказал: «Сейчас он его грохнет». В это время раздались выстрелы, и я отключилась.

Первая снайперская пуля попала террористу в ногу, вторая угодила в живот. Растерявшегося Сергея кто-то толкнул на землю, и появившиеся словно из-под земли бойцы «Альфы» бросились к автобусу.

– Когда он вывел Сергея, я думал, он попугать решил, – говорит водитель Каракулин. – Потом слышу выстрелы и вижу: он, Аслан, вползает в автобус, рукой за живот держится. Матерится сильно и кричит: «Всем сидеть, взрываю автобус». И что-то делает со своей бомбой на груди. Тут в автобус полетели дымовые шашки, что-то взорвалось, я сквозь дым увидел, что у гаишника Андрея Урасько, что с нами ехал, нога в крови, и выпрыгнул из окна автобуса.

Когда террорист Эдиев, получивший две снайперские пули, вполз в автобус, через разбитые окна уже лезли спецназовцы. Они еще не знали, что террорист только один, поэтому толкали всех, кто был в автобусе, на пол, и выбивали из их рук любые предметы. В это время уже расстрелянного Эдиева, с разорванным животом (под ним взорвалась граната в стакане, так называемый «афганский колокольчик»), накрыли брезентовой накидкой и вынесли из автобуса. Только потом через окна и дверь стали выносить людей. «Скорая» сразу забрала семерых получивших осколочные ранения. Среди них – милиционер Урасько, он был ранен осколком в берцовую кость, 70-летний мужчина с ранениями плеча и ушибами ребер и Дмитрий Шандров с множественными осколочными ранениями голени и колена. На месте пришлось оказывать помощь пожилым женщинам и 80-летнему Яструбенко, который едва держался на ногах.

Через несколько минут освобожденных заложников отвезли в гостиницу «Кавказ», где их допросили следователи Ставропольской прокуратуры, которые пообещали, что утром все пассажиры злополучного рейса будут доставлены домой.

На мосту остались милиция, судмедэксперты и работники прокуратуры, которые около двух часов работали у тела Эдиева. Простые милиционеры смотрели на убитого издалека, ближе подойти не давали. Сообщили, что из Грозного привезли мать и дядю убитого, но к месту трагедии их не пустили.

– Завтра утром в морге увидят, опознают, – сказал судмедэксперт. – А то в таком виде его трудно узнать будет.

Но первым его узнал командир спецбатальона краевого УВД Виктор Гранкин:

– А ведь это он был тогда, в 1994 году.[2] Доллары из вертолета разбрасывал! Ведь ушел тогда, думали, никогда не встретимся. Так нет же, опять полез. Видно, есть Бог на свете.

– А если бы он взорвал гранату, сколько людей бы пострадало? Разве можно было так рисковать? – спросил кто-то из заложников, наблюдавших за происходящим, у милицейского начальства.

– Спасибо скажите, что живые все, – ответили ему. – В таких случаях без потерь, как правило, не обходится.

– Страшно было, – говорит старик Яструбенко. – Войну прошел, в концлагере был, мины под ногами взрывались, да не думал, что на старости такое увижу. Как палить стали да взрыв, я голову в колени зажал, уж не чаял дожить.

Старик чуть живой, но от госпитализации отказался:

– Старуха дома одна после инсульта, надо быстрее к ней ехать, а то уж узнала, наверное, про автобус.

С утра в комендатуре Ленинского района Грозного военные готовились к спецоперации. Мы уговаривали командиров взять с собой и нас, журналистов. Командиры согласились не сразу, убедил их наш последний, достаточно наивный аргумент:

– Мы покажем и расскажем, как на самом деле проходит зачистка.

– Ладно, только держитесь возле бойцов, – разрешили нам. Пока командир спецгруппы инструктировал бойцов, майор по имени Саша рассказывал, что этой осенью минирование дорог и территории, по которой обычно передвигаются военные, усилилось в несколько раз. Последний раз Саша был в Грозном весной, тогда, по его словам, были только цветочки:

– Только сейчас мы поняли, что такое минная война.

