Отвага - Паскаль Кивижер

играл в домино со старичком-адмиралом и пожилыми дамами, попивая ромашковый чай. Адмирал изумил всю компанию, выиграв две партии подряд, и теперь неустанно сам себе аплодировал. Он мгновенно забывал о прежних проигрышах и казался сам себе непобедимым. Лемуан застенчиво кашлянул и попросил прощения за то, что прервал игру. Его радушно усадили за стол, налили ромашкового чая и даже вручили костяшки.

– Ваш ход, – поторопила гостя Гвендолен.

– Вы хотите сказать, что…

– Ходите, ходите, – приглашала Бланш.

– Возможно, мсье Лемуан пришел к нам не просто так, – подал голос Лукас, игравший в домино только для того, чтобы убить время в ожидании вестей от Эмы. – Кстати, вы тоже получили приглашение от короля?

– Пока ничего не получал. Что за приглашение?

– На прием, – пояснила Бланш. – Завтра в Тронной зале.

– Что за прием? – снова спросил Лемуан.

– Мы уже битых два часа гадаем, – призналась Гвендолен.

– К сожалению, я о нем впервые слышу, – огорчился Лемуан. – Я пришел с другим вопросом. Малаке дель Пуэнте Саез – это имя вам что-нибудь говорит? Новый гость Жакара кажется Манфреду подозрительным. Бенуа поселил его в королевские покои.

– Нет, ничего, – отозвался Лукас.

Адмирал внезапно поднял голову и уставился неведомо куда, поглаживая лысый череп. В голове у него забрезжила какая-то картинка, пока что совсем размытая. Цветущие глицинии… огнедышащие марионетки… дель Пуэнте… Пуэнте Саез… Встревоженный принц… Юнга, которого тащат танцевать…

– Адмирал! – подбодрил Лукас.

– Все как в тумане, доктор.

Для Дорека дель Пуэнте был связан с помолвкой в открытом море и ссорой с Тибо. Вряд ли хоть одно неуютное воспоминание всплыло бы на поверхность. Зато бал вызвал в памяти встречу со старинным приятелем по морской школе, и цепочка приятных ассоциаций позволила припомнил одну деталь.

– Он торговец, торгует обувью.

– Нет, он торгует кофе, – поправил адмирала Лемуан.

Адмирал упрямо набычился:

– Башмаками!

Дорек нахмурился. Он припомнил еще кое-что:

– Башмаками и женщинами!

– Что-что? – встревожился Лемуан.

– «Писано черным по белому на бумаге, что я заплатил означенную сумму, и с тех пор эта женщина мне принадлежит», – процитировал адмирал, словно сам превратился в Малаке.

Лукас вскочил так резко, что стул упал.

– Ее нужно спасти немедленно! Где она, черт подери?! Лемуан! Где она?

– Успокойтесь, доктор Лукас, – испугалась Бланш.

– Какой уж тут покой! Эта гадина приползла за Эмой! Скорее, Лемуан!

Гадина? Дамы замерли в ужасе, один адмирал беззаботно улыбался.

– Вспомним добрые времена, мои славные товарищи по морским…

– Идемте, идемте, – торопил Лукас, натягивая старенький плащ.

Но астроном не сдвинулся с места. Одной рукой он постукивал косточкой домино, другой поднял очки на лоб, а затем стал тереть себе глаза. Гвендолен показалось, что он плакал.

– Что случилось?

– Эма… она…

– Не стоит, – оборвал старика Лукас. – Вы поможете мне ее найти. Я ищу ее не первый день, спрашиваю всех подряд, где она, и никто…

– Я знаю…

– Что?! Где?!

– В башенке Восточного крыла на последнем этаже. Дверь заперта на два засова, у дверей пять мушкетеров, и все вооружены.

– Справимся! Идемте!

– Эма… она…

– Что она? Договаривайте! Не тяните!

– Она лишилась рассудка…

Лукас в ужасе смахнул со стола костяшки, и они разлетелись во все стороны. Он бы и стол перевернул, не удержи его Гвендолен. Глядя на доктора в упор и пощипывая усики, она сказала решительно:

– Спокойствие, Лукас Корбьер! Нет неразрешимых задач, ответ найдется всегда!

