Год черной собаки. Фантастический роман - Игорь Подколзин

— Я знаю, — покраснела девушка. — Вас зовут Фрэнк, а меня по-настоящему — Юта Шервуд.

— Тем более. Раз нам это известно, мы уже как родные. Вам понятно, что предпринять?

— Да, мистер Грег, — она запнулась. — Но когда уходить отсюда?

— Тотчас, едва нас обслужите. Сделайте одолжение, мисс Юта, принесите, пожалуйста, пива или воды. Получите по счету, затем ступайте и плюньте в самодовольную физиономию похотливого щенка. Хотел бы я на него взглянуть в этот момент.

— Хорошо. — Она вымученно улыбнулась. — Я сделаю, как вы сказали. Но может, вы передумаете и не уедете? А я…

— Чудесно. — Он потрепал ее по розовой щечке. — Я пойду к друзьям, они ждут. И веселее. А ехать мне необходимо.

Когда он возвратился к столику, Эдерс и Уваров перешептывались с видом людей, проникших в какую-то тайну.

— А вы, оказывается, весьма и весьма, — усмехнулся доктор, покачал головой и погрозил Грегу пальцем. — Да-а-а.

— Что весьма? — спросил, усаживаясь, Грег.

— Неравнодушны к симпатичным представительницам слабого пола. Теперь проясняется, почему вы нас сюда заманили. Прямо скажем, у вас есть вкус. Перед такой даже я, — он выпятил грудь, — не устоял. Прелесть. Ничего не возразишь, просто прелесть. И как ее занесло в этот вертеп? Впрочем…

— Все они… — начал хмуро Уваров, сквозь зубы.

— Эта девушка чище нас с вами в сотни раз. — Грег сердито прищурился. — Днем она угощает разных шалопаев пивом, а ночью на эстраде — созерцанием своего прекрасного тела. Ради того, чтобы содержать больную мать и сестренок; отец погиб — несчастный случай на работе. Фирма, естественно, отказалась выплатить пособие. А теперь свинья — сын владельца бара — домогается близости с ней, принуждает к сожительству.

— Все, — безнадежно махнул рукой Эдерс. — Бедняжке не отвертеться. А жаль, такая славненькая и совсем молоденькая. Боже мой, и это в наш просвещенный век. Дикость.

— Все они, — начал Уваров. Правда, было неясно, кого он имеет в виду — девушку или сына хозяина.

— Она уже отвертелась, — весело воскликнул Грег. — Так что, доктор, вы ошиблись. От-вер-те-лась, — повторил раздельно.

— Вы хотите сказать — переспала, и дело с концом. Чему же вы радуетесь, Грег? Это недостойно и совсем не похоже на вас, удивляюсь вашему цинизму. Мне стыдно за вас и горько. Вы…

— Радуюсь тому, что оболтус опростоволосился. — Грег захохотал. — Я устрою ее стюардессой на авиалинию «Альбатрос». Потом поступит в университет — она окончила колледж и мечтала заниматься медициной. Вот и пусть лечит убогих.

— А на какие шиши будет жить? Кормить мать и детей? Чем платить за учебу? — возразил Эдерс и снова взмахнул рукой. — Скатится, как тысячи ей подобных. Ох, боже, даже в боку закололо.

— Все они… — процедил Уваров.

— А вот и не скатится. Я дал ей пять тысяч, для начала хватит, — невозмутимо ответил Грег. — А там будет видно.

— Вы дали ей пять тысяч? — одновременно воскликнули Эдерс и Уваров.

— Ну а кто же? Добрых фей, к сожалению, уже нет, а до рождества с Санта-Клаусом далеко.

— Она ваша родственница? Приятельница? Наконец, любовница? — прищурился доктор. — Или вы — гоню мысль — хотите ее купить?

— Она ничья любовница. Просто хороший человек, которому надо вовремя помочь, иначе близкие умрут с голоду, а она станет проституткой, — перебил Фрэнк.