Наконец дают команду к отправлению. Подразделение саперов на БТР и группа прикрытия на «Урале» уже на местах, ждут только нас. Лица у всех серьезные, кто-то проверяет автомат, кто-то, не стесняясь, целует нательный крест. Говорят, что теперь на каждую зачистку отправляются вот так, не зная, вернешься ли назад. На инструктаже командир поставил задачу, и теперь все знают, что в районе, в котором пройдет зачистка, на улице Жуковского, уже было три подрыва бронетехники. Мы забираемся на БТР, ребята протягивают нам руки, помогая устроиться. За секунду до выезда во двор комендатуры въезжает «уазик».

– Фээсбэшники приехали, – объясняют ребята, – значит, дело серьезное.

Майор ФСБ приказывает нам слезть с БТР, говорит, что на спецоперации журналисты не нужны. Мы в три голоса упрашиваем майора, но он, уже не слушая нас, уходит проверять готовность бойцов. Оператор НТВ успевает передать одному из бойцов цифровую камеру:

– Серега, сними, что успеешь.

О Сереге говорят, что он сапер от Бога. Однажды он пошел на разминирование в комнатных тапочках и обезвредил несколько мин.

Мы желаем ребятам удачной работы, и через минуту все они, саперы, спецназ и фээсбэшники, скрываются за воротами комендатуры.

Через 40 минут коменданту передают по рации, что БТР подорвался на фугасе.

– У нас один «двухсотый», пятеро «трехсотых», – хрипит кто-то в трубку. – В нас стреляют.

Еще через пару минут передают, что стрельба прекратилась.

Вскоре БТР и «Урал» возвращаются в комендатуру. На БТР – злые бойцы и еще не засохшая кровь, в грузовике – труп погибшего сапера. Раненых, а среди них оказался и наш знакомый Сергей, сразу же отправили в аэропорт.

Нам отдают камеру, запачканную кровью. Потрясенные бойцы собираются вокруг убитого. Он весь посечен осколками, и товарищи не узнают его лица.

– Он спиной ко мне сидел, спиной к спине, – всхлипывает без слез рыжий парнишка. – Он все на себя взял, все на себя…

Ребята рассказывают, что, проведя зачистку, обратно возвращались по той же дороге. Еще по дороге на задание кто-то обратил внимание на немолодого чеченца у большого дома из красного кирпича. Он сидел на табурете у ворот и улыбался.

– Когда мы ехали назад, на дороге у этого дома сработал фугас, – рассказывает командир спецгруппы. – Он был начинен гвоздями и болтами. Сразу после взрыва со стороны дома начался обстрел, мы тоже ответили огнем. Но стрельба быстро стихла, а когда мы бросились к дому, там было пусто.

Вместе с комендантом мы выезжаем на место взрыва. Здесь уже тихо, редкие прохожие говорят, что ничего не видели. Только одна женщина рассказывает, что взрыв слышала, что осколки залетели даже к ней во двор, а у нее дома был маленький ребенок. Большой дом из красного кирпича с изображенным на воротах долларом действительно пуст.

– Кто мог заминировать дорогу? – спрашиваем мы у женщины.

– Да они сами и подорвали, – спокойно отвечает она.

– Кто? – не понимаем мы.

– Федералы, – так же спокойно отвечает женщина.

– Подорвали сами себя! – мы с изумлением смотрим на женщину.

Женщина смущается и отводит глаза:

– А что, есть погибшие? Ну, тогда я не знаю.

В марте 2002 года в комендатуре Грозного мне рассказали о том, что из всех силовых подразделений, работающих в Чечне, лучшие результаты у чеченского ОМОНа. Я решила выяснить, как чеченцам удается работать лучше федеральных военнослужащих. В чеченский ОМОН меня доставил знакомый таксист. Омоновец с автоматом на воротах долго рассматривал мое журналистское удостоверение, потом связывался по рации с командиром, потом дотошно осматривал мой рюкзак.