Гвендолен даже не подозревала, что оказалась права во всем. Ответ нашелся совсем в другом месте: в доме Манфреда, в теплом уголке у камина, где он наслаждался вечерним покоем вместе с Лавандой. Мажордом питал слабость к своей младшенькой, потому что она ничуть на него не похожа. Илария, старшая, высокая стройная красавица, требовательная и строгая, воплощенное совершенство с высоко поднятой головой и опущенными ресницами, – точь-в-точь его копия. А вот малышка Лаванда, эльф с торчащими ушками, розовыми щечками и кукольными ручками, не признавала никаких правил и слушалась только внутреннего голоса. Причем внутренний голос подсказывал, что можно и даже нужно перелезать через изгороди, ябедничать на Батиста или обрызгать чернилами ковровую дорожку, предназначенную для торжественного шествия. Лаванда пренебрегала правилами из благородства, и Манфред, рыцарь установлений и предписаний, закрывал глаза на ее вольности. Он ценил в дочери то, чем тоже мог бы стать, но не стал. Во всяком случае, пока. Лаванда внимательно смотрела на рюмку, и отец позволил ей отхлебнуть чуть-чуть.

Они ждали Лисандра, тот приходил к ним каждую неделю за новостями. Приставленный к нему мушкетер, он же тюремщик, оставлял свой пост по средам между десятью и половиной одиннадцатого, чтобы запастись контрабандным табаком. Лисандр узнал его тайну и готов был открыть ее всем остальным, если бы мушкетер поймал его под окном.

Сегодня как раз среда, на часах десять минут одиннадцатого, и Лаванда надеялась, что Лисандр вот-вот появится. Ведь он околдовал ее с первой встречи. Акцент Бержерака, длинный нос, жесткие волосы, ноги-ходули, покатые плечи, хмурый взгляд… Все вокруг смеялись над ним, а Лаванде он казался прекрасным. Она замечала, что в его глазах светился острый ум и отражалась грусть, отголосок тяжелых переживаний. В душе Лаванды таился огонь, поэтому она угадывала его и в нем, будто слышала те слова, что Лисандр никогда не высказывал вслух. Ей нравилось одиночество, не покидавшее мальчика, как черная тень на ярком солнце. Но оно же мешало познакомиться с ним поближе. Лаванда просто радовалась, что Лисандр приходил к ним, и все. Если он пропускал одну среду, она ложилась спать в дурном настроении.

К счастью, сегодня Лисандр пришел, и Манфред сразу задал ему самый главный вопрос.

– Дель Пуэнте, а дальше как? – переспросил Лисандр.

– Саез.

Лисандр потер подбородок точь-в-точь, как сделал бы Тибо.

– Понятия не имею.

– Извращенец, – уточнил Манфред. – Расхаживает голышом… Вот черт!

Из коридора послышались быстрые шаги. Потом уверенный стук в дверь. Без сомнения, Илария. Да! И вместе с ней Лемуан. Он едва дышал, нос покраснел от холода.

– Работорговец, – вот все, что он выговорил, протирая пальцами запотевшие очки.

– Что-что?

– Саез торгует женщинами.

– Женщинами? – воскликнула Лаванда.

– Вы уверены? – не поверил Манфред.

– Доктор Корбьер подтверждает.

– Теперь он не доктор, – по привычке уточнила Илария.

– Это не важно, важно совсем другое.

Манфред поднялся и уступил свое кресло Лемуану. Он привык прислуживать другим, как тут усидишь в самом лучшем кресле?

– Придвигайтесь поближе к огню, Лоран. Вот платок для ваших очков.

Лоран взял белоснежный отглаженный платок, который протянул ему Манфред, и послушно уселся в кресло.

– Что же нам теперь делать? – вздохнул он горестно.

Никто ему не ответил. У них не было ни власти, ни оружия, только кинжал, который Лисандр получил от Тибо в наследство. Эма под семью замками, у Саеза охрана, и сами они под постоянным наблюдением. Они не знали, что задумал Жакар, знали только день и час назначенного приема. В самом деле, что же делать?..

Илария решила, что самое время угостить всех медовым печеньем. А потом ушла гладить форменный костюм.

– Его надо уничтожить, – объявила Лаванда.

– Нельзя говорить с набитым ртом, – сделал ей замечание Манфред.

– Уничтожить кого? – спросил Лисандр.

– Торговца женщинами, – ответила Лаванда и запихнула в рот печенье целиком.

Все слушали,