— Грег, — взгляд Эдерса выражал сожаление, — вы все-таки ненормальный.

— Раньше в России таких называли малахольными, зачарованными или блаженными, — с одобрением сказал Уваров.

— Уму непостижимо, — Грег хмыкнул, — что у нас творится в нашем благодатном обществе, в наш великий прогрессивный век? Едва сделаешь что-либо доброе, тебя тут же объявляют не в своем уме. За сегодняшний день два совершенно противоположных по профессии и характеру человека не преминули мне об этом заявить. И оба, по их словам, относятся ко мне с симпатией, желают только добра.

— Если совершенно трезвому финну двое скажут, что он пьян, финн идет и, ничтоже сумняшесь, ложится спать, — вставил с улыбкой Уваров.

— Кроме того, — Эдерс постучал пальцем по столу, — вы делаете не благое дело, а беспардонную глупость. Бросаете на ветер деньги какой-то малознакомой сомнительной особе. Тем более на всех обездоленных и обиженных вас все равно не хватит.

— Она не малознакомая и не какая-то. Вам что, денег жалко?

— Не жалко. — Эдерс вытянул ладонь. — Удивительно, что вы избрали стезю детектива. Вам следовало заделаться сельским провинциальным патером, всепрощающим и смиренным, раздающим направо и налево манну небесную.

— Патеры не раздают манну, — поправил русский.

— А я далеко не всепрощающ, — резко возразил Грег. — Мне кажется странным, как вы оба, кого судьба так трепала, и гнула, подняли вой из-за каких-то грошей.

— Это мы-то подняли вой из-за денег? — взвился Уваров. — Да плевать я на них хотел, провались они в тартарары.

— Полюбуйтесь на этих Крезов, — вспыхнул доктор. — Пять тысяч для них гроши, и они на них плюют. Вы кто такие? Ханты? Ротшильды? Дюпоны? Шейхи Кувейта? Мы с вами почти нищие, а вы… — он замолчал, подошла официантка.

— Пожалуйста, ваше пиво. — Она поставила на стол полные кружки.

— Спасибо. — Грег погладил ее руку. — Вот вам за заказ. Ступайте, сбрасывайте эту змеиную кожу, да не забудьте плюнуть в морду сыну Джекки, а также навестить нас завтра.

— Благодарю вас, мистер Грег. — Она присела в книксене. — Вы так помогли мне, я никогда не забуду. — Она улыбнулась, губы задрожали, и побежала к стойке.

— Скажите, пожалуйста. Благодарю вас, мистер Грег, — передразнил, выпятив губы, Эдерс. — Ей следовало, как вислоухому кутенку, повизгивая от восторга и избытка чувств, подпрыгнуть и лизнуть вас, Фрэнк, в нос.

— Ну зачем так, доктор? — Грег был растроган. — На ваших глазах произошло великое таинство. Скончалась Моника и возродилась Юта Шервуд.

— Это еще, как говорят, бабушка надвое сказала, — вставил Уваров. — Усопшую вы знали и отзывались о ней доброжелательно, а вот какова будет новорожденная… Деньги, они…

— Послушайте, Фрэнк Грег, — не дал договорить русскому Эдерс, отхлебнул из кружки и облизал губы. — Я не удивлюсь, если вы в один далеко не прекрасный день уведомите нас, что сочетаетесь браком с какой-нибудь попавшей в житейский переплет, страдающей от бытовых инсинуаций бедняжкой. Нисколечко не удивлюсь.

— Вы имеете в виду Юту?

— Это может быть и кто-то другой, запутавшийся и заблудший. Но в данном случае ее.

— Помилуйте, доктор, она молода и красива, а я калека и ей не пара. Кроме того, я, вероятно, выгляжу анахронизмом — признаю лишь обоюдную любовь. Так сказать, единство душ и сердец. У нее же ко мне никаких чувств, исключая разве благодарность, нет. А жаль… Весьма жаль.