Венерин башмачок - Алина Знаменская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну что, верная жена, не желаете ли приступить к исполнению супружеских обязанностей?
Оксана, как могла, старалась выглядеть невозмутимой.
— Ты выпил, Игорь. И не забывай, что ребенок спит.
— Ребенок? — Игорь шутовски вскинул брови. — Какой ребенок? У нас есть ребенок? Ах да, это ведь у вас есть ребенок! У вас, а не у меня! Зато у меня есть жена, которая обязана…
Игорь дернул Оксану на себя, пуговицы с халата посыпались на пол. Оксана попыталась оттолкнуть мужа, увернуться, но он вцепился в нее, и они вместе упали на пол. Игорь озверел. Он зубами сдирал с нее халат, и, хотя Оксана царапалась и кусалась, агрессивность делала его сильнее, чем он есть на самом деле. И когда он справился с ней, задышал зло и по-звериному неровно, Оксана увидела Юльку, сонно хлопающую ресницами. Юльку разбудила возня. Она уселась в кроватке, в недоумении наблюдая за родителями.
После безобразной сцены Игорь сразу сник. Затих на полу и даже не повернул головы, когда Оксана поднялась, стала одевать хныкающую Юльку, когда собирала какие-то вещи в сумку. Оксана не знала, куда идти. К свекрови нельзя — начнутся неизбежные вопросы, на которые ей нечего ответить. Не оставалось ничего, кроме как попроситься на постой к Инне Викторовне.
— Вы остаетесь у меня, это решено, — выслушав путаный рассказ Оксаны, заявила Инна. — Места много, всем хватит. Живите сколько понадобится. И я постараюсь тебе помочь, Оксана. Но чтобы помочь, я должна знать правду.
Оксана сквозь слезы посмотрела на Инну.
— Какую… правду?
— Юля действительно дочь Игоря?
Оксана застыла на секунду, а затем качнула головой: нет.
* * *Чина услышала легкие шаги и насторожилась. Задний полог заколыхался. Одна из шкур отодвинулась, и в синем свете луны появилась чья-то физиономия.
— Кто здесь?
— Это я, Зелена…
Теперь Чина и сама узнала девочку. Та отодвинула шкуры и на четвереньках вползла в хижину.
— Как ты прошла?
— Сейчас очередь Синюхи охранять тебя. А ты же знаешь, у него ломит ноги, и поэтому он не ходит кругом, как полагается, а лишь сидит у костра и греет свои кости. Когда я подбиралась сюда, Синюха клевал носом. Я принесла тебе ежевики.
Девочка достала из-за пазухи свернутый котомкой лопух. Чина развернула его. На мягком листе красовалась россыпь крупных черных ягод.
— Спасибо.
— Чина, ты сердишься на меня?
Зеленка опустила глаза в пол, устланный душистой травой.
Чина пожала плечами:
— Нет, не сержусь. Ты ведь не знаешь, что такое любовь.
— А что такое любовь, Чина?
Когда-нибудь ты познаешь ее сладость. Это бывает так: при одной мысли об этом мужчине кровь быстрее бежит по всему телу. Ты без труда угадываешь те минуты, когда он думает о тебе, — так горят щеки. Ты узнаешь его шаги еще до того, как они раздались, — по характеру хруста ветки и шорохам травы. А когда он рядом, тебе не нужен никто, только он один. Его голос — лучшая песня. Это так сладко — повиноваться ему…
— Повиноваться?
— Да! Да! Ощущать его силу, идти за ним, быть нужной…
— Но ведь еще совсем немного, и тебе самой станет повиноваться все племя! Неужто тебе не хочется стать матерью-Прародительницей? — недоверчиво переспросила Зеленка.
— Хочется. Но если придется выбирать между властью и любовью, я выберу любовь. Ты ведь сама видела его, Зелена!
— Да…
Зеленка зажмурилась. А когда распахнула глаза, то заговорила торопливо, подстегивая саму себя:
— Вчера ночью, когда тебя увели, совет продолжался. И было решено выследить Чужака и поймать.
— Они схватили его?! — Чина метнулась к девочке, ежевика рассыпалась, растерялась в траве.
— Он пришел к водопаду в час бледной луны. Наши сидели в засаде. Черный Жук и другие накинули на него сеть.
— Они поймали его как птицу! — Чина вскочила, заметалась по хижине.
— Сядь, Чина, Синюха проснется!
— Что они собираются делать?
Чина едва сдерживала дрожь. Она схватила Зеленку за плечи и стала жадно вглядываться ей в лицо.
— Ты знаешь их план?
— А иначе зачем бы я пришла сюда? — важно спросила Зеленка.
— Ну говори же!
— Они решили спрятать его в пещерах. Они объявили ему, что освободят его сразу, как ты согласишься стать женой того, кого назначит тебе в мужья племя.
— О-о… — Чина зло сжала кулаки.
— Черный Жук надеется, что ты сразу согласишься. Потом тебе и Прародительнице скажут, что Чужак ушел, а на самом деле его хотят убить. Я сама слышала! Жук шептался с Рогозом…
Чина опустилась на колени, вдавливая сочные ягоды в траву. Кожа выпачкалась соком. Волосы спрятали лицо девушки, и Зеленка не могла видеть — плачет Чина или нет. Некоторое время сидели молча.
Зеленка догадывалась по напряженной позе Чины, что та думку думает. Было слышно, как трещат сучья в костре да мыши пищат в сушняке.
Наконец Чина подняла голову. Зеленка отшатнулась, увидев выражение глаз девушки.
Чина заговорила, не давая Зеленке опомниться и вставить хоть слово.
— Побежишь к Заразихе, найдешь у нее сон-траву. Сделай так, чтобы она не увидела. Сможешь?
— П-постараюсь… — стуча зубами от страха, пообещала девочка.
— Подлей настойку в питье страже.
— Чужака охраняют Рогоз и Сныть.
— Хорошо. Сделаешь так, как я прошу?
— Я вес сделаю для тебя, Чина.
— Забирай все мои браслеты, все подвески. Все забирай!
— Нет. Нельзя. Догадаются… Я боюсь за тебя, Чина! Даже если Рогоз и Сныть уснут, вы не успеете выбраться из пещеры. Скоро рассвет!
— Не бойся. Я что-нибудь придумаю. Беги же скорей, Зеленушка!
Девочка мышкой скользнула за полог — и вовремя. Со стороны костра раздался шорох. Чина увидела мужскую фигуру, выросшую на пороге.
— Жук?1
Она не верила своим глазам. Он посмел прийти к ней ночью! Он переступил порог ее жилища! Что он думает о себе?
— Я не звала тебя, Жук. Уйди.
Жука не остановила сухость Чины. Он сделал еще шаг, чтобы показать, что не боится её.
— Ты нарушил закон. Ты переступил порог будущего Прародительницы племени, — напомнила Чина. — Думаю, это не всем понравится.
— Прародительницы? — усмехнулся Жук. — Ты сказала — Прародительницы? А не ты ли вчера ночью отреклась от своих привилегий? Ты сказала, что бросишь племя и пойдешь за Чужаком, куда он скажет, ты…
— Я прекрасно помню, Жук, что сказала на совете Это мое дело. И ты здесь ни при чем.
— Я знаю, Чина, ты уже пожалела о том, что сказала на совете. Да гордость мешает признаться. Хочешь, я помогу тебе?
Чина взглянула на него, не скрывая презрения.
— Ты? Ты хочешь мне помочь? Чем же?
Жук переминался с ноги на ногу. Его и без того сутулая фигура казалась еще более искривленной Ему приходилось пригибать голову, поскольку жилище было построено для женщин и его долговязой фигуре не хватало места.
— Если мы с тобой вместе выйдем из хижины на рассвете и люди у костра увидят это, то ты спасена. Все забудут, что ты вчера сказала у костра. Меня объявят твоим мужем, и тогда…
— Ты займешь место у моих ног на совете! Я правильно говорю, Жук?
Лицо Жука передернулось. Его черные глаза маслено блеснули в темноте.
— Ты думаешь — меня прельщает твое положение? Ты ошибаешься! Мне нужна ты, и ты это знаешь.
Жук шагнул к ней, и теперь Чина остро ощутила его запах — запах пота, костра и вяленых шкур. Она выставила руку впереди себя.
— Этого не будет. Я никогда не выйду утром с тобой из одной хижины. Я тебе это уже говорила.
— Подумай, Чина! — Жук схватил протянутую руку. — Ведь если бы я хотел стать главным мужем верховной женщины, то дождался бы, кого поставит совет вместо тебя. Но я пришел к тебе!
Черные глаза Жука плавились от вожделения. Чина чувствовала дрожь в его руках. Голос его срывался от страсти. Она попыталась оттолкнуть его. Но вместо того чтобы повиноваться, Жук придвинулся еще ближе. Его пальцы впились ей в предплечья.
— Отойди, Жук! — прошипела она, царапая ему грудь.
Но Жук обезумел от страсти. Он обхватил ее и попытался повалить на устланный травой земляной пол. Чина вывернулась и в момент оказалась в другом углу хижины. Жук не удержал равновесие и упал. И, как был; на коленях, пополз к ней, блестя в ночи сливовыми глазами. Чина двинулась вдоль стены. Жук вскочил на ноги и бросился к ней. Он схватил ее и впился мокрыми губами в ее рот. Его руки шарили по ее телу. Чина толкнула Жука. Они упали и покатились в отчаянной борьбе. Никогда прежде долговязый Жук не мог одолеть ее в состязаниях. Она плавала лучше, была более проворна в ловле птиц, а уж в охоте Жук и не пытался с ней состязаться. Но сейчас, вымотанная переживаниями последних дней, она оказалась не готова к борьбе. Жуком двигала страсть. А Чина знала, какую силу придает страсть.
Наконец ей удалось оторвать от своих губ его ненасытные губы — она двумя руками держала его подбородок. За порогом хижины треснул сучок. С трудом переводя дыхание, Чина заговорила: